Увы, Нэнси-младшая и Тина были другого мнения.
Нэнси первой обнаружила, что все ценные вещи бабушки куда-то делись. Она сразу позвонила Тине. Сестры провели собственное расследование и очень скоро узнали от прислуги, что вещи забрала Барбара.
– Да кто она вообще такая, чтобы распоряжаться бабушкиным добром? – в сердцах воскликнула Нэнси.
– Бабушка ей такого права не давала! – подхватила Тина.
Следующие две недели сестры старались не давать воли возмущению. Ситуация была щекотливая. Посовещавшись, Нэнси и Тина решили: нельзя спускать всё на тормозах.
Тридцатисемилетняя Нэнси упрямством пошла в отца. Разубедить ее не представлялось возможным, смирить ее гнев – тоже. Как и Фрэнк Синатра, его старшая дочь привыкла говорить, что думает (свойство не всегда конструктивное). В данном случае Нэнси капитулировать не собиралась. Чтобы они с сестрой проглотили такую обиду?!
Двадцатидевятилетняя Тина порой уступала сестре в решительности. Вот и сейчас она сомневалась – а действительно ли Барбара совершила преступление? Может, и правда, надо просто подождать, пока зарубцуется рана? Ни за что, возражала Нэнси. Барбара много на себя взяла, нужно поставить ее на место, а то она вообще на шею сядет. Под влиянием сестры Тина позвонила отцу.
– Ты что, шутишь? – не поверил Фрэнк.
Тина убедила его, что ей вовсе не до шуток.
– Ладно, Горлинка, я разберусь, – пообещал Фрэнк. – Не волнуйся.
Фрэнк поднял тему с Барбарой, и Барбара не стала ходить вокруг да около.
– Ты – наследник своей матери, – сказала она. – Я только защищала твои интересы!
– От кого? – поинтересовался Фрэнк.
– У нас не дом, а какой-то вокзал, – объяснила Барбара. – Я считала, что поступаю правильно. Наверняка сама бабушка ждала от меня именно этого. У меня и так дел невпроворот, а я еще за ее вещами приглядываю! Я думала, ты мне спасибо скажешь.
– Допустим, ты права, но ты огорчила моих дочерей, – заметил Фрэнк.
Он не рискнул принять сторону Нэнси и Тины, однако и не выступил в защиту Барбары.
– Я этого не ожидала, – призналась Барбара своей подруге Эйлин Фейт за коктейлем в ресторане. – Мне казалось, Фрэнк за меня заступится.
Барбара клялась, что преследовала самые благородные цели. Зачем ей настраивать против себя дочерей Синатры? Или они думают, что у нее недостаточно мехов, драгоценностей и прочего? Да Синатра ее буквально завалил дорогими подарками! Даже предполагать нелепо, что она польстилась на свекровино добро.
– Значит, вам надо собраться втроем и всё спокойно обсудить. Без Фрэнка, – предложила Эйлин Фейт.
Барбара возразила: едва ли это хорошее решение. Фрэнк своих дочерей лучше знает, он ничего подобного не предлагал, и Барбара будет следовать его советам.
Эйлин гнула свое: Барбара – взрослая женщина, пусть ей интуиция подскажет, как уладить дело. Что касается Фрэнка, когда ему удавалось конфликты разрешать? Вот создавать конфликты – это да, это по его части.
В ходе очередного разговора Фрэнк заявил: не стоит заострять внимание на инциденте и тем более – впутывать новых людей. Может, если Барбара просто вернет вещи Долли в ее дом, буря утихнет сама собой. По крайней мере он, Фрэнк, на это надеется. Пусть Нэнси с Тиной спокойно выберут дорогие для них реликвии. Барбара возразила: кто же против-то? Пусть выбирают, когда немного оправятся после похорон, для этого она, Барбара, и спрятала всё добро!
В итоге она вернула вещи туда, откуда взяла. Нэнси и Тина, добравшись до бабушкиного наследства, заявили, что недосчитались изрядного количества драгоценностей, мехов и прочего. Понятно, что сестры теперь были почти уверены: отец просто-напросто разрешил своей жене оставить наиболее приглянувшиеся вещички.
– Она, значит, папины интересы защищала, – годы спустя возмущалась Тина. – А вот от кого? Ответ напрашивается сам собой. Барбара пыталась оградить папу от своих самых серьезных соперников – от нас, его детей.
Усыновление нового Синатры?
Барбаре Маркс довольно долго не верилось, что она стала законной женой Фрэнка Синатры.
– Я чуть ли не каждый день щипала себя, чтобы убедиться: это не сон. Я, Барбара Энн Блейкли, тощая девчонка с косичками с миссурийского полустанка, действительно стала миссис Фрэнсис Альберт Синатрой. Неужели я вышла замуж за певца, легендарный голос которого впервые услышала в пятнадцать лет?
Впрочем, осознав до конца эту мысль, Барбара решила: большего счастья и быть не может. Она очень надеялась, что и Фрэнк так же счастлив. А теперь, внимание, вопрос: хотела ли Барбара включить в семью Синатра и своего сына, Бобби? Именно этим вопросом задалась Тина Синатра весной 1977 года, поговорив по телефону с Мики Рудином.
– Они что-то затевают, – предупредил Мики, а через секунду уточнил: – Фрэнк, того и гляди, усыновит Бобби Маркса.
– Бобби не ребенок! Ему двадцать пять лет! – воскликнула Тина. – Где это видано – усыновлять взрослых людей?
– Факт остается фактом, – произнес Мики. – Если вам это не по нраву, поторопитесь.
Тине нужно было время на обдумывание.
Откуда о грядущем усыновлении узнала Нэнси-младшая – непонятно. Велика вероятность, что от того же Мики Рудина. В отличие от сестры Нэнси время на раздумья не требовалось. Она сразу позвонила отцу, излив на него весь свой праведный гнев.
Детям Фрэнка Синатры определенно не стоило беспокоиться о своем будущем. По завещанию им полагались права на все записи отца, в то время как Барбаре отходила большая часть имущества. Усыновление Бобби Маркса ни на что не влияло. Но не из-за денег Нэнси-младшая устроила скандал.
– Я считаю, сделать Бобби Маркса Бобби Синатрой – фатальная ошибка. Это плохо как для нас, так и для него. Сначала общественность долго будет строить догадки, кто же на самом деле отец Бобби. А что потом? Кто-нибудь подумал о Бобби? Кто-нибудь представляет, каково быть отпрыском Фрэнка Синатры? Ты всё время под прицелом, ты шагу без репортеров не ступишь, – говорила Нэнси-младшая. – За внимание, деньги, положение в обществе надо платить. Я вот всю жизнь плачу́. Проблемы бывают у каждого, но на некоторых они прямо-таки сыплются. Нет, еще один Синатра никому не нужен – ни нам, уже имеющимся Синатрам, ни миру.
Новый конфликт тлел много месяцев, однако дочери Синатры не вступали в открытую конфронтацию ни с Барбарой, ни тем более с Бобби. Фрэнк снова утверждал, что совместное обсуждение проблемы между Нэнси, Тиной и Барбарой только усугубит ситуацию. В итоге Нэнси и Тина направили свое негодование на отца.
Нэнси и слышать не хотела о возможности усыновления Бобби Маркса. Тина в отличие от сестры такую возможность рассматривала. В конце концов Бобби – единственный сын Барбары; сколько же времени он будет исключен из семьи? Не пора ли его официально приблизить? До сих пор Синатры с такой проблемой не сталкивались, ведь ни у Авы, ни у Миа детей не было.
Тина успела отлично изучить своего отца, давно поняла – чем больше ему возражаешь, тем тверже он стоит на своем. Лучший способ заставить Фрэнка Синатру что-либо сделать – денно и нощно его от этого поступка отговаривать. Волновалась она главным образом из-за брата. Действительно, если папе так уж приспичило установить тесные отношения со взрослым мужчиной, почему бы не выбрать для этой цели тридцатитрехлетнего сына, родного и единственного? Впрочем, сам Фрэнк Синатра-младший решил не ввязываться. Как всегда, он был занят личной жизнью, работой, друзьями, как всегда, не участвовал в интригах сестер. А уж воевать против усыновления Бобби Маркса – нет, увольте!
– Ты, папа, наверное, с ума сошел! – все-таки крикнула как-то раз Тина в телефон. – Ни в коем случае! Нельзя, и точка!
Глупо было со стороны Тины диктовать отцу, что можно, а что нельзя. Фрэнк сам говорил: «Не вздумайте мне приказывать». Его друг Дэвид Теббетт утверждает:
– Чем активнее пытались давить на Фрэнка, тем активнее он сопротивлялся.
Короче, Тина выбрала неправильный подход к отцу. Известно было: чем чаще говоришь Фрэнку «нельзя», тем тверже его намерение доказать: кому-то, конечно, нельзя, а Синатре – можно. Теперь он окончательно решил: усыновление состоится.
– Не понимаю, из-за чего такой сыр-бор? – спросил однажды Фрэнк своих поверенных.
– Видите ли, мистер Синатра, ваши дети будут крайне недовольны, – подал голос один поверенный.
– Почему? Им-то что за дело? – разбушевался Фрэнк. – Они ничего не теряют! Пускай заткнутся! Это касается только Бобби. Я сделаю его Синатрой. А завещание останется прежним. Мои родные дети ни цента не лишатся. Ничего не изменится!
Едва ли Фрэнк сам верил в то, что говорил. Разумеется, и завещание, и обстановка в семье должны были измениться. Но в своей горячности он не подумал, что на Барбару, которую и так подозревали чуть ли не во всех смертных грехах, обрушится новое обвинение: это она настаивает на усыновлении Бобби, пытается таким способом закрепиться в финансовой империи Синатры.
– Я тут ни при чем, – клялась Барбара. – Фрэнк сам додумался до усыновления.
Позднее Барбара рассказывала: они с Фрэнком летели в его самолете, их разделял проход. И вдруг, словно школьник, Фрэнк передал Барбаре записку. Она ее развернула и прочла: «Собираюсь усыновить Бобби». Также Фрэнк писал, что любит Бобби, хочет считать его своим сыном. Бобби, дескать, заслуживает быть «частью большой семьи». В первый момент Барбара подумала, что Фрэнк шутит, настолько нелепой показалась ей затея. Потом они принялись обсуждать «за» и «против». Фрэнк позвал Мики Рудина, который сидел в хвосте самолета. Мики изо всех сил пытался разубедить Фрэнка. Но тот, похоже, решил твердо. Мики было сказано: «Давай, берись за дело!»
Вернувшись в Лос-Анджелес, Барбара позвонила сыну и поведала о планах Фрэнка. Бобби воспротивился. По словам Барбары, он сказал так:
– Мама, я в усыновлении не нуждаюсь! Фрэнк собирается сделать широкий жест, спасибо ему, но я совсем не хочу, чтобы меня официально усыновляли!