Выглянул в окно, оценил. Желтое, можно сказать золотое, полотно покрывало всю лужайку без остатка. Слуги безрезультатно пытались развернуть шатер, да куда там.
Я искренне поблагодарил английского посланника. Вот это значит уважил.
— Это еще не все, — расплылся в довольной улыбке посол, после чего развернул пергамент и громко прочитал: «Мы, Генрих II Английский, кладем к ногам вашего величества свое королевство и все, чем владеем, дабы все исполнилось по единому вашему мановению и свершилась воля вашей Империи. Нерасторжимый мир и благотворная торговля должны царить между нашими народами. При этом вам, обладающему высшим достоинством, надлежит повелевать, а у нас не будет недостатка в готовности повиноваться».
Все речи сладкие, точно медом вымазаны, послы улыбаются, низко кланяются, интересно, сколько из произнесенных клятв будет похоронено и забыто? Сколько сохранят верность до конца?
Жаль, нет у меня такого ясновидящего, который, посмотрев на человека, мог бы сказать, с честью тот пришел или вынашивает предательство. Каким клятвам верить? Вот, казалось бы, папа Адриан IV молился вместе со мной у гробницы апостола Петра, клялись друг другу, крест целовали, а летом, конкретно 18 июня 1156 года, взял да и заключил договор с сицилийцами, так называемый Беневентский конкордат. Меня просил не вступать с ними в переговоры, а сам… и как это теперь понимать? И что мне с этим делать?
После Рождества пришлось ехать в Безансон, так как в Бургундии дел накопилось… а весной Италия, никак нельзя отложить. Не случайно бургундский посол расшаркивался да поклоны бил. Просмотрел бумаги — авгиевы конюшни… пришлось созывать большой рейхстаг прямо в Безансоне, пусть все видят, как император вершит правый суд. А заодно принимает иноземных послов.
— Посольство от его святейшества папы Адриана IV.
В зал упругой походкой входят давний знакомый — канцлер Роланд и кардинал Бернгард.
— Сейчас будут оправдываться за союз с Сицилией, — шепчет Райнальд.
А Роланд хотел было что-то сказать, да ни с того ни с сего на моего канцлера злобно воззрился, точно дыру на нем собрался прожечь. Глядит, сопит, и Райнальд на него сверху вниз поглядывает с усмешкой нехорошей. Наконец взял себя в руки папский посланник, попросил личной аудиенции.
— Нельзя личной, он же профессор права, он тебя в два счета вокруг пальца обведет, — засуетился Райнальд.
— Ни в коем случае, ни слова наедине, — в другое ухо взволнованно шепчет Эберхард.
— Еще чего, чтобы потом папа счел меня трусом?! — это уже я возразил, впрочем, не особенно уверенно, спесь спесью, а эти двое до сих пор меня не подводили. Если я понял правильно, Роланд и Райнальд имеют какой-то давнишний зуб друг на друга. К добру это или худу лично для меня и для Империи, пока не понял. Впрочем, при мне они не посмели выяснять отношения. Райнальд принял из рук Рональда папское послание и, пробежавшись по нему глазами, начал переводить на немецкий.
Первая же фраза заставила меня неприязненно поморщиться, душка Адриан именовал себя не иначе как «отец», а меня — покровительственно «сын», и кардиналов, что уже совсем недопустимо, «моими братьями»!
В зале начали недовольно перешептываться.
Далее папа требовал вернуть свободу Эскилю Лундскому[99], продолжавшему дело Адриана в плане отделения датской церкви от Гамбургского архиепископства. То есть чтобы они ушли из-под руки Империи и переметнулись к папе. Согласно общепринятой версии означенный Эскиль находился в руках пленивших его разбойников, на самом деле был схвачен по приказу моего канцлера.
«Поскольку же ты не заметил и не покарал такого бесчестья для всей церкви, мы опасаемся, что причину сего следует искать в том, что некий злой человек, сеющий раздор, нашептал тебе это». Услышав о злом человеке, я невольно покосился на красавчика канцлера, но тот и бровью не повел.
«Вспомни же, с каким радушием два года назад принимала тебя Святая Римская церковь и как почтила твое величество, с радостью пожаловав тебе императорское достоинство. Мы ничуть не раскаиваемся в этом, напротив, мы были бы рады от всего сердца пожаловать твоей светлости и другие лены».
— Стоп! Какие такие лены?! Что он мне пожаловал?! — не выдержал я.
— С каких это пор Империя сделалась папским леном?! Наш истинный сеньор — папа?! — возмутился Эберхард.
— А от кого император получил корону, как не от папы? — выкрикнул папский канцлер и юркнул за спины сопровождающих его кардиналов.
— Оскорбление его величества! — взвыл Отто и, обнажив меч, бросился на Роланда.
— Фридрих, умоляю тебя, дай мне посмотреть папское письмо! — надрывался от желания перекричать остальных маленький Вихман. — Папа же не дурак, не мог он такого написать! Здесь ошибка. — Его голос потонул в общем оре.
— Виттельсбах, отставить, стража, взять папских посланников в кольцо, офицер, проводите канцлера Ватикана и кардиналов в помещение, отведенное для них! Двойная охрана. Райнальд, лично проводи гостей да проследи, чтобы они ни в чем не нуждались.
Пришлось объявлять перерыв и выгонять всех из зала. После чего я поймал умоляющий взгляд Вихмана и велел ему вместе с остальными приближенными следовать за мной, подальше от душного, даже смрадного, зала. Вообще, не люблю закрытых помещений, особенно когда они еще и переполнены народом. Факелы чадят, благородные господа смердят, в церкви хотя бы запах ладана отбивает естественную вонь, а здесь…
Райнальд действительно допустил некоторую неточность перевода. А именно перевел слово «beneficium» как «лен», а можно было и как «благодеяние». С одной стороны, вроде как все верно, в официальных бумагах так и пишут, император жалует своему вассалу «beneficium» — и дальше идет название. И все знают, пожалована такая-то земля, так что Райнальд, безусловно, прав, но, с другой стороны, переведи он «beneficium» как «благодеяния», смысл в корне бы изменился. Потому как одно дело, если святой отец благоволит к своему духовному сыну, и совсем другое — что жалеет ему лен, делая, таким образом, его ленником.
— Ну и что ты на это скажешь, друг прекрасный Райнальд Дассель?
— Что говорить? — Вернувшийся от папских посланников канцлер теперь стоял рядом с Вихманом, старательно вчитываясь в уже знакомый ему текст. — Все папы считают, что раз они вправе распоряжаться имперской короной, стало быть, император стоит ниже их. Сам подумай, может нижестоящий награждать вышестоящего?
— М-да, куда ни кинь, всюду клин.
— Я велел обыскать имущество посланников, — шелестит губами Райнальд.
— Зачем?
— Нашел несколько пустых листов с подписью папы и печатями.
Глава 31Победа над Миланом
Под нажимом обстоятельств я незамедлительно выслал папских посланников в Рим, наказав германцам ни в коем случае не обращаться в папский суд. Кроме того, с этого момента всем паломникам, пожелавшим посетить Рим, следовало предварительно испросить разрешение от своих церковных властей.
Получив своих посланников назад, живыми и невредимыми, но с раз и навсегда загубленной репутацией, папа не придумал ничего лучшего, как написать письмо германским князьям, в котором сетовал на дурно влияющих на доброго императора Фридриха его канцлера Райнальда Дасселя и Оттона Виттельсбаха. Его святейшество надеялся вызвать негодование знати, под давлением которой я бы изгнал своих друзей, но вместо этого князья еще больше сплотились вокруг престола.
«Есть два правовых источника для управления нашей державой: священные законы императоров и обычаи наших предков, — писали мы с Райнальдом свое письмо германским князьям. Дабы внести ясность. — Мы не хотим и не можем преступать пределы, предначертанные церкви. Мы с готовностью оказываем должное почтение отцу нашему, папе римскому, но короной Нашей Империи мы обязаны исключительно „бенефицию“ Бога. Короновать королевской короной надлежит архиепископу Кёльнскому, а императорской — папе, прочие же его притязания — от лукавого… В Риме, столице мира, Бог при помощи императорской власти возвысил церковь, а теперь в Риме же церковь пытается, но, как мы полагаем, не с Божьей помощью, унизить достоинство императора. Все началось с непотребной картины, от картины перешли к изложению сего принципа на бумаге, а теперь хотят возвести его в ранг закона. Этого мы не потерпим, не допустим! Скорее мы сложим с себя корону, нежели смиримся с таким унижением императорской власти и нашей личности. Пусть будет уничтожена картина, пусть будет опровергнуто написанное, дабы они не остались вечным памятником конфликта между Империей и папой».
Да, тут следует пояснить относительно той самой картины, виденной лично мною в крепости Ангела в Риме. Не писал о ней прежде, так как считал инцидент исчерпанным, теперь же вот, вспомнилось. В общем, что я могу сказать об этой мазне. На картине действительно был намалеван император Лотарь, стоящий на коленях перед папой, как и надлежит стоять папскому вассалу. Под картиной имелась соответствующая подпись, чтобы уже никаких непоняток не оставалось: «К вратам Рима прибыл король и, присягнув соблюдать права города, стал человеком папы, затем приняв от него корону». Я тогда так взбесился, что хотел уже порубить сей пасквиль, в последний момент сам его святейшество меня за руку удержал, говорил, мол, к чему портить хорошую вещь, если эта картина меня чем-то оскорбляет, он лучше ее спрячет с глаз долой. И тут же слуги действительно сняли мазню и унесли ее от греха подальше.
В общем, написали мы это письмо, и я поехал в сторону Аугсбурга, на встречу со своим имперским войском. К слову, особенно не волновался, потому как в данный момент на моей стороне реальная сила, будет Адриан продолжать злиться, выдюжим как-нибудь.
По просьбе Эберхарда я написал письмо папе, которое должны были доставить Райнальд и Отто, а почему нет, когда только о них нынче все и говорят? Пусть объясняются с глазу на глаз и сами решают, кто прав и кто не прав. И папа пусть видит, мы, немцы, его нисколечко не боимся, и я, император Фридрих I, понимаю, что как бы Роланд ни ненавидел Райнальда, а не вцепится тому в волосы, потому как, зная о моем приближении, папа лично станет с моего канцлера пылинки сдувать. Кроме посольской миссии на Райнальда и Отто была возложена почетная обязанность подготавливать население к прибытию императора и убедить всех, кто не успел присягнуть короне в прошлый раз, присягнуть теперь. По дороге они столкнулись с послами папы, которые следовали ко мне с предписанием разъяснить ошибку перевода. Допроси