В воздухе пахло какими-то химикалиями. Запах был тяжеловатый, но не неприятный. Посреди мастерской, возле стола, уставленного баночками с клеем и красками, стояло чучело большого черного пса с оскаленной, клыкастой пастью. Чучело было почти готово, но там, где полагалось быть глазам, зияли две черные дыры.
— Какой ужас, — пробормотала Марго, посмотрев на пса, затем перевела взгляд на шкурку какого-то грызуна, распластанную на столе, и с придыханием повторила: — Ужас!
— Всего лишь изнанка нашего мира, — пожал плечами доктор Берг. — Каждый из нас может стать объектом вскрытия. И в этом смысле мы ничем не лучше этих бедных зверушек.
— Бедных? А я-то думала, вы дарите им «вечную жизнь».
— Скорее вечную смерть, — вяло произнес доктор Берг. Он перевел взгляд на дьякона и вдруг спросил: — Вы ведь священник?
— Я дьякон, — ответил отец Андрей. — Как вы догадались?
— Вижу. У меня на вашего брата глаз наметанный. Смотрите на людей так, словно книгу читаете, да такую, в которой наперед известно, чем всё закончится. Хотя… человеческая жизнь — наука несложная. Все совершают одни и те же ошибки, все мечтают об одних и тех же преступлениях, и все ложатся в одинаковые гробы. Разница лишь в сорте древесины и в количестве венков.
— У вас слишком мрачный взгляд на вещи, — сказал отец Андрей.
Доктор Берг посмотрел на него искоса.
— Трезвый взгляд и не может быть иным, — холодно произнес он. — Впрочем, у нас с вами слишком разные профессии, чтобы мы смогли договориться. Я вижу смерть в жизни, а вы пытаетесь узреть жизнь в смерти. И вашу мнимую зрячесть я называю слепотой. Кстати, вы собираетесь беседовать стоя или все-таки сядете в кресла?
Марго и дьякон послушно уселись в кресла. Марго повела головой и вдруг побледнела. В самом темном углу мастерской стояло еще одно чучело. Марго облизнула губы и тихо проговорила:
— Кошмар… Что это за чудовище?
— Где? А, это. — Доктор Берг улыбнулся. — Cerberus Vulgarius собственной персоной.
— И что, он действительно существует?
— Конечно. Правда, всего в двух экземплярах. Один — в моей мастерской, второй — в шестой главе дантовского «Ада».
Трехзевый Цербер, хищный и громадный,
Собачьим лаем лает на народ,
Который вязнет в этой топи смрадной.
Его глаза багровы, вздут живот,
Жир в черной бороде, когтисты руки.
Он мучит их и кожу с мясом рвет,
А те под ливнем воют, словно суки.
Заметив недоумение на лице Марго, доктор Берг усмехнулся и пояснил:
— Это шутка. Туловище ирландского волкодава, правая голова — ротвейлера, левая — павиана, а та, что в центре, — бенгальского макака.
— А почему она с рогами?
— Потому что я так захотел. Как говорил Остап Бендер, «я так вижу». Все, что вы наблюдаете в этой комнате, на семьдесят процентов плод моей фантазии и лишь на тридцать — реальные существа. Даже когда речь идет о простой кошке. Поворот головы, выражение глаз, характер — все это плод моих усилий. Видите этого белого кота? Он свихнулся. Стал бросаться на хозяев, а по ночам сидел под диваном и завывал от ужаса. А теперь он смирный и добродушный. Гораздо лучше, чем был при жизни. — Доктор Берг протянул руку, погладил чучело белого кота и тихо добавил: — Как ни странно, некоторым смерть к лицу. И это относится не только к животным.
Задумчиво вздохнув, доктор Берг откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по крышке стола. Его пальцы, пухлые, бледные, подвижные, словно жили своей собственной, отдельной от остального тела, жизнью. Казалось, они вслушиваются в беседу, исподволь обнюхивают собеседника, как лапки-рецепторы какого-нибудь огромного членистоногого насекомого.
Таксидермист взял со столика трубку, чиркнул спичкой и неторопливо ее раскурил. В воздухе запахло сухой травой. Запах был приятный, теплый, обволакивающий. Доктор Берг выпустил изо рта клуб дыма, покосился на дьякона и сказал:
— Вижу, я вам не нравлюсь.
— Не нравитесь, — признался отец Андрей.
— Еще бы. Мы ведь с вами из разных ведомств, и ведомства эти вечно враждуют друг с другом. Хотя, по сути, занимаются одним и тем же. Живи мы лет пятьсот назад, вы бы с удовольствием изжарили меня на костре. Не правда ли?
— Может быть, — сказал дьякон.
— Но нынче руки коротки! — Берг разразился тихим смехом.
— И не жалко вам потрошить бедных зверюшек? — спросила Марго, у которой мурашки пробежали по спине от этого зловещего смеха.
— Жалко? — Доктор Берг покачал головой. — Нет. Это всего лишь трупы, а не объекты для скорби или жалости. Мертвая плоть. Еще мертвее, чем те аппетитные тушки, которые вы покупаете на рынке, чтобы употребить их в пищу.
— Фу, — сказала Марго. — Я думала, мои друзья — циники, но в сравнении с вами они просто дети.
— Вы спросили, я ответил, — невозмутимо произнес доктор Берг.
Марго протянула руку и с опаской коснулась пальцами чучела белого кота.
— Мягкий, — сказала она. — А как вы их делаете?
— Сам процесс не так уж сложен. — Доктор Берг пыхнул трубкой. — Для начала мастерю небольшой эскиз из пластилина. Показываю его заказчику. Если выбранная поза его устраивает, леплю зверя из глины в натуральную величину. Делаю матрицу для папье-маше. После выклейки матрицы бумагой ее необходимо покрыть лаком и хорошенько просушить. А уж затем на соединенные части корпуса из папье-маше монтируется шкура зверя.
— И сколько могут храниться такие чучела?
— При правильном уходе — вечность. — Доктор Берг пососал трубку, посмотрел на дьякона, потом снова на Марго, прищурился и сказал: — Итак? Чем обусловлен ваш интерес к Тихомирову и чем я могу вам помочь?
— Я пишу о профессоре Тихомирове статью, — сказала Марго.
— Вот как? Так вы журналистка?
— Да.
Берг дернул уголком рта.
— Не люблю журналистов. По мне уж лучше священник, чем журналист. Так что вы хотите узнать, госпожа журналистка? Не стесняйтесь, спрашивайте. Возможно, я вам отвечу.
— Вы были близко знакомы с Тихомировым? — спросила Марго.
— Когда-то мы дружили, — сказал доктор Берг. — Правда, с его стороны эта дружба носила несколько деспотичный характер. Он был старше меня на десять лет, и я долгие годы выслушивал его гипотезы и доводы с большим почтением. Даже когда сам перестал заниматься наукой. А однажды, это было года два назад, я взбунтовался.
— Из-за чего?
— Вы, конечно, помните, как несколько лет назад Манежную площадь разрыли экскаваторами?
Марго кивнула:
— Конечно. Там строили подземный торговый комплекс.
— Именно. Так вот, при раскопках были найдены остатки Моисеевского монастыря, который когда-то стоял на этом месте.
— Никогда об этом не слышала.
Берг усмехнулся:
— Не сомневаюсь. Вы ведь журналистка. — Он перевел взгляд на отца Андрея. — Ну а вы, святой отец? Вы-то об этом слышали?
— Слышал, — сказал отец Андрей, и по лицу его пробежала тень. — Там нашли не только монастырь, но и монастырское кладбище, на котором были погребены тела монахинь.
— Не просто тела, а мумифицированные тела! — поправил таксидермист. — Они были забальзамированы. Причем весьма и весьма искусно, это я вам говорю как профессионал.
— Вы что, их видели? — прищурилась Марго.
Доктор Берг выпустил облако дыма и посмотрел сквозь него на Марго.
— Видел. И даже участвовал в эксгумации тел монахинь. На правах члена экспертной группы.
— И как? — спросила Марго.
Доктор Берг едва заметно усмехнулся:
— Что — как?
Марго поняла несуразность своего вопроса и слегка смутилась.
— Как прошла эксгумация? — тихо сказала она.
— Нормально. Но потом работа сразу застопорилось. Приехали важные чины из московской мэрии и сообщили, что в наших услугах больше не нуждаются. Попросту говоря — указали нам на дверь.
— И что вы сделали?
— То есть как «что»? Выполнили указание. Мы ведь законопослушные граждане своей страны.
— Хамство какое, — возмущенно произнесла Марго и повернулась к дьякону: — Отец Андрей, вам это не кажется странным?
Дьякон пристально смотрел на таксидермиста.
— Что произошло с телами монахинь? — спросил он.
— Тела исчезли, — ответил Берг. — До нас дошли слухи, что их увезли за город, в Ракитки, и там похоронили. Все произошло в чрезвычайной спешке, даже пресса толком не успела ни о чем пронюхать.
— Странно, — сказала Марго. — А эти мумии, о которых вы говорили… они представляли научный интерес?
— Безусловно, — кивнул доктор Берг. — Мумии сохранились великолепно. Дорого бы я дал, чтобы изучить состав бальзамирующих веществ.
— Но чиновники должны были понимать, что они совершают преступление против науки, — неуверенно произнесла Марго.
— Должны были, — согласился Берг. — Но, видимо, не понимали. Я считал, что виной всему нерадивость российских чиновников. Однако профессор Тихомиров видел в этом нечто большее. Помнится, мы крепко поспорили.
— Тихомиров считал, что тела монахинь спрятали умышленно?
— Да, это его буквальные слова.
— У него были причины так думать?
Доктор Берг задумался, затем отрицательно качнул лысой головой и сказал:
— На мой взгляд — никаких. Видите ли, Тихомиров был не только историк, его интересовали и архитектура, и живопись, и филология. Правда, интерес его носил несколько мистический оттенок. Ему повсюду мерещились тайны.
— Какие тайны? — спросила Марго.
Таксидермист перевел на нее взгляд и усмехнулся:
— Весьма значительные. Тайны столетия, тысячелетия. Другие его не интересовали.
— Но академические ученые поднимали его на смех.
— Разумеется. А что еще им оставалось? Книги Тихомирова неплохо продавались, и для многих это было поводом для лютой ненависти и зависти.
— Над какой тайной он работал последние месяцы? — спросил отец Андрей.
Доктор Берг пожал круглыми, обтекаемыми плечами.
— Понятия не имею. Возможно, это было как-то связано с монахинями… Не знаю.