Во второй половине дня лорд Хоуард пригласил Дрейка и других старших офицеров на военный совет. Отсутствовали лишь Уинтер (он был травмирован при откате орудия) и Фробишер. На совете было решено отправить эскадру Сеймура назад в Дуврский пролив, тогда как основные силы флота должны были продолжить преследование армады, чтобы не дать ей возможности высадить войска на восточном побережье Англии или в Шотландии. Сеймур остался недоволен таким решением. В письме королеве он отмечал, что подчинился лорд-адмиралу против своей воли, а Уолсингему написал: «Нахожу, что его светлость мне завидует и не желает разделить честь с остальными победителями».
Дрейк пребывал в отличном расположении духа, несмотря на то, что получил приказ высадить на берег дона Педро де Вальдеса и других знатных пленников, все еще находившихся на борту «Ривенджа». Относительно армады он писал 31 июля Уолсингему: «Никогда ничто не доставляло мне большего удовольствия, чем вид неприятеля, гонимого южным ветром на север. Господь поручает Вам зорко следить за герцогом Пармой, ибо, с Божьей помощью, если мы будем жить — в чем я не сомневаюсь — еще достаточно долго, мы так обойдемся с герцогом Сидония, что у него останется лишь одно желание — поскорее попасть в порт Санта-Мария, под свои апельсиновые деревья. Господь дарует нам милость во всем полагаться на Него, так что победа, несомненно, будет за нами, ибо наше дело правое».
На следующий день лорд-адмирал вновь собрал военный совет, на котором была принята резолюция:
«1 августа 1588 года. Мы, нижеподписавшиеся, решили и постановили на сим совете преследовать испанский флот, пока не очистим свои берега и не оставим Ферт (Ферт-оф-Форт. — В. Г.) к западу от нас; после этого вернуться назад, чтобы запастись провизией для кораблей, каковой в данный момент катастрофически не хватает, ради охраны и защиты берегов своей страны; заявляем, что, если наши потребности в провизии и боевом снаряжении будут удовлетворены, мы будем преследовать испанцев до самой крайней точки, куда они посмеют дойти.
Два дня английский флот шел по пятам армады, уходившей на север. Герцог Медина-Сидония вынужден был время от времени уменьшать площадь парусов своих быстроходных кораблей и отходить с ними в арьергард, опасаясь нового нападения противника. Однако пушки англичан молчали. Хоуард велел беречь остатки пороха и ядер на тот случай, если испанцы вдруг решатся высадить своих солдат на побережье Англии.
В пятницу утром, когда флоты находились на широте Ньюкасла, примерно в ста милях от берега, на мачте «Ривенджа» взвился флаг, приглашавший старших командиров на военный совет. Лорд-адмирал хотел предложить своим заместителям еще раз атаковать Великую армаду. Дрейк, однако, полагал, что делать этого не следует. Во-первых, ничто не указывало на то, что неприятель стремится повернуть в залив Ферт-оф-Форт и высадиться в Шотландии; а во-вторых, на английских кораблях осталось так мало пороха, что его не хватило бы и на половинный заряд. В конце концов было решено повернуть на запад, к побережью, чтобы лишить испанцев возможности беспрепятственно подойти к нему, а заодно высадить графа Камберленда, который должен был рассказать шотландскому королю о случившемся и убедить его помочь англичанам в отражении испанского нашествия. В полдень английский флот изменил курс, тогда как армада продолжала уходить на север, в сторону Оркнейских и Шетландских островов. На «хвосте» у нее остались лишь принадлежавшая Дрейку каравелла и один из королевских пинасов.
Несколько дней ветер менял направления, пока не разразился шторм, налетевший с запада. Дрейк предположил, что Медина-Сидония мог теперь увести армаду в один из датских портов, чтобы там запастись всем необходимым, а потом попытаться вернуться к берегам Фландрии.
8 августа он писал королеве с борта «Ривенджа»:
«Отсутствие лорд-адмирала, наимилейшего господина, ободрило меня взяться за перо. В минувшую пятницу, по здравому размышлению, мы оставили армаду Испании так далеко к северу, что они не смогут уже достичь ни Англии, ни Шотландии; и через три дня мы повстречались с жестоким штормом, характерным для этой поры года; этот шторм, по нашему мнению, причинил немало хлопот вражеской армаде.
Если ветер не утихнет, то, я думаю, они вынуждены будут идти в Данию; и для этого имеется ряд причин. Нет сомнений, что многие их люди больны и немало убито; их корабли, паруса и снасти повреждены и нуждаются в срочном ремонте, так как все испытали на себе силу [оружия] Вашего Величества.
Если Ваше Величество найдет сие целесообразным, было бы уместно немедленно послать кого-нибудь в Данию, чтобы выяснить, так ли это, и вести себя с их королем в соответствии с Вашего Величества великой мудростью.
Я не хочу писать, нужно ли Вашему Величеству уменьшать свои вооруженные силы. Враги Вашего Величества многочисленны; но Господь слышит и желает слышать мольбы Вашего Величества, вручая Вам плуг для защиты Его правого дела, начало которой Вашим Величеством уже положено. Во имя любви Христовой да благословит Бог Ваше Священное Величество ныне и на веки вечные.
Написано на борту Вашего Величества достославного корабля „Ривендж“ сего 8-го августа 1588 года.
Через два дня, 10 августа, Дрейк написал письмо Уолсингему, в котором высказал предположение, что армада направится «либо в Норвегию, либо в Данию». При этом он повторил те же аргументы, которые раньше изложил в письме королеве, добавив к ним несколько новых.
Когда Дрейк писал эти письма, королева уже начала проявлять нетерпение. Ее интересовало, почему ни один испанский корабль не был взят на абордаж и сколько сокровищ и пленных удалось захватить. Хоуард отправил Елизавете и ее советникам отчет, в котором подробно рассказал о ходе военных действий и заверил, что в ближайшее время армада не сможет угрожать Англии. Одновременно он поведал королеве и ее министрам о бедственном положении флота, отсутствии денег, ядер, пороха и продовольствия, а также массовых заболеваниях и смертях.
Правительство постановило сократить численность флота до ста кораблей. Адмиралы поспешили к месту стоянки флота в Ширнессе, чтобы выполнить этот приказ. 21 августа они застали там весьма печальную картину: эпидемия охватила большую часть личного состава. Хоуард снова собрал военный совет, на котором присутствовали лорд Генри Сеймур, сэр Уильям Уинтер, сэр Фрэнсис Дрейк, сэр Джон Хокинс, сэр Генри Палмер и мистер Томас Феннер. Обсуждалась сложившаяся ситуация. В итоге решено было разделить флот на два дивизиона и отправить один из них в Даунс, а второй в Маргит. Команды предписывалось высадить на берег, чтобы дать им возможность отдохнуть и поправить здоровье.
22 августа в штаб флота неожиданно прибыл сэр Эдвард Норрис, наблюдавший за продвижением армады, и сообщил, что испанцы возвращаются! Хоуард тут же отменил прежние приказы и велел спешно снаряжать корабли для выхода в море. Однако Дрейк не поверил информации Норриса, о чем откровенно написал Уолсингему.
24 августа пришел пинас, капитан которого заверил командование флота, что видел армаду к западу от Оркнейских островов. Хоуард тут же успокоился. Для охраны Дуврского пролива была выделена небольшая эскадра сэра Генри Палмера, а остальным кораблям предписали оставаться в своих портах. После этого лорд-адмирал, лорд Генри Сеймур, лорд Томас Хоуард, лорд Шеффилд и, вероятно, сэр Фрэнсис Дрейк отправились ко двору королевы, оставив флот на попечении сэра Уильяма Уинтера, сэра Джона Хокинса и сэра Мартина Фробишера.
Армада между тем возвращалась домой кружным путем — вокруг Шотландии и Ирландии. Один из биографов Дрейка так описывал это бесславное и трагическое возвращение: «До Оркнейских островов флотилия держалась вместе. Но здесь туманы и бури разбросали ее, и каждый корабль стал думать о своем спасении. На многих кораблях не хватило провианта: ежедневный рацион был сведен до полуфунта сухарей, пинты воды и пинты вина. На иных не было и воды, потому что она вытекла из бочек, пробитых при стрельбе.
Большая часть кораблей разбилась о скалы Западной Ирландии. Берега были усеяны их обломками и выброшенными человеческими телами. На берегу залива Слайго один английский офицер насчитал тысячу сто трупов, и он слышал, что в нескольких милях лежит столько же. С кем не справились стихии, того прикончил человек: слишком уж заманчиво было содержимое кожаных мешочков, привязанных к поясам испанских солдат и матросов; слишком уж блестели золото на расшитых бархатных костюмах идальго, их цепочки и кольца на руках (на горе участников похода, золото было им выплачено вперед).
Несколько галеонов было заброшено в Голуэйский залив. Команда еле двигалась, истощенная голодом и жаждой; бочку вина с радостью отдавали за бочку воды. Горожане приютили их, отогрели, иных отходили, но потом несчастные попали в руки английских гарнизонных властей. Воспоминания о недавних ирландских бунтах, слухи о войне с Испанией, страх ответственности оказались сильнее побуждений человеколюбия, и был отдан приказ уничтожать испанских беглецов, где бы их ни нашли. Губернатор Коннаута доносил, что „от шести до семи тысяч были выброшены морем на наши берега, кроме нескольких тысяч, которым удалось бежать внутрь страны и которые потом все были казнены“. Видно, на кладбищах Ирландии было много свободного места.
Счастливы были те, кто вместе с адмиральским кораблем поднялся высоко на север, до 60-й параллели у Шетландских островов, и оттуда спустился, минуя берега Ирландии. Таких было до шестидесяти кораблей. И на них до половины людей погибло от ран, голода и жажды. Те, в которых еще теплилась жизнь, настолько ослабели, что еле двигались и были похожи скорее на тени».