– А мне по фигу, сталкерок. Я тя предупреждал. – Ересь ухмыльнулся и тут же скривился от боли – синяки у него были всё ещё впечатляющие. Я едва удержался от желания добавить к старым «фонарям» парочку свежих, собственноручно выпеченных фингалов.
«Радиоактивный фон в норме, – сообщил приятный женский голосок из динамика. – Дождитесь, пожалуйста, окончания процедуры дезинфекции. Рекомендуется закрыть глаза до звукового сигнала».
Я почувствовал на лице капельки тумана, остро пахнущего больницей. Сквозь закрытые веки пробился яркий свет, повеяло почти солнечным теплом.
– Ах, ё! – вякнул Ересь. Ага… говорили тебе глаза закрыть. Раствор сам по себе жгучий, а тут ещё и ультрафиолетом досталось. И это правильно. Слушайся, дурак, когда тебе умные советы дают.
Наконец пискнул зуммер, зашипела, открываясь, герметичная дверь и – «процедура окончена. Вы можете пройти к выходу».
– Пошли… «Мурка», блин…
И Ересь, натирая покрасневшие глаза и негромко бубня что-то нецензурное, поплёлся вслед за мной к Бару.
В кои-то веки Фреон в Бар пустым заявился. За весь путь до «Ростка» и обратно ничего мне Зона не подарила, кроме, пожалуй, жизни. Лежат, правда, в рюкзаке башка и щупалы кровососа-юмориста, но Бивню оно неинтересно, в отличие от Барина «дичь» он не покупает, а НИИАЗ сегодня уже закрыт, ночь на дворе. Ладно, завтра… благо, щупальца по неделям не тухнут даже в тепле, а из башки я завтра на свалке за корпусами «суп» сделаю. В смысле, выварю и очищу, потом залакирую, и – вуаля – сорок тысяч рубликов с какого-нибудь «туриста» или журналюги при самом скромном варианте. Эффектно он выглядит, жутковато даже, череп кровососа, только что варить придется часов шесть, мясо на нём крепкое, как резина с покрышки. И ещё интересно, как бумагу на бывшего фактически вора у учёных выписать. А ещё ведь как-то вооружить надо, двустволка – пушка для Зоны не слишком подходящая. Комбинезон у него имеется, новый, хотя и паршивенький, – «Покров-4», моя ветошь и то лучше защищает. Навыков жизни в Зоне – ноль целых ноль десятых, денег – примерно такое же количество, впрочем, как и у меня. И за душой у меня сейчас ничего вообще, ни тайника в Зоне, ни заначки какой за половицей. Гол как сокол. Да ещё и с таким привеском.
Бивень, едва меня узрел, даже в лице поменялся. Как только стакан не раскокал, протирая. Странно, чего это он таким смурным и задумчивым вдруг стал. Вроде денег он мне не должен, бяки я ему не делал.
– Ты чего, Бивень, такой грустный сегодня?
– А, м-мнэээ… это. Да не, всё там чего… путём. Привет, Философ. Как сходил?
– Ништяк сходил. Спасибо. – Ересь облокотился на стойку. – Ваще зашибись.
– Пойдём, – вдруг очень серьёзно сказал Бивень и махнул рукой, приглашая в подсобку Бара. – Поговорим.
Интересно. Пойдём. Похоже, не от моего появления скис бармен.
– Договоримся? – просто спросил Бивень, глядя мне в глаза.
– Не понял…
– А я растолкую. – Ересь ухмыльнулся, подмигнул. – Это ведь он вслед за Лунём кодлу отправил. При мне им за бабки всю инфу слил, сколько хороших вещичек сталкер прикупил и куда примерно направился. А мне заливал тогда, что это, мол, его друганы, команда Луня, значит. И меня с ними отправил как отмычку – всё равно никто в команду не брал. Я тогда и повёлся, как лох, и на сказочки, и на сказочников. Ну, чё скажешь? Не так было?
Бивень побелел и тяжело уселся на табурет.
– Нет… не так… уф…
– А мозгой раскинул потом, когда уже на «Росток» пришли. Или Лунь бы их положил всех со мной вместе, или они Луня, и я тогда тоже не жилец – им отмычка нужна была, а не свидетель, потому меня и оставили подальше от перестрелки и на обратном пути бы шлёпнули. И ты чистый, доказательств никаких, а бандосы народ в этом плане тихий, ты для них курочка, что золотые яички несёт и краденое скупает.
– Ты… – Бивень начал задыхаться. – Урод… бандита не пустят… ты чё бред несёшь?
– Я – урод? Ну, ты ваще… а что не пустят – был у тебя в доле такой сталкер, Саранча, для связи. Его тоже Лунь завалил. Хитрая ты сука, да не рассчитал одного – не убил меня Лунь тогда, хотя и знал, в чьей я был кодле. И в Зоне не бросил, а до «Ростка» довёл. Вот я и вернулся, чтобы спасибо сказать.
Бивень был совсем плох. На побелевшем лице выступили крупные капли пота, он начал похрипывать – сказался ожог лёгких ещё с той поры, когда сталкерил бармен.
– Выйди в зал и просто скажи – Фреон бывалых зовёт.
– Я те чё, на побегушках…
– Быстро! – рыкнул я, и Философ, просто увидев мой взгляд, поспешно кивнул и метнулся из подсобки.
– Брешет… он… – Бармен едва дышал, вцепившись в воротник свитера и оттягивая его до треска нитей. – Я ж… никогда такого…
– «Договоримся»? – напомнил я. – Твои слова, падаль? Ну, вот и будем сейчас договариваться. Только со всеми сразу, кто в Баре из наших.
– Ты что? Зачем… у меня деньги… вот, держи ПМК, там тайник у меня… не надо.
– Давай. – ПМК я забрал, пригодится. – Благодарствую. На том свете тебе зачтётся.
– Ну, видишь… не надо всех звать…
– Поздно, крыса. Неужели тебе, сволочь, мало было?
Бивень лепетал что-то ещё. И про то, что уже почти старик. И что ноги в Зоне оставил. Когда Лихо молча перебрасывал через потолочную балку кусок парашютной стропы, Бивень просил сердечных капель, что остались в зале под стойкой, и рассказывал, как дорого сейчас жить. Когда вязали петлю, он свалился на пол и начал клясться, что никогда такого больше не сделает, заглядывал в глаза, стучал протезами в доски стеллажа, зачем-то вспоминал погибших сталкеров и какую-то Дашу с Днепропетровска, с которой был знаком много лет назад. Потом просто тихо завыл, когда Викинг, самый здоровый из нас, легко поднял его с пола, а Гопстоп накинул петлю на вспотевшую до блеска шею. Потом, когда тяжко скрипнула балка под весом торговца, я положил табурет на бок, прямо под дёргающиеся ноги.
– Через полчаса вызовем дежурного, – буркнул Лихо. – Вот чёрт. Кого, интересно, институтские на это место поставят? Хорошо бы из наших…
– Да, и в сеть закинуть, что, мол, Бивень повесился, совесть замучила, – добавил Викинг. – Поймут, кому надо.
– Какой-то Бар на хозяев невезучий, – вздохнул Гопстоп. – После Барина никого не признаёт заведение. Вот он мировой был мужик.
– Это верно… в общем, подсобки надо запереть, там много товара с НИИ непроданного, иначе прикроют Бар вообще. – Лихо вытащил из кармана Бивня связку ключей.
– Как бы всех нас, мужики, вообще не прикрыли. – И я вкратце пересказал разговор военного и главного «Долга». – В общем, новости для нас поганые. С военными ожидаются гнилые тёрки.
– «Наука» не даст в обиду. Они без сталкера никуда. – Лихо с сомнением почесал нос, задумался. – Да и непонятно мне, чем «долганы» военным насолили. Всегда вась-вась у них, вроде как свои. Да, мужики… если уж «Долг» так гонять начали, то что с нами, вольными, будет?
– Эх, Сионист в ходке. Вот он башка, сообразил бы, что делать и к чему готовиться.
– Это да… ну, вроде готов, падлюка. В случае чего уже не откачают. Пора сообщать скорбные вести.
Хм… вот и посидел в Баре после тяжёлого денька. Ничего себе события… но ни злости нет, ни отвращения, почти ничего. Был Бивень торговцем, хорошим знакомым, и вдруг помер разом для меня, ещё до того, как петля затянулась. Да, что-то говорить со мной пыталось, в ногах ползало, да только уже не человек это был, а одна видимость, мутант, зомби, тварь из Зоны. Кто с мародёрами связался – для нас уже не человек. Ненависть к пуле в спину, к грабежу у сталкерской тропы, к убийцам друзей воспитывается очень быстро и навсегда.
За полтора месяца моего размеренного существования в пределах Чернобыля-7 никаких особых изменений не произошло. В нормальную, полноценную ходку я так и не выбрался, а несколько выходов вдоль нейтралки оказались почти пустыми. На ПМК Бивня никаких координат тайников не было, решил он тогда, видимо, отсрочить судьбу. Жаль, рассчитывал я поживиться с Бивневых запасов, хотя бы даже по мелочёвке. Впрочем, кое-какая полезная инфа на его ПМК была, а также хорошая, на десять тысяч томов, коллекция книг, потому продавать его мини-компьютер я не стал. Оставалось только ждать, когда «науке» потребуется хороший проводник или появится полноценное, «большое» задание, оплачивающееся соответственно, да ещё собирать по крохам на новое снаряжение, экономя буквально на всём. Ожидание, правда, затягивалось.
Ересь вёл себя спокойно. Даже слишком. Молчал он, бывало, целыми сутками, ел, спал, буркал что-то односложное и снова смотрел в стену. То ли перегорает парень после всех этих дел, что на его рыжую башку свалились, то ли и впрямь переживает крепко. Хотя это вряд ли – совесть у людей такого сорта обычно отсутствует. С другой стороны, помалкивает, с дурацкими вопросами не лезет, отмычкой без претензий в Зону ходит – чего тебе ещё надо? Самый подходящий вариант «напарника». Единственно, долго такие задумчивые молчуны в Зоне не живут.
Справку я ему всё-таки выбил. «Помощник лаборанта», только что в графе имя-отчество Ересь, подлец, крестики нарисовал и вместо подписи – рожу корявую. Как ни странно, «справка» работала – бойцы не на «подпись» смотрели, она им до лампы, а на номер бумаги и печать институтскую.
Щупалы кровососа биологам сдал, а череп его, отделанный по высшему разряду, залакированный, красивый, получилось сбыть лишь за тридцать тысяч – «туристов» в Чернобыле-7 стало заметно меньше, а потому выбора не было. Впрочем, до заветного нового комбинезона и нормального ствола оставалось не так много. Хорь, занявший место Бивня, обещал «Кольчугу-2М» за пятьдесят. Несмотря даже на данное сталкерами имя, нормальный оказался торгаш, без гнилины, и, хоть сам Зоны не видел, все «нюансы» сталкерской жизни схватывал сразу, на лету. Где уж его выкопали «ботаники», не знаю, но то, что это целиком и полностью их ставленник, я даже не сомневался. Были, конечно, мысли, что работает он информатором у «науки», а может, и у военных, но это пожалуйста – и Куцый, и Бивень, и, возможно даже, основатель заведения Барин были теми руками НИИ, что лежали на пульсе сталкерства. Без этого никак, понятное дело, – слишком серьёзная штука Зона, чтобы всё на самотёк пускать. Бивень, сволочь, ещё и мародёрам помогал… ну, впрочем, сколько верёвочка ни вилась, а через балку перехлестнулась. Кстати, дяди, что за безопасность НИИ отвечают, даже и не расследовали всерьёз, отчего это Бивень вздёрнуться задумал. Должно быть, догадались, почему у покойного ныне торговца внезапно «совесть проснулась».