о — вне конкуренции. В среднем в год на каждого жителя приходится: пива — 147 литров, кофе — 143, молока — 94, чая — 32, а шампанского — всего три литра.
Пиво в кёльнских кабачках разносится кельнерами не в кружках, а в узких, длинных стеклянных стаканах, так называемых «штангах», а самих кельнеров принято называть «Кёбсами» (в переводе с кёльнского диалекта «Кёбс» значит «Якоб», «Яков», здесь лучше «Яшка»). Для поддержания духа романтики, от которого в немалой степени зависит и доход пивной, «Яшки» и поныне носят средневековые одеяния своего цеха: наглухо застегнутую вязаную кофту, длинный передник и большую кожаную сумку на животе, именуемую на жаргоне «кошкой». Меню в этих заведениях включает блюда, наименования которых не поддаются расшифровке. Еще в большей степени это относится к винам. По каким-то одному лишь хозяину известным законам стоимость и качество вина теряют связь. Восстановить ее здесь помогает лишь личный опыт, то есть регулярное посещение данного заведения, ибо в соседнем уже другая система ценностей. Следует еще добавить, что докали работают до глубокой ночи, не пустуют и днем и что женщины абсолютно равноправные их посетители.
Но кёльнской душе иногда становится тесно в помещении. Она жаждет простора улиц и площадей. И действительно, она выплескивается на них. Правда, не столь часто. В период карнавала. Говорят, что карнавал — наследие Рима. Может быть, и так. Действительно, дальше Рейна этот своеобразный праздник не распространился. Но, с другой стороны, нет его и к югу от Рейна. Скорее всего для него оказалась благоприятной почва рейнских виноградников. И это языческое мероприятие так глубоко пустило здесь корни, что их не смогли вырвать ни церковь, ни прусские чиновники, ни нацистский период, ни само время. Карнавал приурочивают к масленице — великому обжорству — перед большим постом, имеющим место (в наше время чисто абстрактное) в феврале. В отличие от других стран, где живы традиции карнавала, карнавал в Рейнской области очень рано приобрел политическую окраску и превратился в своеобразную арену сражений политических партий, что абсолютно не свойственно, например, знаменитым карнавалам Бразилии. Хотя последние гораздо красочнее, мощнее, массовее, грандиознее рейнских. Рейнский карнавал напоминает мне коллективного средневекового придворного шута. Его дурачества таят глубокий смысл, зачастую понятный лишь посвященным.
Согласно установившейся традиции, подготовка данного мероприятия начинается одиннадцатого числа одиннадцатого месяца. В этот день заинтересованные лица на специальных заседаниях учреждают разнообразные комитеты, комиссии, подкомиссии. Комиссии принимают идеи, проекты, вырабатывают программы, выдумывают костюмы, тексты и т. д. и т. п. Стихийное творчество и импровизация средневековых шутов, скоморохов ныне заменены трудом художников, поэтов, композиторов, при этом места исполнителей заняли господа во фраках и дамы в норках. Жалкую картонную и тряпичную мишуру ряженых сменили дорогостоящие костюмы, а бубенцы и побрякушки уступили место специально выдуманным орденам и медалям, далеко превосходящим по импозантности, да и по стоимости настоящие ордена и медали. Ошибочно думать, что все эти дурачества — привилегия богемствующей молодежи. Отнюдь! Для многих государственных деятелей и дипломатов трибуна карнавального банкета — крупный шанс быть замеченным и оцененным. Ведь в зале сидят те, кто создает политическую кухню. А хорошая кухня требует массы специй, соусов, пряностей, приправ. Вот и идет борьба за места в комитетах, в комиссиях. Вот и готовятся остроумные двусмысленные речи. Заказываются куплеты и песни. Средств не жалеют.
Чем ближе к «розовому понедельнику» — дню шествий, тем чаще банкеты, заседания, собрания. Город охватывает какое-то лихорадочное возбуждение. На улицах появляются ряженые. Сначала дети, а потом и взрослые. Гремят взрывы петард, шутих. Все чаще доносятся обрывки музыки и песен. Город в ожидании.
Сегодня предпраздничная пятница. Формально — обычный рабочий день. Я прихожу на работу вовремя, но до кабинета добраться не удается. В коридоре, на столе, украшенном цветами, установлена бочка пива, рядом горки бутербродов. Какие-то несерьезные рисунки развешаны по стенкам. Кто-то возится с магнитофоном. Дамы бюро вырядились в нелепые маскарадные костюмы, не сразу определишь, кто есть кто. Наиболее решительная подскакивает ко мне. Чи-чик, и мой нарядный галстук отрезан. Кругом сдержанный смех, переходящий в хохот. Нелепо же в таком виде протестовать, изображать неудовольствие или даже давать какие бы то ни было указания. Грянула музыка. Сотрудницы потянули сотрудников танцевать… Подобная обстановка во всех учреждениях всей Рейнской области, включая Бонн со всеми его правительственными ведомствами…
На вечер мы приглашены в «Гюрцених». Это старинный, построенный в глубоком средневековье дом, разумеется, реставрированный и в настоящее время выполняет роль помещения для приемов. По существу это каменная коробка с несколькими залами. Сегодня «Гюрцених» забит до предела. Гремят оркестры, но практически танцевать нельзя: настолько густа толпа. Люди сидят на ступеньках лестниц, на подоконниках, на полу. Каких только костюмов нет. Чем нелепее, тем больше успех. Есть очень дорогие, полностью воспроизводящие костюмы всех эпох и народов, начиная от Адама и Евы и кончая скафандрами космонавтов. Никто ни на кого не обращает ни малейшего внимания. Человек приобрел билет и за этот билет хочет получить удовольствие. Веселье длится около недели. Карнавал оканчивается в понедельник грандиозным шествием.
Шествие можно созерцать по пути его следования чуть ли не в любой точке города — так извилист его путь. Но особое скопление публики — в центре. Здесь же расположено большинство трибун. Шествие разворачивается по строго определенному плану и является по существу многосерийным представлением. Например, на темы: «Кёльну 2000 лет». Действия: «Наши предки», «Мы — римляне», «Мы — германцы», «Бой народов»… Тема шествия 1975 года — «Новорожденный миллионер» — посвящена превращению Кёльна в город с миллионом жителей. Действие разыгрывается при помощи костюмов, карикатурных изображений и пояснительных плакатов. Спектакль доставляет удовольствие и зрителям, и артистам. Последние, к вящему удовольствию первых, щедро разбрасывают конфеты, шоколад, печенье, цветы. В газетах сообщается заранее, сколько тонн карамели приобрел карнавальный комитет. Особое раздолье — детворе. Они запасаются большими пластиковыми мешками и, разумеется, оказываются самыми удачливыми из зрителей. Проходит час, другой, третий, а шествию нет конца. Новые оркестры, новые всадники, новые выдумки. Зрители подхватывают знакомые мелодии, и весь город представляет собой разноголосый, не особенно складный, но очень воодушевленный хор. И так длится до сумерек. А потом вся эта разогретая, раззадоренная масса заполняет рестораны, кафе, пивнушки и снова выливается на улицы в поисках приложения энергии. И до рассвета будут раздаваться вопли, гоготанье, вспышки песен, музыки… Утро застанет город совершенно растерзанным. Груды бутылок, оберток, раздавленных конфет, тряпок, цветов, вырванных «с мясом» частей туалета. Непривычен вид магазинов с заколоченными витринами. Город в похмелье.
Но вот появляются группы людей в ярко-оранжевых костюмах. Нет, это не ряженые. Это мусорщики, санитары города, кстати говоря, почти полностью укомплектованные из иностранных рабочих. За ними следуют специальные машины, в которых, как в бездонных бочках, исчезают следы вчерашнего гульбища.
Разумеется, чем больше город, тем больше находится меценатов, тем помпезнее празднество. Шествия в маленьких городках не такие грандиозные, но зато они задушевнее, что ли…
…Внимание, внимание! Работают все радиостанции города Брюль (в городе всего пять-шесть тысяч жителей и, разумеется, никаких радиостанций нет)… Мы сердечно приветствуем многочисленные иностранные делегации: турецкую, югославскую, итальянскую, испанскую (имеются в виду иностранные рабочие)… Посылаем привет участникам карнавала города Кёльна, что возле Брюля…
Тематика шествий здесь посвящена местным проблемам. Поскромнее наряды, поменьше оркестров… Но та же атмосфера бесшабашья, потому что веселые люди есть, очевидно, во всех городах. И в конце концов дело не в том, из чего сделан твой колпак — из шелка или из бумаги. И неважно, где плясать, важно — с кем.
Названия старых площадей Кёльна выдают его торговое прошлое. Есть здесь и Старый рынок, и Новый рынок, и Сенной рынок. Словно потухшие вулканы, они нет-нет да оживают (кажется, раз в месяц) и действительно превращаются в рынки, лучше сказать, в базары, еще лучше, в барахолки.
На сколоченных лотках, на земле, на полках переносных дощатых палаток выставляются, наваливаются товары. Чего здесь не встретишь! Допотопные журналы, фотографии чьих-то предков, конская сбруя, подковы, колеса, солдатское обмундирование, оружие всех времен и народов, в том числе идеологическое оружие «третьего райха» — литература нацистского периода. «Майн Кампф», например. На этом товаре делается неплохой бизнес. Тут же можно приобрести красочные портреты авторов или их сподвижников. Рядом со взрослыми — дети. Рядом — в данном случае самостоятельно. Торгуют книжками, игрушками, гардеробом — школа!
Базар как базар. Только нет здесь того азарта, что царит на торжищах восточных городов, торговля довольно вялая, да и товар слишком уж барахлист.
Помимо таких ежемесячных толкучек существуют и постоянные передвижные базары, в основном продуктовые. Фрукты, овощи, рыба, мясо, цветы. Всегда свежие, аппетитные, красочные, чего уже никак не скажешь о юморе их владельцев.
— Ай, угорь! Какой угорь! Эх, тридцать… двадцать… десять за четыре отдаю!
— Что, большой? Большой не маленький, верно, мадам?
Фрукты, овощи — круглый год. Цветы — круглый год. И какие цветы! Где и как их разводят — не знаю. Сирень — пожалуйста! Тюльпаны, гвоздики — навалом! Орхидеи? Пожалуйста. Всего пожалуйста, только платите. Рынок как рынок. Только кажется, весь мир положил на его прилавки дары садов, полей, огородов и плантаций: апельсины, бананы, ананасы. А рядом с ними продукция западногерманских огородов: капуста, репа, картошка. Но далеко ценам заморских товаров до цен этой продукции!