лями и пуст, нашли в церкви потир и напрестольную пелену, которые отдали судовому священнику на украшение его церковной утвари.
Мы провели здесь несколько дней, подкрепляя себя, а вместе с тем и облегчая корабль от столь тяжелого груза, и 8 декабря, вдоволь запасшись на долгий путь вином, хлебом, свининой и т. д., пошли назад на старое место, напрягая все наше разумение и старание к тому, чтобы найти отделившиеся от нас корабли нашей эскадры».
Из других источников известно, что упомянутое судно принадлежало Эрнандо Ламеро и было 120-тонной капитаной — флагманским кораблем в экспедиции Альваро де Менданьи, которую он совершил десятью годами ранее в сторону Соломоновых островов. На его борту находилось лишь восемь белых и три нефа. Приняв англичан за своих соотечественников (кто же еще мог плавать в Южном море!), испанцы приветствовали их барабанным боем и пригласили выпить с ними вина. Дрейк отправил на испанское судно 18 матросов во главе с Томасом Муном. Поднявшись на палубу, Мун ударил испанского пилота Хуана Гриего (Хуана Грека) кулаком в лицо и велел ему и всем остальным убраться в трюм. Перепуганные члены команды подчинились этому приказу, за исключением шкипера Ламеро, который прыгнул за борт и быстро поплыл к берегу.
Взяв одну свою и одну трофейную шлюпки, Дрейк отправился в «город», оказавшийся в действительности скромным поселком: в нем насчитывалось лишь восемь или девять домов и одна церковь. Ограбив их, англичане нашли на складах большой запас чилийского вина. Из церкви они забрали колокол, потир и другие серебряные украшения, а также ризы и католический требник и, по свидетельству да Силвы, «немедленно уничтожили их». На призе нашли 1770 кувшинов вина, много кедровых досок и золото из Вальдивии, которое, согласно описи, составленной шкипером Ламеро, оценивалось в 24 тысячи песо. Золото хранилось в четырех тюках. Поскольку один из них был найден под рулевым устройством в ящике с мукой, можно предположить, что шкипер не стал регистрировать его. Согласно более поздним показаниям капитана Сан Хуана де Антона, в руки корсаров попало также великолепное золотое распятие, украшенное изумрудами.
Пилота Хуана Гриего Дрейк забрал к себе на корабль. После этого с «Золотой лани» на борт приза перешла команда из двадцати пяти человек, и на следующий день, 8 декабря, оба судна покинули Вальпараисо. 9 декабря англичане вернулись в бухту Кинтеро, где индеец Фелипе, получив в награду несколько ценных подарков, сошел на родной берег.
ГРАБЕЖИ У БЕРЕГОВ ЧИЛИ И ПЕРУ
Двигаясь вдоль побережья Чили на север, «Золотая лань» 12 декабря достигла места, называемого Тонгой. Оно находится на 30° 15′ южной широты, и где-то здесь Дрейк рассчитывал встретиться со своими потерявшимися во время шторма судами. Несколько дней прошло в бесплодных ожиданиях. Матросы несколько раз высаживались на берег и обнаружили в нескольких сотнях ярдов от пляжа водный источник, однако воду здесь не стали брать — возможно, из-за того, что обнаружили индейскую засаду.
15 декабря галеон пошел дальше. 18 декабря, согласно записям Нуньо да Силвы, он стал на якорь «напротив хорошей гавани». На следующее утро англичане отправились «искать воду и поймали две большие свиньи и много поросят», затем на них «в два часа пополудни напали туземцы и захватили одного человека», нападавших было «250 человек на лошадях и столько же пеших».
Более детально эта стычка описана в дневнике Флетчера:
«Поскольку корабль наш был чересчур велик, чтобы на нем можно было зайти всюду, то часто приходилось делать десант на маленькой лодке и таким образом подвергаться риску испытать на себе испанскую вежливость. Так, 19 декабря мы вошли в залив [Ла-Эррадура], к югу от города Сиппо [Кокимбо], где высадили четырнадцать матросов, но испанцы заметили десант и выслали из города для преследования его человек триста, из которых сто были испанцы на прекрасных конях, остальные — индейцы, которые голышом, рабски бежали по их следам, как собаки.
Наши вовремя заметили грозившую им опасность и успели спастись в лодке, но один, некий Ричард Миниви (точнее, Джон Миниви. — В. Г.), отчаянный смельчак, всегда небрежно относившийся к личной безопасности, отказался от спасения и предпочел попытаться испугать врагов или же лечь костьми. Последнее он и сделал. Индейцы приволокли его труп к берегу, где испанцы варварски его обезглавили, правую руку отрезали, а сердце вырвали. Все это они проделали на наших глазах. Потом они велели индейцам истыкать весь изуродованный труп стрелами и в таком виде бросили его на съедение диким зверям. И уже только потом мы, снова высадившись на берегу, похоронили своего товарища. Этот случай показывает не только варварскую жестокость испанцев, но и тот жалкий страх, с которым они правят страной. Они вечно боятся или иноземного вторжения, или же того, что добродушные и невинные индейцы, которых они держат в таком позорном порабощении, перережут внезапно всем им глотки. Поэтому они убивают всякого иностранца, которого захватят, а индейцам позволяют держать при себе оружие отнюдь не дольше, сколько надо для какого-нибудь определенного дела. Так, стрелы, которыми был истыкан труп, оказались срезанными с дерева в тот самый день. Они считают, что обходятся очень милостиво с несчастными, если не бьют их плетьми ради удовольствия или не льют на их голое тело каплю за каплей вытапливаемое свиное сало. А это еще одна из наименьших жестокостей, которые они всюду проделывали над индейцами».
В одном из отчетов сообщается, что испанцы прислали на берег парламентера с белым флагом, однако Дрейк, опасаясь ловушки, не стал вступать с ним в переговоры и 20 декабря покинул залив Ла-Эррадура.
В ту же ночь во время первой вахты корабль едва не наскочил на риф возле небольших островов Пахарос. На следующий день англичане обнаружили на указанных островах множество птиц, а на побережье — водный источник, но, заметив испанских всадников (по всей видимости, высланных из Ла-Серены), не стали задерживаться в этом опасном месте.
22 декабря «Золотая лань» вошла в залив Салада, лежащий примерно на 27° 35′ южной широты, и стала на якорь в укромной бухточке Медио. Здесь отпраздновали Рождество, потом кренговали судно, смазывали палубу и днище жиром, а заодно подняли из трюма несколько пушек, до этого служивших в качестве балласта. Поскольку на борту не хватало места для размещения бочек с трофейным вином, шесть бочек с дегтем пришлось выбросить в море.
Снарядив быстроходный пинас, англичане установили в его носовой части бронзовую пушку. Вечером 10 января 1579 года, укомплектовав судно экипажем из пятнадцати матросов, Дрейк отправил его вдоль побережья на юг — искать воду и заодно пропавшие суда. Лоцманом на пинасе был Хуан Гриего. В понедельник 12 января пинас вернулся, никого не обнаружив.
Ровно через неделю, завершив очистку и смазывание бортов, корсары вывели «Золотую лань» и ее приз из залива Салада. Пинас сопровождал их, держась ближе к берегу. Дрейк, без сомнения, искал место, где можно было беспрепятственно высадиться и пополнить запасы питьевой воды. Гавань Копиапо прошли не задерживаясь. Через 11 лиг увидели небольшой остров — видимо, Пан-де-Асукар, возле которого 22 января стали на якорь. На берегу нашли четверых индейцев, накормили их и одарили подарками, надеясь, что они покажут участникам экспедиции водный источник. Но когда на следующий день на берег сошел отряд матросов, он так и не смог найти воду.
Следующая остановка была в месте, которое в отчете Педро Сармьенто де Гамбоа названо Морро-де-Хорхе (Холм Хорхе). Там англичане провели два дня, смазывая жиром днище пинаса и шлюпки. «Индейцы каманчача посетили их здесь, — пишет Сармьенто, — и принесли им немного рыбы, за которую они дали им ножи и другие вещи. Дрейк сам сошел на берег и в двух-трех лигах от того места поймал много рыбы».
Из других документов явствует, что участники экспедиции побывали в районе острова Конститусьон, лежащего чуть севернее мыса Пунта-Тетас. Между островом и материком имеется удобная гавань, в которой англичане повстречали четверых индейцев на двух каноэ. Индейцы знаками дали понять, что водный источник находится южнее, в двух лигах от гавани. Дрейк выслал туда шлюпку, однако матросы смогли найти лишь незначительное количество воды.
Пройдя еще 15 лиг на север, участники экспедиции достигли места, называвшегося Комписи, «также именуемого Пакиса». Здесь Дрейк отпустил одного из индейцев, взятых на острове Конститусьон, подарив ему несколько безделушек. Чуть позже была захвачена рыбачья лодка, которую привязали канатом к корме судна. Однако ночью индейцы ухитрились отвязать ее и сбежали.
4 февраля «Золотая лань» и ее приз стали на якорь в устье реки Писагуа, где находилось небольшое селение Тарапака. По-прежнему испытывая недостаток в питьевой воде, Дрейк выслал к берегу пинас.
«В наших поисках мы попали в местечко, называемое Тарапака, — рассказывает Флетчер. — Высадившись на берег, наткнулись на испанца, который спал, растянувшись на земле.
Рядом с ним лежало тринадцать слитков серебра стоимостью в четыре тысячи испанских дукатов. Нам ни за что не хотелось будить его. Но раз, против желания, пришлось причинить ему эту неприятность, мы решили освободить его от его ноши, которая, чего доброго, в другой раз и не позволила бы ему заснуть, и таким образом предоставили ему, если угодно, выспаться с покойной душой.
В другом месте мы встретили испанца, который гнал восемь перуанских баранов (речь идет о ламах. — В. Г.), навьюченных кожаными мешками; на каждом баране было по два мешка, а в каждом мешке — по 50 фунтов чистого серебра; всего, значит, 800 фунтов весом. Мы не могли допустить, чтобы испанский джентльмен превратился в погонщика, и поэтому, без особых просьб с его стороны, сами предложили свои услуги и стали подгонять баранов, но он не сумел правильно указать нам дорогу. Нам пришлось эту заботу взять на себя, и в результате, вскоре после того, как мы с ним расстались, мы с баранами оказались около наших лодок. Кстати, эти бараны — удивительные животные. По величине они с добрую корову, а силой и выносливостью должны превосходить ее. На спине их усаживалось зараз по трое взрослых и крупных мужчин с одним мальчиком, и нога самого высокого из них по крайней мере на фут не касалась земли, а животное при этом нисколько не жаловалось на тяжесть. Головой они напоминают обычного барана, а шеей — верблюда. Испанцам они приносят громадную пользу, давая тонкую шерсть, превосходное мясо и обычный приплод. Ими пользуются и как вьючными животными, и как верховыми лошадьми. В гористых местностях, где не пройдет ни одна повозка, они тащат большие тяжести на тысячу миль.