– Сколько на твоих котлах?
– Половина восьмого.
Фельдшер быстро глянул на часы, подсветив фонариком. Ну, у меня на ПМК столько же… значит, просто времени не заметил, увлёкшись «прослушкой» подземелья.
– Слушай, а ведь этих зданий на картах вообще нет, – поделился со мной «свободовец». – Наши их случайно нашли. Веришь, ни в одной карте, и даже на старых аэрофотоснимках, я обратил внимание, всегда облачка были на этом месте.
– Кто бы сомневался, – буркнул я.
– Интересно, вояки это выкопали или «ботаники»? Я, конечно, слышал, что здесь рыть начали ещё в шестидесятых, но чтоб вот так, чтоб столько их по Зоне было… интересно, чьё же это тут хозяйство.
– По виду – ботанические угодья, лаба заброшенная. Вон, кафель кругом. – Я оглянулся на спутников, чтобы дать краткий инструктаж. – В общем, так, мужики. Сдаётся мне, вы по подвалам ещё не лазили. Поэтому не пугаю, просто предупреждаю. В Зоне и снаружи-то ходить плохо, а по таким ямам лазить – в три раза поганей. Поэтому идти будем небыстро, башкой крутить по сторонам часто, а вопросы спрашивать очень тихо – тут слышимость хорошая. Я иду первый, Ересь за мной, а ты замыкаешь.
– А чё, я уже типа не отмычка? – поинтересовался Философ.
– Нет. Просто здесь толку от тебя как от козла молока. Да… поменяйтесь стволами на время. Тут из автомата стрелять не советую – рикошеты будут непредсказуемые.
Ересь, услышав распоряжение, неловко снял дробовик с плеча, попытался перехватить и просто уронил на пол. Оружие громко, жалобно лязгнуло, ладно, что у этого «помповика» конструкция крепкая, не разлетится.
– Блин, зараза, – прошипел Философ и закрутился на месте, – где он тут грохнулся?
– Я возьму. – Фельдшер спокойно поднял «помповик», но свой АК-74М не отдал, забросив автомат за плечо. Да уж… расстаться со своим оружием в Зоне, хотя бы даже на время, для бывалого сталкера всё равно что голым в ходку отправиться. А этому рыжему, похоже, вообще по барабану, есть у него ствол или нет. Совсем ещё салага… ничего, если не сдохнет вскорости, истину эту усвоит. Кстати, когда я ему этот новый юсовский дробовичок подогнал, отличную, в сущности, пушку, даже и не заинтересовался он им ничуть. На привале как-то даже в грязь бросил, придурок, вместо того, чтоб аккуратно к дереву прислонить или на сухую траву положить. Никакого уважения к оружию… может, и не прав я, но для мужика это странно. Угробит пушку. Одно слово – Ересь.
– Слушай, свободный… что скажешь насчёт этого ружья?
– Ништяковая пушка, знаем такие. – Фельдшер слегка подкинул дробовик за пистолетную рукоять, положил оружие на сгиб левой руки. – Винчестер тыща трёхсотый, облегчённая модель, без приклада… и грязнючий как чушка. А так надёжная фузея… наши не жаловались.
– Почистить можно, а вообще он новый совсем, всего раз стреляли. Тебе нравится?
– Ага.
– Дарю.
– Респект! Буду должен. – «Фримен» заулыбался, перехватил дробовик удобнее, провёл по нему рукавом. – Но автомат я не отдам, уж извиняйте.
– Так и не надо. Главное, чтоб таскать не тяжко было.
– Не-е… он для меня лёгенький, не утянет. Спасибо, сталкер.
– Э-э… а я чё, без волыны остался? – вякнул Философ.
– Натурально, без волыны, – кивнул я. – Сам купишь когда, на свои кровные, тогда, может, и научишься ценить оружие. А пока не заслужил.
– А-а… мне по фиг. Меньше таскать, – отмахнулся Ересь.
– Как скажешь. Двинули, мужики.
Короткий коридор заканчивался ещё одной решёткой и вращающейся дверью – то и другое было выломано и отброшено к стене, и там же лежали горой тряпьё, наломанные ветки кустов и слои спрессованной прелой травы. Явно берлогу здесь бюрер обустраивал… грязное, в сущности, создание: рядом с лежбищем виднелись почерневшие кучки экскрементов и куски мяса гнилостно-зеленоватого цвета, в которых с трудом угадывались недоеденные тушки слепых собак. Вот, собственно, почему так отвратительно несло прогорклыми миазмами из подвалов… ничего, сквозняк наружу идёт, скоро перестанет вонять. Меня другое беспокоит – карлы существа любопытные, и по такой грязище, что он в пропускнике развёл, его разлапистых следов море… а вот дальше второго поста с надписью: «Пропускной пункт первого уровня» относительно чисто. Ни одного отпечатка… избегал он почему-то дальше лезть. Зато мы туда прём.
Коридор заканчивался широким помещением с рядами металлических шкафчиков. Похоже, всё-таки лаборатория – на десятке стеллажей лежали белые и синие халаты в целлофановых упаковках, некоторые шкафчики были открыты, и в них даже висела сменная одежда. На столике в углу под слоем пыли я разглядел костяшки домино, на шахматной доске до сих пор стояли фигуры, а по всему полу были разбросаны бахилы, обычная «гражданская» обувь и даже женские «шпильки» – бывшей хозяйке, видимо, было не до них. Похоже, бросили здесь всё как есть, и не то что в спешке эвакуировались, а бегом… бункеры эти до две тысячи седьмого года как раз на «чистых землях» были недалеко от старого Периметра. Впрочем, тогда, видимо, «ботаникам» повезло – успели они покинуть «объект». Слышал я как-то в коридорах НИИ шепотки учёных о «двенадцатой биологической», что, мол, везунчики они, вовремя сориентировались, и никто пострадал. По ходу, она и есть – «двенадцатая». Возле стола разломанного папки валялись, грязные, конечно, и с краю подпаленные, но «Журнал выдачи пропусков объекта №12» на одной из бумажек читалось неплохо. Уже чуть легче. Объекты «двадцать четыре» и «тридцать», о которых говорить вообще нельзя было, со всеми сотрудниками так в «новой» Зоне и остались, причём сверху поступил приказ уничтожить абсолютно все данные, где были лаборатории, чем занимались, кто там работал… и уничтожили. Да так старательно, что ни один из сталкеров, да и скорее всего учёных даже примерно не знал, где находятся эти самые «двадцать четвёртая» с «тридцатой»… о них даже громко говорить опасались, так как болтливый народ очень быстро исчезал даже из коридоров НИИ. Сталкеры, которым, в сущности, начхать на эти самые опасения, вовсю судачили о пропавших «лабах», но в отсутствие достоверной информации крохи правды настолько обросли небылицами, что доверять им не стоило.
«В общем, оно и хорошо, что двенадцатую народ вовремя покинул, – думал я, осматривая на предмет каких-нибудь «необычностей» раздевалку и первый за ней отсек собственно самой лаборатории, – иначе как минимум полсотни зомби шаталось бы. А то и кикиморы, не к ночи будь помянуты». Аномалий пока вроде не было, признаков каких-либо тварей тоже, единственно, на слое пыли хорошо видны следы ботинок, оставленные здесь достаточно давно. Значит, был один человек, судя по рисунку протектора – в «Кольчуге-М» старой модели. И обратных следов нет… одно из двух.
– Есть небольшие новости. Возможно, приятные.
– Я врубился. Думаешь, Малик прошёл? – Фельдшер тоже увидел следы.
– Скорее всего. Сталкерюга был опытный, просто так бы не полез… – поделился я своими соображениями. – Видимо, деньжат подкопил и утёк из Зоны. Жаль только, паразит, на ПМК никому ничего не скинул напоследок.
– Будем надеяться… кстати, и Периметр отсюда не так чтоб далеко, и вблизи ход сообщения, по идее, быть должен, если одну взорванную ветку от Тёмной долины дальше провести.
– Пойдём.
Лаборатория была очень странная, хотя и точно биологическая. Коридор от раздевалки заворачивал в очистные камеры, где валялось несколько прелых рабочих спецовок и целый ворох одноразовых бахил. Защитных комбезов или шкафов под них я пока не заметил, значит, будем надеяться, что баловались здесь не с вирусами и не с боевыми отравляющими веществами. Мало того, она чем-то даже напоминала физическую: в одном круглом зале висел на тонких тросах громадный обруч, обмотанный тысячами витков медной проволоки, а на стенах и даже на потолке торчал целый лес коротких пластмассовых штырьков. Зачем, к чему всё это – непонятно, однако внутри этого обруча стояли большие клетки из прочного пластика, и на прутьях я заметил следы зубов. «Импульсный пси-регрессор второго типа» – это название тоже мне ничего не объясняло, хотя и стало заметно не по себе в этом круглом помещении. Задерживаться я здесь не стал, повёл отряд дальше… планировка подземного комплекса оказалась довольно запутанной. Аномалий пока не было, и признаков жизни – тоже, хотя местами встречались виварии или с пустыми клетками, или с высохшими до черноты трупами собак и крыс. Местами, в отдельных клетках, лежали даже останки слепых псов и «кошаков», а в одной из формалиновых банок плавала побелевшая, вздутая голова кого-то, при жизни очень похожего на контролёра.
– Привал, – скомандовал я, взглянув на часы. Исследовали мы совсем немного, быстро двигаться по таким местам нельзя, и потому за три часа обошли далеко не всю лабораторию, даже, наверное, не половину.
– А мы здесь заразы никакой не цепанём? – Ересь начал заметно нервничать уже после первого вивария.
– Ежели тут не было сибирской язвы, то, наверно, не должны, – негромко сказал Фельдшер. – Здесь заночуем?
– Да. Выход из этого бывшего зверинца один, клетки никто не потревожил. Да и освещение имеется. – Я кивнул на мерцающую лампу дневного света над дверью.
Никто из «ботаников» ещё не объяснил, почему в Зоне продолжают светить лампочки. Пусть тускло, неровным, трепещущим светом, но горят, причём только те, что застали Третью катастрофу в Зоне. И совершенно не важно, что провода могут быть оторваны, что лежит ртутная «трубка» на столе и давно вывинтили лампочку из цоколя, забыли на полке – светят годами. Люминесцентные тихо тренькают, гоняя за тонким стеклом волны бледного, призрачного света, горят неяркие жёлтые спирали ламп накаливания даже не в полсилы – в четверть, причём совершенно при этом не греются, холодный у них «накал». Странная штука, непонятная до лёгкой жути… горит лампочка без проводов, просто так. Подойдёшь, тронешь слегка – гаснет мгновенно, а потом медленно, неохотно разгорается заново. Гопстоп рассказывал, что в одно сельпо закрытое залез через окна. Товар там на месте весь оставался, никем не тронутый, хотя и испорченный