Прямая улица ведет от центра к городским воротам, остатки которых — в виде двух круглых, приземистых башен под конусообразными крышами — внушают достаточное уважение и сегодня.
Наше созерцание этих ветеранов средневековой архитектуры было прервано грянувшим духовым оркестром. В город входила длинная колонна пестро разодетых граждан, представлявших все существующие здесь профессии или, лучше сказать, цехи. Каждый цех был одет в присвоенную ему форму. Например, рудокопы вышагивали в черных парадных костюмах, в шляпах с длинными желтыми перьями или же в длинных рубахах, подпоясанные кожаными передниками, перевернутыми почему-то назад.
Замыкали шествие крестьяне. Парни в синих блузах с длиннющими кожаными кнутами, которыми они ловко щелкали в такт музыке. Каждая группа имела свой флаг, оркестр и песню. Трубы гремели, кнуты хлопали. Из окон домов, выходящих на улицу, высовывались любопытные. Прохожие присоединялись к шествию, и вся эта пестрая толпа двигалась к базарной площади.
В честь чего было устроено это торжество, нам, к сожалению, выяснить не удалось.
День уходил. Гослар зажигал вечерние огни. Улицы, площади, многочисленные кафе и даже перрон вокзала сделались вдруг необычайно оживленными.
Пришел поезд. Перрон опустел. До новой субботы, до нового воскресенья.
За окнами темно. Лишь редко-редко появляются сгустки света. Это деревни, разбросанные по склонам Гарца. Но вот горы отступили, и глазам открылась за литая озерами огней равнина. Это новостройки.
Ограниченный городами Госларом, Брауншвейгом и Хильдесгеймом район хранит в своих недрах два миллиарда тонн железной руды, небогатой, но при сегодняшней технологии вполне пригодной для обработки. Сейчас добывают здесь ежегодно свыше пяти миллионов тонн. Трудно сказать, что ожидает этот край завтра. Но сегодня он бурно развивается. Там, где вчера была пустошь, вырастает поселок. Завтра он превратится в город. Правда, так и оставаясь поселком. Пусть гигантским, но поселком, в то время как старинные города, иногда уменьшаясь до размеров поселка, остаются городами. Одним из таких гигантских поселков, возникших под боком романтического Гарца, является новый город Зальгиттер, насчитывающий свыше ста тысяч жителей. Все они — пришлые люди. Все чужаки этому краю, как и рисунок самого города с его современными доменными печами, стволами заводских труб, небоскребами и тому подобными реквизитами XX века.
«ВОЛЬНЫЙ И ГАНЗЕЙСКИЙ ГОРОД ГАМБУРГ»
Таково официальное название этого города-земли. При слове «Гамбург» воображению рисуются водные просторы, корабли, горы товаров… В общем, что-то морское. Все правильно, только моря в Гамбурге нет. До моря сто десять километров. А пароходы приходят. Двадцать тысяч в год! Товарооборот порта — в среднем тридцать девять миллионов тонн. Это и много и мало. Много, потому что это второй по обороту морской порт Европы. Мало относительно, если учесть, что грузооборот первого (Роттердама) составляет сто пятьдесят шесть миллионов тонн.
Гамбург почему-то всегда связывают с Ганзейским союзом, как-то упуская, что до образования Ганзы город существовал уже свыше семи веков. Возникновением своим Гамбург обязан не купцам, а солдатам — гарнизону крепости, основанной Карлом Великим на небольшой речке Альстер, близ саксонской деревушки Гамм, в 825 году.
Гамбург — это и порт, и город, и государство — одна из десяти федеральных земель, входящих в состав ФРГ. Численность его населения — около двух миллионов человек, к которым следует днем добавлять еще сто тысяч здесь работающих, но не проживающих. Почти половина территории Гамбурга находится под сельскохозяйственными угодьями — садами, пустошами, лесами, остальное — под жилищно-индустриальными джунглями. Я не припомню другого города, который бы вмещал в себя столь контрастирующие друг с другом районы, одновременно связанные, друг без друга немыслимые.
Заманчивее всего было бы попасть в Гамбург на пароходе. Не стоит пренебрегать и другими видами транспорта. Пусть это будет поезд. Пять часов назад он покинул Кёльн, пересек Рурскую область, Вестфалию, Бремен (тоже союзная земля), Нижнюю Саксонию и вот подбирается к Гамбургу. За окнами еще мелькают леса, но они редеют, редеют. Все чаще появляются поселки, «индивидуальные огороды», садики, дачки… И все это вдруг разом обрывается. Ни грядок, ни лужаек. Стальные фермы железнодорожного моста, за которыми широкая гладь реки. Это Эльба. А за Эльбой — железобетонные дебри промышленной окраины: хитросплетение трубопроводов, вышки, градирни, газгольдеры, курганы Вторчермета… Но этот в общем-то привычный пейзаж отличается существенной деталью — огромными, отражающимися в зеркале реки пароходами.
Город наваливается сразу, всей массой. Ошеломляет. Давит. Поезд плетется среди бесконечных складов, депо, пакгаузов и наконец заползает под стеклянный колпак вокзала. Мы покидаем вагон, вливаемся в людской поток, который выносит нас на привокзальную площадь. Гамбургский вокзал огромен. Он занимает целый квартал и фактически имеет не одну при вокзальную площадь, а все четыре. Мы с вами на той, где виднеется большое, серое, прикрытое куполом здание. Это новая часть выставочного зала, славящегося собранием полотей современной живописи; мы их непременно осмотрим когда-нибудь потом. А пока эскалатор затаскивает нас под землю прямо в лабиринт одного из универмагов-гигантов. Выберемся поскорее пи улицу. И здесь нас преследуют товары. Не будем обращать внимания на зеркальные стекла витрин. Луч-ню полюбуемся старейшей гамбургской церковью Святого Петра. Ее позеленевший от времени шпиль, острый и узкий, как шпага, вот уже девятый век пронзает влажный гамбургский воздух. Это, впрочем, скорее аллегория. Церковь была дважды уничтожена: один раз а 1842 году, во время грандиозного пожара, а второй — его один год спустя. Впечатление от Сан Петри усиливается, когда за ним показывается другой, такой же пиленый и острый шпиль, принадлежащий церкви Сан Якоби, известной своим великолепным органом, на котором играл И.-С. Бах.
Еще сотни метров витрин, и мы на обширной площади. Большое, живописное, выстроенное в стиле так называемого немецкого ренессанса с неизменными зелеными башнями и шпилями здание и есть гамбургский ратхауз (ратуша), сооруженный в самом конце прошлого века и призванный передать дух ганзейских промен, что, по-моему, удалось. Под его крутой зеленой крышей заседает правительство города-земли. Первый бургомистр является одновременно и министром-президентом. А городской сенат — Советом министров. Говорят, что для укрепления фундамента, несущего этот дом, в болотистую землю потребовалось заколотить несколько тысяч (!) дубовых стволов.
За роскошной ратушей притаилось ничем внешне не примечательное здание Гамбургской биржи, одно из немногих, переживших и пожар 1842 года, и бомбежки 1943 года.
Перед нами набережная. Небольшое, забранное в камень почти правильной четырехугольной формы озеро, окруженное респектабельными, нависшими над водой зданиями. Бесконечные аркады, сбегающие к воде ступеньки, повисшие в воздухе чайки, колеблемые волнами светотени. Все это, сливаясь, составляет какую-то странную гармонию. Странную, потому что сей пасторальный пейзаж расположен в самом центре самого промышленного города, самой промышленной страны Западной Европы. Этот так называемый Внутренний Альстер, пожалуй, самый импозантный район города, служащий на протяжении веков местом встреч, свиданий, прогулок… Неслышно, вкрадчиво трется о высокую стену вода, опрокидывает ее на себя, ломает изображение, вечно живая, вечно подвижная. Зыбкая и одновременно цепкая. Это памятник. Надгробный камень сорока тысячам гамбуржцев, погибших в первую мировую войну.
Мы на распутье. Направо за аркой моста — простор Внешнего Альстера. Налево, за старыми шлюзами, район так называемого Малого Альстера. Что такое Альстер? Шестидесятикилометровая речка, берущая начало где-то в Гольштейне и впадающая в Эльбу. Когда-то на ее берегу поселилась семья нижнесаксонского рыбака, потом было построено укрепление, получившее наименование Хаммабург. Собственно город был заложен в 1188 году графом Адольфом III Голыптейнским на правом берегу Альстера, вполне удовлетворявшего тогдашним потребностям. Уже в XIII веке он был перекрыт плотиной и превратился в озеро. В середине XVI века, не довольствуясь глубиной Альстера, гамбуржцы прорывают через болото канал к Эльбе, а еще через полвека ухитряются заставить Эльбу сменить русло, прийти к городу. В последующие годы были проведены сложные работы по углублению, расширению и расчистке речного русла, ставшего достаточно просторным, чтобы нести корабли практически любой осадки.
Так Эльба превратилась в море, а Гамбург — в одну из крупнейших морских гаваней.
Альстер, ставший теперь большим водохранилищем, пяти километров в длину и трех в ширину, очутившись в центре города, оброс парками, садами, виллами, особняками. Теперь это район богачей, дорогих клубов, консульств, а также место отдыха тысяч и тысяч горожан. Голубой оазис среди асфальтовой пустыни. Он всегда хорош, во все времена года, но особенно летом, в белые ночи или солнечные дни, когда на его поверхности появляется неисчислимая армада лодок, яхт, байдарок, плотов и других самых разнообразных посудин.
А Малый Альстер — это, собственно, нижнее течение реки, точнее, система шлюзов, рукавов и каналов, соединяющая водохранилища с Эльбой. Когда-то служившая водной артерией, сегодня она выполняет скорее всего роль декорации, напоминая уголок прославленной Венеции особенно тем, кто в ней не был.
Эти три Альстера, не похожие друг на друга, по-своему все красивые. И невозможно представить без них Гамбург, и трудно какому-либо из них отдать предпочтение. Первый радует, второй восхищает, а третий наводит грусть. Лично я выбираю третий.
Гамбург — город молодой. Молодой в том смысле, но дважды за одно столетие по существу строился заново. Естественно, что каждое поколение строителей пожелало оставить потомкам свои вкусы и идеи, не всегда созвучные с последующими традициями. Откровении говоря, многие районы Гамбурга представляют собой довольно пеструю мешанину стилей и школ. И вместо с тем город имеет четко выраженное лицо. Старых построек сохранилось немного. В основном это церкви. Католические — Петра, Якова, Екатерины и протестантские — Святого Михаила, в просторечии — «Михель». Именно ее колокольня, увенчанная медной, позеленевшей башенкой, очень напоминающей поставленную на колонну каску с ши