Фреон — страница 12 из 58

Признаться, ожидал я неприятных событий после того разговора майора и главного «долгана». Но, похоже, неприятности пока начались только у военных – «долговцы» дружно ушли со всех блокпостов, как в районах второстепенных и, следовательно, хуже вооружённых пропускников, так и с «опорных точек» внутри самой Зоны. Последствия не заставили себя ждать. Опытные бойцы, контрактники, уже повидавшие Зону, просто завалили начальство рапортами об увольнении. Им-то уж гораздо лучше было известно, нежели штабным, что такое «Долг» в союзниках и насколько спокойнее жить, когда рядом ребята в чёрных комбезах. А срочники, у которых месяц в Зоне шёл за три на Большой земле, ничему, понятно, научиться не могли и снова начали гибнуть. За шесть последних дней один блокпост вымер под Выбросом, поголовно вымер – вместо новых блиндажей взамен подтопленных бойцы вырыли щели и перекрыли их досками, даже землёй не присыпали. На другом посту Выброс пережили, но накрыло солдат «маревом», а тех, кто в живых остался, – пара бюреров добила. Выжили из трёх взводов два человека, их комиссовали. Говорят, непоправимо с катушек съехали. В Баре один «ботаник» знакомый рассказывал, что новое командование военных рвёт и мечет, мол, как так, только вроде начали порядок наводить, а порядка вообще никакого не осталось, и чем больше стараемся, тем хуже получается. Виноватого, конечно нашли быстро: «Долг» такой, мол, сякой, разэтакий, из-за него всё. Да только покарать «врагов» новое руководство не могло и даже не пыталось. Хоть и стращал «долговцев» тот майор из новеньких, но, как говорится, собака лает, караван идёт – никаких поползновений к захвату «Ростка» военные так и не предприняли. Наверное, поняли, что армия до него просто не дойдёт, не говоря уже о захвате. Ох, может, и обойдётся всё… вроде учёные пока нас поддерживают, а без «науки» Зона давно уже немыслима – громадные деньги «ботаники» зарабатывают, и без их исследований не было бы ни Периметра с новейшими системами защиты, ни Чернобыля-7, ни снабжения… ну, будем надеяться, что всё утрясётся. Жизнь, правда, давно научила на авось не надеяться. От этого последствия бывают.

Вражда военных и «Долга» сказалась даже здесь, в Чернобыле-7. Цены подскочили буквально на всё раза в два. «Ботаники», что артефакты на деньги и полезное барахло меняют, говорили, что контроль над расходами новая администрация ввела очень жёсткий, и так просто ящик тушёнки или новый комбинезон уже не спишешь. На все возражения учёных начальство талдычило, что незачем кормить уголовников, когда своих лаборантов море, вот пускай они в Зону ходят и зарплату отрабатывают. Лаборанты, увидев такие дела, дружно свалили – кому, как не им, знать, кто за них в Зону ходил и на их имена найденные артефакты записывал для отчётности. Ещё одной конкретной бякой стало то, что эти самые артефакты в Баре уже нельзя было продавать, как раньше, а приходилось именно сдавать за весьма скромные «премиальные». Хорь так мне и сказал, что, мол, ты по документам лаборант, вот и изволь существовать на лаборантский заработок. Правда, совсем не улыбалось мне на зарплату жить, в Зоне шкурой рискуя. И, насколько я понял, все наши, из стариков, тоже от этих новостей были совсем не в восторге. Ощутимо заработать теперь можно было только на крупных заданиях, да только нечасто они выпадали… а деньги нужны.

По этой причине сегодня и стоял я в полутёмном подъезде шестого корпуса, ожидая «барыгу». Тот осторожничал, как всегда: уже пару раз я замечал его «шныря», вынюхивающего «обстановку», проверяющего, нет ли подставы. Потом тихонько скрипит входная дверь и…

– Ну, давай, чего там…

– «Медуза» и два «гранита». Здесь – смотри, осторожно, – «чёртова кровь».

Лестничная площадка слегка озаряется тусклым серым светом – барыга быстро осматривает хабар, кивает, закрывает контейнеры.

– Лады. Но чё-то не густо.

– Лопай что дают.

– Ага. Щас…

И отсчитываются в слабом свете диодного фонарика мятые бумажки, дежурит «шнырь» у полуоткрытой двери, ждёт, пока я собственноручно проверю сумму – публика такая, не заржавеет и обсчитать на пару тысяч.

– Ну, чё?

– Всё в порядке.

– Дык… если чё, я, короче, жду. С тобой клёво работать.

– Взаимно. – И я аккуратно переправляю деньги во внутренний карман. Однако впятеро против того, что НИИ через Хоря выдаёт. Ну и скажите теперь, кто виноват и что делать? Сталкер туда тянется, где теплее, он элемент политически несознательный, и посему «ботаники» в последнее время вместо ценного и редкого хабара получают откровенный хлам, зато начали жиреть просто на глазах парочка дежурных офицеров и несколько невнятных и, по идее, совершенно ненужных мелких «начальничков» НИИ. Вот вам, друзья, свежевыпеченный «закон и порядок», что новое руководство в Зону протолкнуть хотело, получите и распишитесь. Наивные, как дети, ей-богу…

– Ну, давай. Разбегаемся.

– Счастливо…

И по одному, осторожно, тихо расходимся от почти незаселённого корпуса – спокойно здесь теперь. Лаборанты в нём раньше жили, а теперь пустуют казённые квартирки. И не скоро, по ходу, заселятся в них. Понятно теперь, о чём Яковлев вояке говорил, что, мол, ломать – не строить. Хорошо подмечено.

А мне ещё две такие вот ходки нужно. И два раза после них пообщаться с этим безымянным барыгой, да так, чтоб не загребли. Побыстрее бы уже заработать на нормальную снарягу и свалить на «Росток». И там уже, подальше от Чернобыля-7, что называется, «переждать» это «новое» руководство. В том, что его со временем обязательно сшибут, я почти не сомневался. Тихонько выглянул из двери подъезда. Темно, тихо, барыги и его «шныря» уже след простыл. Значит, и нам нужно выбираться. Пора в Бар заглянуть и Хорю торжественно «каплю» вручить, один чёрт они за бесценок у барыг идут, но, однако, артефакт лаборант Фреон притаранил, на благо науки постарался. Пропуск свой оправдал. Хех, представляю, как он скривится… грустная с недавних пор физия у Хоря. Видать, трясут его учёные, чего одну чепуху сдаёшь, где интересные, стоящие штуки, почему только «капли» да «скорлупа»? А ему и сказать нечего.

В Баре никого, кроме самого Хоря, не было. Как начались все эти порядки, сталкеры в заведение почти не заходят, предпочитая «отдыхать» хотя бы даже на задворках. Так, забегут, сдадут мелочевку, и к «барыгам», а чтоб посидеть, поболтать за чашечкой водки – это уже нет. Атмосфера не та, чужим стал Бар.

– О, привет! – Хорь немного оживился. – Выпьешь?

– Не, без настроения.

– Есть чего? – Надо же, ещё надеется, на рюкзак смотрит. А всё-таки точно сталкеры кликуху дали – натуральный хорь. Маленький, чернявый, юркий, и на лице постоянно такое хитрое выражение, как у того самого мелкого хищника, разбойника куриного. Впрочем, мужик он нормальный, без гадости. А что стучит – так он «науке» стучит и военным, не мародёрам. Да и на здоровье, без этого не был бы он тут, дураку понятно.

– А как же. Вот, держи гостинчик.

И киснет Хорь. Кривится. Опять «каплю» сталкер припёр из Зоны.

– Всё, что ли? – печально так спросил, почти обречённо.

– Не везёт. – Я пожал плечами, натурально вздохнул. – Да и как без нормального комбинезона в глубокую Зону сунешься? А по окраине только вот такой мусор и валяется.

Фыркнул Хорь. Не поверил, конечно. Но «премиальные» выдал – восемьсот рублей институтских, в бумажке какой-то черкнул, и отправилась «капля» в контейнер.

– Постой, разговор есть. – Бармен окликнул меня, когда я уже направился к дверям, и что-то было в его интонации такое, что я остановился.

– Ну, вещай.

Хорь помолчал, потом щёлкнул портсигаром.

– Будешь?

– Не, не смолю.

– Это правильно. – Бармен закурил. – Тут такое дело. Ты же по Зоне много лазил, верно?

– Не без того. – Интересно, куда клонит Хорь?

– Ну… – И бармен вдруг положил на стойку тонкую папку с надписью: «Ефремов Г.С. лаборант, «Фреон». – Вот что мне про тебя НИИ выдал. Тут на каждого из ваших подобное досье имеется в нескольких экземплярах. И ещё я знаю… что хана вам скоро, ребята. Учёным толку от вас теперь немного, на их защиту не рассчитывайте.

– И к чему ты мне это рассказываешь? – Не врёт. Точно не врёт. Ишь, как сигарета в пальцах играет – нервничает Хорь. Неспроста он мне такое выдал. Завязки на папке распутал, полистал.

– «Является одним из самых опытных сталкеров. Общий стаж в Зоне – шесть лет, из них два года числится полевым лаборантом НИИАЗ. Хорошо знает территории Тёмная долина, Янтарь, Агропром и Агропром-2, имеет большой опыт выживания в условиях A3, по неподтвержденным данным, несколько раз бывал в Припяти. Неплохо ориентируется в подземных комплексах, рекомендуется для соответствующих заданий. Опытный проводник. Независим, замкнут, скрытен, неблагонадёжен. Стажёров не берёт, в команде работать избегает». – Хорь немного помолчал, а потом добавил: – А теперь самое интересное. «Подозревается в сотрудничестве с лицами, занимающимися контрабандой аномальных образований».

– На пушку берёте, уважаемый? Подозревается – не пойман. – Я снова направился к двери.

– А скоро будет по фигу, пойман или нет. Всех загребут, кто в городе, а кто не сдастся, постреляют. Это я тебе точно говорю.

– Допустим. Тебе какой интерес мне всё это рассказывать?

– Интерес есть. Вот об этом и разговор. – Хорь подошёл к дверям, щёлкнул засовом и вывесил табличку «Закрыто». – Слушай сюда. Когда вас шерстить начнут, а начнут обязательно, в моих услугах надобность тоже отпадёт. Вышибут без выходного пособия. А я не для того проплачивал и пороги обивал, чтобы вот так взять и запросто вылететь.

– Продолжай.

– Свой пропуск лаборанта через неделю можешь просто выбросить. В Чернобыль-7 или не зайдёшь, или, если здесь проваландаешься, попросту сядешь. А то и пристрелят. Я же предлагаю дело.

Хорь нервно потушил окурок прямо о стойку, достал вторую сигарету, прикурил.

– В общем, так. Что и почём в Зоне, я уже немного соображаю. С правильными людьми на Большой земле связи налажены. Дело за малым – найти выходы под Периметром. Они есть, это факт, но где конкретно – никто не знает. Вся документация после Третьей осталась в Зоне, бывшем штабе в районе Криволесья, туда не пройдёшь. Архив в Москве, насколько я выяснил, как бы случайно сгорел, так что вояки теперь знают о коммуникациях только примерно – всё же было засекречено. – Хорь глубоко затянулся, кашлянул. – А тут ходов в земле – как дыр в швейцарском сыре.