«Фридрих, августейший император Рима, давно уже сам систематически размышлял о разнообразных явлениях земли, которые можно наблюдать на ней, над ней, внутри нее и под ней. Однажды он позвал к себе меня, Михаила Скота, среди прочих наиболее верного ему астролога, и задал мне втайне по порядку вопросы об устройстве земли и о чудесах, которые на ней содержатся, начав так:
Дорогой мой магистр, мы часто слышали от одного человека и от многих различные вопросы и их решения о небесных телах, т. е. о солнце, о луне и неподвижных звездах на небе, об элементах, о душе мира, о народах языческих и христианских и о других созданиях, которые сосуществуют над землей и на земле, таких, как растения и металлы. Еще слышали мы о тех тайнах, которые предназначены для услаждения духа и мудрости, т. е. о рае, чистилище и аде и об устройстве земли и ее чудесах. Поэтому мы просим тебя, чтобы ты из любви к мудрости и из почтения к нашей короне изложил нам устройство земли, т. е. как она держится над бездной, и как пропасть под землей пребывает, и есть ли что-нибудь, что поддерживает землю, кроме воздуха и воды, или она стоит сама, или она находится над небесами, которые под ней; сколько небес, и кто их носители, в них по преимуществу пребывающие; насколько одно небо в истинном измерении отстоит от другого, и что находится за последним небом, ведь их много, и насколько одно небо больше другого; на каком небе Бог находится по существу, т. е. в божественном величии, и как Он сидит на троне небесном; как к Нему приобщаются ангелы и святые, что ангелы и святые постоянно делают возле Бога. Скажи нам далее, сколько бездн, и как называются духи, в них живущие, где находятся ад, чистилище и рай небесный, т. е. ниже земли, в земле или над землей. Еще скажи нам, какова величина тела земли в ширину и в длину, и какое расстояние от земли до самого высокого неба и от земли до бездны, и одна ли бездна, или их много. И если их много, то насколько далеко отстоит одна от другой, имеет ли эта земля пустоши или она — твердое тело, наподобие живого камня. И какое расстояние от нижней поверхности земли до нижнего неба.
Скажи нам также, почему морская вода такая горькая и во многих местах становится соленой, а некоторые воды вне моря пресные, хотя вытекают все из одного и того же моря. Еще скажи нам о пресной воде, почему она всегда бьет из земли, иногда из камней и из деревьев, как это видно, когда весной подрезают виноградные лозы; откуда она происходит и поднимается, и почему в одних местах она сладкая и мягкая, в других — прозрачная, в третьих — мутная, в четвертых — плотная, т. е. камедистая. Мы очень удивляемся этому, давно зная, что все воды вытекают из моря и, протекая разными путями по местностям, опять возвращаются в море, которое является ложем и вместилищем всех текущих вод. Поэтому мы хотели бы знать, существуют ли отдельный источник соленой воды или и соленая, и пресная вода проистекают из одного места, и если это так, то почему же эти воды столь друг другу противоположны; ведь если судить по разнице цвета, запаха и течения, то кажется, будто они из двух разных источников. Если же источника два, т. е. пресный и соленый, то мы хотим уточнить, какой из них больше, а какой меньше, и как так получается, что эти воды, растекаясь по земле, как кажется, круглый год в огромном изобилии вырываются на поверхность из своего ложа. И хотя они изливаются в таком изобилии, они тем не менее почти не превосходят норму, несмотря на столь бурное течение, но так и продолжают вытекать в том же количестве. Мы хотели бы знать, откуда берется соленая и горькая вода, источники которой можно найти в разных местах, а также зловонная вода, как, например, в местах для купания и в водоемах, становится ли она сама такой или проистекает откуда-либо. Как так получается, что эта вода бывает прохладной, теплой и кипящей, как будто она в какой-то емкости поставлена на раскаленный очаг. Откуда она проистекает, откуда берется, и почему некоторые воды всегда прозрачны, а другие — мутные. Хотели бы мы еще узнать, что представляет собой ветер, дующий со всех концов света, и огонь, вырывающийся из земли как на равнине, так и в горах. Что за дым появляется то здесь, то там, что его питает, что извергает, как видно на Сицилии и в Мессине: Монджибелло, Вулькано, Липари и Стромболи. Как так получается, что пламя появляется не только на земле, но и в некоторых районах Индийского океана?»
Перед нами текст, ставший знаменитым в истории ментальности. Уже впервые издавший этот список вопросов Чарльз Хаскинс видел в них «скептицизм, след еретика-эпикурейца, чья трагическая фигура является в одной из тысячи пылающих могил десятой песни Ада»[155]. Вслед за ним историки восхищались широтой интересов «чудесного реформатора», обладавшего, казалось им, непосредственным взглядом на природу, отразившимся именно в этих вопросах[156].
Можем ли мы полностью доверять Михаилу Скоту в верности передачи императорских вопросов? Перед нами, однако, текст, автором которого является именно он, придворный астролог. Все «Введение», особенно «Книга о частностях», является ответом на энциклопедический запрос Фридриха II. Но в какой степени всеобъемлющий характер этих вопросов связан с личными интересами Михаила Скота, а в какой — с интересами монарха? Почему не предположить, что астролог, претендующий на роль «самого верного среди прочих», приписал какую-то часть собственных вопросов своему августейшему покровителю? Он наверняка имел сильное интеллектуальное влияние на Фридриха II.
Следует обратить внимание на стиль изложения, который я постарался передать в переводе. Некоторые вопросы повторяются дважды, сформулированы сумбурно, что через несколько лет так раздражало шейха ибн Сабина в «Сицилийских вопросах». Разные страницы и разделы «Введения» вообще можно отнести к разным стилистическим регистрам: иногда автор предельно прост, иногда темнит. Следуя наказу императора, шотландский астролог не раз подчеркивает, что он пишет для простецов, pauperes intellectu, на разговорном языке, iuxta vulgare. Эта формула очень симптоматична.
Можно предположить, что в «вопроснике» он сознательно выбрал такой разговорный стиль, напоминающий нравоучительные exempla, которыми проповедники усыпали свои проповеди. Знала различные стили и ученая схоластическая латынь[157]. Бросается в глаза краткость и конкретность некоторых вопросов, которую мы уже замечали в других источниках. Как будто Фридрих II спешит задать как можно больше вопросов, экономя слова. Но является ли это особенностью его личного характера, его личной манеры выражаться, его личной жажды знаний? Или следует принимать во внимание литературный этикет и стилистический регистр? Михаил Скот, как и позже ибн Сабин, хотел предстать перед своими читателями участником настоящего диалога с императором. В начале третьего раздела «Физиогномики», третьего трактата «Введения» Михаил увещевает его:
«Советую вам: приглашайте ко двору докторов, магистров и талантливых от природы людей. Разговаривайте часто со многими, обращайтесь к их сердцам разумно и в домашней обстановке. Размышляйте о разном. Задавайте им вопросы, когда они с вами, и храните в сердце их ответы, дабы в дальнейшем и другие смогли вам помочь. Не уподобляйтесь сухой невозделанной земле, все отвергают за бесплодие. Поддерживай обучение наукам в твоем королевстве, устраивай диспуты в твоем присутствии, дабы восславился дух твой и увеличились твои природные дарования. Позаботься о том, чтобы править долго. Это будет так, если ты предашься добродетелям и будешь избегать пороков. Об этой морали мы еще расскажем тебе в ином месте, если Бог того захочет»[158].
Как видим, императорские вопросы становятся почти что частью придворного этикета, если не реального, то во всяком случае литературного. В научном трактате, написанном при дворе, следует постараться увидеть этот литературный этикет. Михаила Скота нельзя считать особым новатором в том, что он стимулирует любознательность государя. Скорее всего, он следует хорошо ему знакомой псевдоаристотелевской «Тайной тайных»: «Королю следует уважать знатоков законов, почитать священников, превозносить ученых, общаться с ними, выдвигать сложные вопросы, расспрашивать честным образом, скромно отвечать, самых ученых и благородных почитать особо, согласно статусу каждого»[159]. Но и банальным его призыв не назовешь, потому что далеко не все интеллектуалы и проповедники в те годы считали занятия наукой достойным делом государя, от которого ждали, напомню, мира и правосудия, а не философии. Не следует забывать, что сознательный клир считал образование и науку в целом своей прерогативой, оберегал ее так же ревниво, как сегодня соответствующие министерства.
Безусловно, Михаил Скот присоединился к Фридриху II потому, что этот монарх во многом соответствовал той модели просвещенного государя, в которой так нуждались европейские интеллектуалы со времен Иоанна Солсберийского, писавшего в середине XII века, что «необразованный король подобен коронованному ослу»[160]. Однако Михаил и сам создает образ своего монарха, он подсказывает ему вопросы, подобающие императору. Что в них — его личный интерес, а что — дань литературным, идеологическим канонам, отразившимся и в сознании Михаила Скота, и в сознании Фридриха II?
Я анализировал «Роман об Александре», чтобы показать, как образ взыскующего знания монарха мог отразиться в мировоззрении средневекового императора. Александр спускается в ад, чтобы расспросить о будущем, и возносится на небеса, чтобы увидеть землю посреди воды Мирового океана, как на тарелке. И Фридрих II желает знать, что представляет собой abyssus, бездна под землей, насколько одно небо отстоит от другого. Для традиционной космологии он требует «точного измерения», verax mensura. В третьей дистинкции «Введения» Михаил Скот приводит поучительную сказку (poetica fabula) о любознательном персидском царе, который хотел узнать, где находится центр мира. Ответить на вопрос вызвался какой-то крестьянин, прельщенный возможностью получить королевскую власть. Показав центр земли прямо у трона царя, он кончил дело тем, что вместе с соратниками сверг его, убил всех приближенных, а сам сел на престол. Так слишком возгордившийся своим могуществом современник Магомета был посрамлен, а сказка показала пример опасного праздного любопытства