[853]. Фридрих II был знаком и с «Корпусом гражданского права», но, если в «Дигестах» загрязнение воды экскрементами считается преступлением против добрых нравов, то «Мельфийские конституции» рассматривают проблему чистоты окружающей среды с точки зрения медицины и повседневной жизни подданных. Вполне вероятно, что именно эта статья стала примером для миланских статутов XIV века[854].
Несомненно, при дворе существовала интеллектуальная элита, которая могла разработать и осмыслить такое законодательство, подвести под него научную основу. Не только в Южной Италии, но и в Римской курии читавшие «Канон» Авиценны медики очень хорошо понимали, что в распространении болезней или в защите от них большое значение имеет окружающая среда. Поэтому, например, папский двор в XIII веке почти каждое лето покидал загрязненный, душный Рим, рассадник малярии. Устье Тибра, когда-то чистое благодаря отличной античной канализации, в Средние века было запружено отбросами. Это привело к ухудшению экологической ситуации во всей Римской Кампании, несмотря на усилия многих понтификов[855]. Курия направлялась либо в Умбрию, либо в Витербо к северу от Рима, либо в Субьяко, либо в Ананьи к югу от города. Сохранились даже письма куриальных нотариев, расхваливающих природные красоты и мягкость климата, спорящих об их преимуществах[856]. О папских «курортах» знал и Михаил Скот. Учитывая его связи с курией в 1220-х годах, можно предположить, что он стал одним из посредников между двумя куриями в передаче интереса к таким способам лечения и профилактики[857].
Лотарио де Сеньи писал о «зловонии трупов» не только в традиции contemptus mundi, но и в терминах современной ему салернской литературы: в трупе зарождаются насекомые, которые распространяют болезни[858]. Он был, судя по всему, одним из первых понтификов, который стал уделять особое внимание личной гигиене и придворной медицине. В первой половине XIII века появилось сочинение «Отдаление последствий старости» (De retardatione accidentium senectutis), принадлежащее перу некоего «сеньора замка Грет». Столетиями оно приписывалось Роджеру Бэкону. В различных рукописях сохранилось посвящение Иннокентию IV и Фридриху II. Наряду с «Введением» Михаила Скота, это один из первых латинских трактатов по проблемам медицины, использующий в полной мере уже знакомую нам «Тайную тайных». Но главное — это первый на средневековом Западе полноценный учебник макробиотики. Здесь концепция заражения, vapor pestilentialis, представлена в очень четкой форме: «Стареет мир, и стареют люди — не потому, что мир стар, а из-за размножения живых существ, загрязняющих окружащий нас воздух, из-за невыполнения правил гигиены (regiminis) и незнания качеств вещей, которые восполняют испорченность условий гигиены»[859]. Неизвестно, был ли этот трактат направлен изначально понтифику или императору. Ясно одно: в обоих политически враждебных научных кругах была аудитория, живо интересовавшаяся проблемами здоровья, заботы о теле, гигиены, омоложения.
Поскольку влияние небесных тел на события земной жизни и на человеческое тело очевидно, понятие «микрокосмос» у Михаила Скота приобретает совершенно конкретное, практическое содержание[860]. Не только гадания и предсказания относятся к ведению астрологии, но и сама медицина. Сразу за изображением микрокосмоса внимание читателя обращается на то, что нельзя лечить какой-то член тела, если в этот момент в его знак зодиака вошла луна. Ее воздействие в астрологии считалось наиболее сильным и часто неблагоприятным[861]. Заодно осуждаются нерадивые хирурги, игнорирующие в своей практике положение планет и созвездий.
Михаил Скот был авторитетным врачом. Рукописная традиция приписывает ему несколько сочинений по диагностике. В его творчестве отразились, возможно, и реальный врачебный опыт, и, главное, распространенные в самых широких кругах представления о связи астрологии и астрономии с медициной[862]. Интересно, что, рассматривая многочисленные воздействия луны на жизнь обитателей земли, он особо подчеркивает, что «астрономия не есть малая часть медицины»[863]. В одной этой фразе уже ощущается скрытая полемика с салернской традицией, в которой именно медицина, не астрология, была опытной основой всего комплекса scientia naturalis.
И для Михаила, и для императора медицинская, «телесная» составляющая астрологии была, конечно, вторичной. Иначе эта наука, созерцательная в аристотелевском понимании этого слова, спустилась бы до уровня «искусства», серии технических приемов и рецептов. Однако медицина, cura corporis, гигиена были в придворном контексте, может быть, не менее важными науками, чем сама астрология, поскольку в руках медиков находилось здоровье монарха. Михаилу Скоту следовало доказать, что астрономия действительно может играть главенствующую роль не только в вопросах политической жизни, ведении боевых действий и т. п., но и определять повседневную жизнь императора, включая даже вопросы престолонаследия. Во «Введении» большое внимание уделяется тому, при каком стечении планет и прежде всего при каком положении луны следует зачинать ребенка мужского пола, выше уже приводилось свидетельство современника о том, как серьезно Фридрих II относился к советам астрологов в данном вопросе в середине 1230-х годов, в тот момент, когда ему пришлось подавить заговор, организованный его старшим сыном, римским королем Генрихом VII, и со всей актуальностью встал вопрос о новом наследнике. Среди астрологов императора в тот момент еще был Михаил Скот, который и мог дать Фридриху II соответствующие рекомендации[864].
Южноитальянская медицина могла предложить и другого рода рецепты: «Если женщина хочет зачать мальчика, ее муж должен взять матку и влагалище зайчихи высушить их, растолочь, смешать с вином и выпить. Женщина должна сделать то же с яичками зайца, по окончании месячных она может возлечь с мужем, и тогда она зачнет мальчика»[865]. На фоне таких рецептов астрологические предписания выглядят более выполнимыми, если представить себе, что они выписываются августейшей чете.
«Физиогномика» Михаила Скота, пожалуй, ближе к салернской традиции, чем другие части его «Введения»[866]. Скот открывает ее довольно пространным разбором сексуального поведения, стремится примирить различные подходы к проблемам человеческого тела. Это хорошо видно на примере пола зачинаемого ребенка: «Как некоторые считают, лежа на правом боку зачинают мальчика, на левом — девочку. Но мы говорим, что здесь имеет значение не бок, а семя: из правого яичка исходит мужское семя, из левого — женское. Верно, что комплекция каждого бока способствует рождению. Когда семя исходит из правого яичка, удовольствие сильнее, чем когда оно исходит из левого. Истинность этого тысячу раз была доказана на примере тех, кто обладает лишь одним яичком: те, у кого оно справа, зачинают мальчика, а те у кого слева — девочку. И нужно знать, что в момент извержения семени необходимо сделать гороскоп по созвездию зачатого ребенка, хотя этот момент и неизвестен астрологу»[867]. В выборе бока Скот следует Константину Африканскому, который, в свою очередь, опирался на «Эпидемии» Гиппократа, воспринявшего эту идею явно не из научной медицины[868].
Однажды, рассказывает Скот, Фридрих II пожелал удостовериться в истинности астрологии таким образом: согласно «Введению», кровопускание можно осуществлять, когда луна находится в огненном или воздушном по природе созвездии, за исключением Близнецов (Gemini), потому что в таком случае порез повторяется (tunc geminari solet percussio lanceole). Дождавшись, чтобы луна вошла в созвездие Близнецов, он позвал своего цирюльника, чтобы пустить кровь, но предупредил его о риске. Цирюльник поклялся головой, что в такую прекрасную погоду ничего плохого произойти не может. Сделав нужный надрез, он, зажав (зачем-то) нож меж зубов, будто девать было некуда, радостно поздравил Фридриха II с успешным исходом операции, но в этот момент нож выпал и сильно поранил ногу монарха, вызвав воспаление. Консилиум хирургов собирался в течение двух недель, а цирюльник восклицал: «Велика ваша мудрость и ясновидение, император, лучше пускать кровь при ущербной луне, чем при растущей»[869].
Астрологическое содержание медицины у Михаила Скота сводится главным образом к состоянию луны, ее он наделяет ролью «универсальной носительницы знаков», significatrix univesalis, ибо ее сфера ближе всего к земле. «Здоровье» луны отражается на здоровье вообще всякого тела, обладающего естественным движением. При возрастающей луне болезнь переносится легче, чем при ущербной, потому что тело больного в начале лунного месяца обладает, как мы бы сегодня сказали, более сильным иммунитетом[870]. При сокращении луны тело теряет часть тепла, и из этой потери возникают болезни. Астрология помогает распознать исход болезни, судить о знамениях смерти или благоприятного исхода. Настоящий медик, по мнению Михаила Скота, должен в совершенстве владеть этим искусством, поскольку он почти пророк или святой, он с помощью природы или знания должен находить прошлое, распознавать настоящее, определять будущее. Автор осуждает тех врачей, которые, ничего в этом не понимая и стремясь приобрести авторитет, уверяют своих пациентов и их близких в успешном исходе лечения, в результате чего легкая болезнь переходит к осложнениям и в конечном итоге к летальному исходу.