В Константинополь его величество въезжал уже практически без памяти, на носилках, которые несли самые благородные рыцари Германии. Его сразу же отвезли в один из дворцов правителя, к постели тяжелобольного вызвали лучших докторов Византийской империи. Все они озабоченно качали козлиными бородами, прищелкивали пальцами в драгоценных перстнях, а потом оставляли пузырьки снадобий, уверяя, что несколько месяцев на целебных водах и полный покой излечат его многострадальное величество.
Изнывая от безделья, я бродил по прекрасному городу, не находя себе места. Да и чем я мог помочь? Сидеть у постели умирающего? Если бы он приказал мне — сел бы и сидел. Но дядя не звал меня, долго не звал — неделю. Так что временами мне казалось, что он вовсе позабыл о моем существовании. Я бродил по городу с его белыми домиками с голубоватым орнаментом и витыми решетками, сквозь которые захочешь ничего не разглядишь. Такие решетки помогали прятать от посторонних глаз женщин — жен и дочерей хозяина дома. Вокруг некоторых домов небольшие садики с диковинными цветами и плодовыми деревьями. Только нас сразу же предупредили, во дворец будут бесперебойно доставляться лучшие фрукты, а придет желание, можно взять себе на базаре. Но вот просто сорвать приглянувшийся плод… ни в коем случае, мало ли что растет в этих землях. С виду это может быть вполне безобидный фрукт, а на деле средство для окрашивания тканей или еще что похуже.
В тот вечер, когда меня по всему городу искали дядины слуги, я гулял допоздна, возвращаясь домой во тьме. Хорошо, я давно уже приметил нашу улицу и обзавелся паролем для входа. Потому как одни воины знают тебя по голосу, а другие, может, и не припомнят. Город же не казался безобидным местом. Подойдя ко дворцу, я остановился, залюбовавшись отражением большой круглой луны в водах пруда, когда мимо меня прошуршала тень.
Кто это? Вор? Человек ловко перелез через тонкую ограду, бесшумно приземлившись шагах в десяти от меня. Чиркнуло огниво. Зачем крадуну привлекать к себе внимание? Я хотел уже поймать негодяя, когда послышались шаги и я был вынужден затаиться, прижавшись к ограде.
— Ваше сиятельство, я тут. Простите, замешкался и не подал вам руки. Встречался с посланцем Генриха-Льва — хорошие новости, как вы и советовали, он женился на Клеменции[57], дочери герцога Церингена[58], а потом я хотел вернуться к вам и заплутал в этой темени. Как вы? Не ушиблись?
— Черт тебя подери, Рудольф! Я уж думал, что остался один, — услышал я знакомый голос другого своего дядюшки, графа Вельфа. — Чуть в штаны с перепугу не наделал, думал уже бежать к воротам и просить сражу впустить меня обратно.
— Ха-ха, ваше сиятельство. Хотел бы я видеть того, кто сумеет вас напугать до такого состояния.
— Хе-хе, милый Рудольф. Никого больше не ждем? Тогда пошли отсюда, мои люди размещены лагерем за городом, часть — на постоялых дворах, так что можем до свету-то и не управиться…
В этот момент ветка хрустнула у меня под ногой, и в следующее мгновение кто-то невидимый ткнул в спину острым.
— А вот кого я нашел, — запах перегара густо перемешивался с ароматом жареного мяса.
— Шпион Конрада? Прирежь негодяя.
— Это я — Фридрих! Дядя! — успел выговорить я, проклиная себя за неосмотрительность, и тут же Вельф и тот, кого дядя назвал Рудольфом, бросились на мою защиту.
— Хочешь пролить кровь моего рода?! — взвизгнул дядюшка, в то время как его приятель ловко оттолкнул моего несостоявшегося убийцу, встряв между нами.
— Что ты делаешь здесь в столь поздний час? — Поинтересовался дядя, я по-прежнему не видел его лица.
— Гулял, — пожал плечами я.
— Так поздно? Без охраны? — удивился Рудольф, теперь я наконец признал его. Рудольф фон Шталека, казначей моего дядюшки, я видел его несколько раз в шатре Вельфа и еще как-то во дворце у постели нашего короля.
— Так получилось. А вы, дядюшка? Я так понял, что вы вышли из дворца, не потревожив ночной стражи? Такое важное дело?
— Важнее не придумать, у меня свидание. — Должно быть, дядюшка широко улыбнулся, в темноте не разглядишь. — Ну, бывай, племянничек, верный Рудольф проводит меня и будет охранять до рассвета.
— Вы, должно быть, влюбились в жену одного из сановников императора Византии, если для охраны берете себе всех своих людей, — неизвестно для чего, пошел я в бессмысленную атаку.
— Ваше сиятельство?! — За спиной опять послышалось пыхтение и запах перегара. Удивительно, как бесшумно ступает этот негодяй.
— Отставить, Вальтер. Мой драгоценный племянничек слышит звон, да не знает, с какой он колокольни. К даме сердца я иду в сопровождении Рудольфа фон Шталека, полагаю, ты узнал его и Вальтера Шауэнбургского. Что же до моих доблестных воинов, к ним я действительно собирался нагрянуть с внезапной проверкой, дабы поднять боевой дух и заодно поглядеть, чем они там, стервецы, занимаются. Так что мой тебе совет, умерь разыгравшееся воображение и ложись спать.
Я чувствовал себя дураком, хотя и дядюшка не лучше. В его-то годы скакать через ограды, а потом красться через весь город в сопровождении всего двух охранников! Да еще возможно, с риском для жизни проникать в чужой гарем! Ох, дядюшка, седина за бороду, а черт за чресла.
Я уже назвал пароль и прошел в ворота, как вдруг мне захотелось догнать их, объяснить, насколько он не прав, предложить свою помощь, наконец. Оттолкнув впустившего меня стражника, я выскочил на улицу, пробежал в том направлении, куда, как мне показалось, ушла троица, и, постояв немного, был вынужден вернуться обратно. Упустил.
Поднявшись в свои покои, я помылся в давно остывшей воде, после чего хотел уже сесть за свои записки, как меня вызвали к королю.
Дядя Конрад полусидел на широкой постели, опираясь на груду расшитых шелком подушек, перед ним на узорчатом столике горели свечи. В покоях кроме меня уже стояли, ожидая, что им скажут, с десяток офицеров.
— Я поднял вас посреди ночи, потому что произошло нечто, чего я давно ожидал, — слабый голос Конрада казался скрипучим, в покоях пахло потом и воском. — Некоторое время назад мне доложили, что наш лагерь покинул предатель Вельф! Уже три дня за ним и его приближенными следили наши люди, но сегодня ночью иуда перебил приставленных к нему, сбежав из дворца и теперь уже, по всей видимости, направляется к своему хозяину — королю Сицилии. Вильгельм I Злой[59] уже давно оплачивает смуты в Германии, теперь же, когда я не могу подняться, дабы самолично навести порядок в стране, они попытаются сделать переворот, дабы посадить на трон узурпатора.
Посему мой приказ, в порту нас ожидает готовый к отплытию корабль, на котором мой племянник Фридрих Швабский теперь отправится на родину, дабы от моего имени пресекать любые попытки бунта. Фридрих, я даю тебе мой перстень и приказываю во всем поддерживать и наставлять моего сына Генриха, пока я не смогу вернуться, дабы лично рассчитаться с подлой гадиной.
Той ночью король издал несколько приказов, но меня касался только этот, так что, велев знаменосцу Отто, копьеносцу Манфреду и десятнику графу Гвидо Бьяндрате[60] собираться, я лег спать.
Глава 13Смерть наследника. Заговор Эберхарда
С того дня как я вернулся из неудачного крестового похода и начал править вместо дяди, прошло целых три года. Константинопольские лекари не соврали, дядя действительно не умер у них на руках, более того, мы ждем его буквально на днях. Поначалу одно обстоятельство мешало мне достичь душевного равновесия. Еще в Святой земле я получил донесение от моего друга детства, Вихмана, а тот — от доверенного в замке человека о неверности моей супруги. Вернувшись, я допросил свидетелей и был вынужден признать, что Адельгейд не оклеветали. Видно, прав был друг Отто: выходя за меня замуж, она была влюблена, и когда я отправился в поход, как-то приблизила к себе своего возлюбленного. Означенного дворянина обвиняло еще и то, что он бежал из герцогства, едва мы высадились на берег. С тех пор я отправил Адельгейд в отдаленную крепость, где она живет полновластной хозяйкой, ожидая нашего развода. По приезде дяди короля, упаду ему в ноги, пусть посылает прошение папе. А не разрешит, отправлю мерзавку в монастырь, дабы замаливала там грехи.
Кстати о Вихмане, рукоположен и ныне епископ в Наумбурге. Молодой, расторопный, в любое дело влезучий, дотошный да сообразительный. И ко всем прочим достоинствам с обширными связями. Народ им не нарадуется. Недавно, будучи в тех краях, я специально свернул с намеченного маршрута да и заехал в гости. Не изменился дружочек мой Вихман — маленький, большеглазый, улыбчивый.
Я спокоен, власть в стране крепка как никогда. Не надеясь на помощников и предпочитая в любое дело войти лично, дабы все изучить да руками пощупать, взял себе за постулат — править, сидя в седле, что не причиняет неудобств мне, но зато доставляет хлопоты тем, к кому я приезжаю с внезапной проверкой. Моя личная охрана — пятьдесят человек — ничтожно для наместника на германском престоле, но зато все они отчаянные рубаки, смелые и отважные рыцари, каждый из которых, по моему личному мнению, стоит нескольких десятков отборнейших воинов. Да еще человек пятнадцать — обоз. Вечно за нами из города в город тянутся телеги оснащенные кожаными навесами от дождя. Там и зерно для собственного прокорма, и овес для лошадей, соленое мясо, вино, зернотерки, а также иные полезные в хозяйстве инструменты: лопаты, длинные канаты, топоры… иногда и камни возить приходится, потому как не штука — построить на месте катапульту, штука — найти чем ее заряжать. Но это уже если точно знаешь, что придется осаждать какую-нибудь крепость, и это не пятьдесят, а иногда и полтысячи человек брать приходится. И то не всегда хватает. Время разбрасывать камни и время их собирать. В обозе кроме слуг священники. А как без них — короткая месса перед боем, длинная — заупокойная после.