– Почему мы останавливаемся? – недовольно спросила Франсуаз.
Я не склонен водить автомобиль так бесшабашно, как это делает моя партнерша, однако я вряд ли стал бы тормозить на прямом отрезке дороги с хорошим покрытием, не отягощенной оживленным движением.
На педаль тормоза я нажал потому, что иначе мне пришлось бы сбить человека в военной форме, стоявшего на середине дороги и махавшего правой рукой.
– Я не настолько не люблю военных, – ответил я.
Военный фургон для перевозки солдат находился на обочине. Он съехал с шоссе немного дальше, чем следовало бы, и теперь стоял немного криво, завалившись в канаву одним колесом.
– Думаешь, они заблудились? – прошептала девушка.
Франсуаз всегда понижает голос в таких случаях, чтобы человек, находящийся на расстоянии пятидесяти футов от нашей машины, не смог ее расслышать.
– Любимая, – ответил я, сбрасывая скорость еще больше, – если это то, о чем мы говорили, я задеру твою хорошенькую юбочку и отшлепаю тебя прямо на этой дороге.
– Ты только обещаешь, – вздохнула она.
Я не отказывался от мысли, что голосующий на дороге человек отойдет в сторону, когда поймет, что я не собираюсь останавливаться. Но он стоял там по-прежнему, и, пожелай я его объехать, мы могли свалиться с дороги.
– Может, стоило все-таки его сбить, кэнди, – пробормотал я.
Он подошел к нашему автомобилю и приложил руку к брови.
– Забыли, как определять стороны света по часам? – осведомился я. – Мы не продаем автодорожные карты.
– А я ничего не покупаю, – ответил человек. Он наклонился ко мне, и в его руке появился пистолет.
– Выходите из машины, – приказал он.
Я никогда не спешил угождать окружающим, даже если они располагают таким средством убеждения, как пистолет. Иное дело, когда он направлен в мою сторону.
Я вздохнул и начал выбираться из салона.
На мгновение мне пришла в голову мысль сбить человека дверцей, но потом я решил, что так можно попортить краску.
– Надеюсь, теперь ты счастлива, дорогая? – пробормотал я.
– Я тебе не «дорогой», – отрезал человек с пистолетом. – Пошевеливайтесь, у нас мало времени.
– У нас, – с достоинством ответил я, – его более чем достаточно.
За военным фургоном началось какое-то движение. Я бы предпочел увидеть там группу болельщиц студенческой бейсбольной команды, но поскольку желание моей партнерши только что сбылось, с моим приходилось подождать.
На дорогу вышли пятеро. Хорошая новость состояла в том, что они не держали в руках пистолетов. Плохая – что они были вооружены револьверами и винтовками.
Ни на одном из них уже не было военной формы, и я мог бы заключить пари с дятлом, обрабатывавшим дерево где-то в футах двадцати от меня, что если вывернуть наизнанку костюм того, кто вышел встречать нас первым, то я увижу бирку с надписью «Театральные костюмы Хеллмана».
Или что-нибудь в этом роде.
– На мундиры для всех у вас не хватило денег? – осведомился я, но мою шутку никто не оценил.
Франсуаз стояла по другую сторону автомобиля, уперев руки в бока.
– Должна признать, бэйби, – сказала она, – кое-что подтверждает твою теорию.
Я присел на капот автомобиля и сложил руки на груди.
– Надеюсь, ты помнишь, что я говорил про юбку, – напомнил я.
Франсуаз фыркнула:
– Не могу дождаться.
Пятеро человек приблизились к нам. Я просмотрел ту часть своих убеждений, что относились к правилам хорошего тона, и решил, что с ними можно не здороваться.
Человек в военной форме отдавал приказания.
– Садись за руль, – отрывисто сказал он, обращаясь к одному из своих товарищей. – Отгонишь машину подальше в лес. Закидай ветками, ее не должны найти слишком быстро.
Тот кивнул и направился к автомобилю, сунув за пояс свой револьвер.
– Это дорогая машина, – напомнил я, но эти слова отчего-то мало их заинтересовали.
– Обыщи девчонку и не спускай с нее глаз, – продолжал человек в форме.
Они действовали не так четко и слаженно, как если бы были настоящими военными. Тем не менее что-то похожее у них получалось.
Второй мужчина споро подошел к моей партнерше и уткнул в нее короткое дуло револьвера.
– Мальчонка, – процедила девушка, – не дай тебе бог испортить мне эту куртку.
Машина подо мной двинулась, и мне пришлось встать с капота.
– А теперь, – продолжал человек в форме, – вы осторожно – осторожно – отдадите нам свое оружие.
– А что будет потом? – спросил я. Он отрезал:
– Потом и узнаешь.
Человек, оказавшийся за рулем нашего автомобиля, почему-то не спешил направить его между деревьев. У наших новых друзей имелись далеко идущие планы.
– Сперва ты, красавчик, – приказал человек в форме. – Где у тебя там пушка? И не заставляй меня дырявить твой дорогой костюм раньше времени.
– Это было лишнее, Майкл, – зло бросила Франсуаз.
Она брезгливо отвернулась от человека с револьвером, который стоял рядом с ней; наверное, у того плохо пахло изо рта.
– Люблю все делать наверняка, – сказал я.
– Хватит трепаться, – бросил человек в форме. – Это пустынная дорога, никто здесь не появится, чтобы вам помочь.
Я расстегнул сперва одну пуговицу пиджака, медленно, потом остальные, немного быстрее.
– Да, – сказал я, неожиданно вспомнив о чем-то. – Прежде чем я достану свой пистолет, вы должны кое-что знать.
– Что? – подозрительно спросил человек в форме.
Я ответил, вкладывая в свои слова все доброжелательство, какое только сохранилось у меня с дней отрочества:
– Вы еще можете отдать оружие, заложить руки за голову и ждать прибытия полиции. Тогда вас будут судить по эльфийским законам и ничего плохого не произойдет.
Франсуаз вздохнула и покачала головой.
Если бы она врезала мне в живот в этот момент, меня вряд ли спас бы тренированный пресс.
Но я люблю все делать наверняка.
Человек в форме засмеялся.
В первое мгновение он на самом деле поверил, что я собираюсь сообщить ему нечто важное, но теперь понял, что я пытаюсь растянуть время.
Наверное, он видел, как это делают герои в кино.
Он ошибался.
Он повернулся к своим товарищам, приглашая их принять участие в веселье. На их лицах тоже появились улыбки; делая свою работу, они не потеряли чувства юмора.
Человек в форме не смотрел на меня; это не могло продлиться долее двух или трех секунд, но большего и не требовалось.
Я уже расстегнул пиджак, более того – я сделал это на его глазах.
Теперь я вынул из кобуры пистолет и прижал дуло к его животу.
Он все еще смеялся, когда я спустил курок.
Пуля пробила его насквозь, и я увидел, как крупные брызги крови рассыпались по асфальту веселыми конфетти. Он успел повернуть ко мне голову, прежде чем мускулы перестали ему подчиняться.
На его лице я прочитал удивление и понял, что он хочет задать какой-то вопрос.
Но я все равно не стал бы ему отвечать.
Его пистолет все еще был направлен на меня; я думал, что он успеет выстрелить, но он не успел.
Его товарищи, стоявшие чуть поодаль, все еще улыбались.
Они держали в руках карабины, но я видел, что их дула опущены и ни один из затворов не передернут.
Оружие может быть очень опасным, но самое опасное – держать его в руках и забыть об этом.
Однажды я спросил у лейтенанта Маллена, почему на наших улицах так много оружия. «Потому, – ответил он, – что почти никто из этих подонков не умеет им пользоваться».
Левой рукой я схватил тело человека, переодетого в военную форму. Я держал его перед собой как щит, он был не настолько надежен, как мне хотелось бы, но я не мог требовать от парня большего, чем он мог мне дать.
Итак, их было шестеро.
Один стоял передо мной; в его животе намечалась язва, вызванная свинцом, и я сомневался, что теперь ему поможет средство от желудка. Трое других, вооруженные армейскими карабинами, стояли в двадцати футах от меня. Я предпочел бы, чтобы они там и оставались, но знал, что пройдет мгновение, и они откроют огонь.
Еще один парень сидел за моей спиной, положив руки на руль. Было очень мило с его стороны, что он засунул револьвер за пояс, а не положил его на сиденье рядом с собой.
Другой обладатель револьвера стоял около Франсуаз.
Если бы дело происходило в каком-нибудь комиксе, то события почти наверняка развивались бы следующим образом. Нападавшие отвели бы нас в лес и привязали к дереву, оставив рядом бомбу с часовым механизмом, и нам как раз хватило бы пяти минут, чтобы отвязаться и перерезать зеленый провод.
Но ребята, которые носят с собой пистолеты, редко читают комиксы. Поэтому я знал, что мы можем позволить себе одно из двух: либо дать им продолжать их затею, либо остаться в живых.
Я выбрал второе.
Человек в форме военного был тяжелым; к тому же я знал, что через пару мгновений из него начнет хлестать кровь. Я вскинул правую руку и выстрелил через его плечо.
Людей с карабинами было трое, а в моем распоряжении имелся только один выстрел до того, как они откроют огонь.
Я выбрал среднего.
Почему в него? Не знаю, может, из мальчишеского желания посмотреть, как один из них упадет на другого. А поскольку я не мог знать, в какую сторону он завалится, следовало целиться в центрального.
Мой выстрел расцветил ему лоб алой розой. На тортах такие вещи выглядят замечательно. Правда, его она не украсила, но исправить внешность того типа было задачей для пластического хирурга.
Или гримера в морге.
Туда он и отправится.
Парень все еще пытался передернуть затвор карабина, но пальцы не слушались его. Зато у двух его приятелей дела шли гораздо успешнее. Я услышал два щелчка, и у меня не было времени гадать, в кого эти молодцы станут целиться.
Теперь все следовало делать быстро; но и одной быстроты здесь тоже оказалось бы мало.
Все следовало сделать правильно.
Парень, которого я застрелил, начал падать вправо. Его руки стали вдруг очень длинными и извивающимися, как макаронины. Так всегда кажется, когда застреленный человек сгибается пополам.