Фридрих Шиллер — страница 40 из 56

Описание литья колокола (Шиллер наблюдал его в маленькой литейной возле Иены), мудрые советы мастера чередуются с картинами человеческой жизни, и это построение как нельзя лучше раскрывает идею стихотворения: от благополучия человечества неотделимы усилия простых людей, мастерство умельца, труд во имя Согласия и Мира на земле.

Друзья, кольцом

Вкруг колокола тесно станем

И, верные благим желаньям,

Его Согласьем наречем.

К единству, дружбе, благостыне

Пусть он людей зовет отныне…

Пусть раздастся громче, шире

Первый звон его о Мире.

Шиллер начал «Песнь о колоколе» в 1797 году, а закончил только два года спустя.

В тот промежуток времени, пока «отливался колокол», поэт создает почти все свои знаменитые баллады.

2 мая 1797 года Шиллер переехал в купленный им скромный флигелек с садом на окраине Иены. «Меня окружает прекрасная местность, — пишет он Гете, — солнце заходит, дружелюбно прощаясь, и щелкают соловьи. Все вокруг веселит меня, и мой первый вечер в собственных владениях исполнен самых радостных предзнаменований».

Шиллер, смеясь, говорил об этой своей первой собственности, которой он обзавелся почти на сороковом году жизни, что «поместье» придает ему больше «веса и значения».

Но что обрадовало его действительно — это сад. Тишина, покой, уединение — как не хватало их Шиллеру в шумной Иене! За грубым каменным столом в саду просиживает он теперь целые дни, а иногда и ночи напролет, с радостью отдаваясь поэтическому вдохновению. Он работает жадно, как бы торопясь наверстать упущенное за долгие годы молчания.

В балладах особенно сказалось благотворное воздействие Гете на Шиллера. Все больше освобождается поэт в эти годы от груза философских абстракций, от кантианского противопоставления жизни и искусства.

Не теряя идейной глубины, лирика Шиллера приобретает большую непосредственность и эмоциональность Поэзия одерживает победу над рефлексией, над вредившим ему подчас, по признанию самого Шиллера, «холодным рассудком».

1797 год — год баллад. Еще недавно между Веймаром и Иеной летали стрелы эпиграмм, теперь Гете и Шиллер прилагают к письмам только что возникшие баллады.

Своеобразное их состязание в этом поэтическом жанре обогатило немецкую, да и мировую, литературу такими произведениями, как «Бог и Баядера», «Коринфская невеста» Гете, как Шиллеровы «Кубок», «Перчатка», «Поликратов перстень», «Ивиковы журавли», позднее — «Бой с драконом», «Порука».

Великолепно переведенные Василием Андреевичем Жуковским, баллады Шиллера привлекли сердца и русских читателей поэтическим выражением благородных идеалов, на века сохранивших для человечества свою ценность и красоту.

Глубокой верой в жизнь, в то, что восторжествуют в ней гуманность и свобода, восторжествуют потому, что прекрасен, мужествен и благороден по своей природе человек, проникнуты эти баллады. Их герои — люди, сильные духом, одержимые жаждой познания, готовые на подвиг и на самопожертвование.

Таков юный паж из баллады «Пловец» (мы знаем ее в переводе Жуковского под названием «Кубок»); он бросается в пучину, отважившись один на смелый и опасный подвиг, к которому тщетно призывает король своих знатных рыцарей и опытных латников.

И он подступает к наклону скалы

И взор устремил в глубину.

Из чрева пучины бежали валы,

Шумя и гремя, в вышину;

И волны спирались, и пена кипела:

Как будто гроза, наступая, ревела.

И воет, и свищет, и бьет, и шипит,

Как влага, мешаясь с огнем,

Волна за волною, и к небу летит

Дымящимся пена столбом;

Пучина бунтует, пучина клокочет.

Не море ль из моря извергнуться хочет?

Читая это описание водоворота, трудно поверить, что Шиллер никогда не видел моря и воспользовался здесь, как признавался он Гете, описанием Харибды у Гомера.

Вторично бросившись в пучину вод, юный смельчак погибает. Победили стихийные силы природы:

Приходит, уходит волна быстротечно:

А юноши нет и не будет уж вечно

Но бессмертны человеческая жажда подвига, юношеская отвага и любовь.

Каким живым, зримым предстает у Шиллера мир античности, солнечная Эллада с ее героями, обычаями и наивными верованиями. Вот баллада «Поликратов перстень» — поэтическая иллюстрация идеи древних греков о непостоянстве земного счастья.

Судьба улыбается правителю Самоса — Поликрату: погиб его заклятый враг, благополучно вернулся в гавань с богатым грузом флот, разбиты в сражении противники. Узнав об этом удивительном везении, гость Поликрата, египетский царь, уговаривает его принести жертву богам, чтобы они не позавидовали счастью смертного. Поликрат бросает в море свой заветный перстень. Но наутро, «только луч денницы озолотил верхи столицы», рыбак приносит в дар Поликрату диковинную рыбу. В этой рыбе повар находит драгоценный Поликратов перстень.

В ужасе покидает гость счастливца Поликрата, над которым — он уверен — нависла беда, так как неизбежно чередуются в жизни человека радость и горе.

Драматизм этой баллады усиливался для современников поэта тем, что многим известна была из «Истории» Геродота дальнейшая, не описанная Шиллером трагическая судьба самосского правителя: взятый врагами в плен, Поликрат был распят на кресте.

В числе лучших баллад Шиллера — «Порука», где достигает высшего художественного воплощения тема дружбы; она проходит через все творчество поэта.

Тираноборец Мерос проникает в дом к сиракузскому царю Дионисию, чтобы убить его. Но стража схватывает смельчака, и Дионисий приговаривает его к казни: Мерос должен быть распят на кресте. Единственное, о чем юноша молит тирана, — дать ему на три дня отсрочку, чтобы выдать замуж сестру. Порукой останется его друг; если Мерос не вернется в срок, Дионисий может его казнить.

Без слов идет преданный друг вместо Мероса в тюрьму. И вот уже третий день на исходе. Выдав замуж сестру, Мерос спешит обратно в Сиракузы. Но страшный ливень снес мост через реку, она разлилась, превратившись в бурлящий поток… Ни единой лодки нет вокруг.

Не о себе думает Мерос — его мысли поглощены судьбой друга: что будет с ним, если он опоздает!

И страх, наконец, в нем решимость зажег;

Он смело бросается в грозный поток,

Валы рассекает руками,

Плывет — и услышан богами.

Но не успевает путник прийти в себя, как встает перед ним новая страшная опасность: шайка разбойников нападает на него в лесу. И снова мысль о друге придает юноше необычайную силу: он выхватывает у разбойника дубину и расправляется с шайкой.

Превозмогая смертельную усталость, достигает он, наконец, Сиракуз. Но поздно: друга уже повели на казнь. В отчаянии устремляется юноша к месту казни. Пусть тиран казнит их обоих, но не сможет сказать, «что друг отказался от друга в беде» и что он, Мерос, купил себе жизнь предательством,

И в бурю восторженный гул перерос,

Друзья обнялись, и во взоре

У каждого радость и горе;

И нет ни единого ока без слез;

И царь узнает, что вернулся Мерос,

Глядит на смятенные лица, —

И чувство в царе шевелится.

И он их велит привести перед трон,

Он влажными смотрит очами:

«Ваш царь побежденный пред вами;

Он понял, что дружба — не призрак, не сон,

И с просьбою к вам обращается он:

На диво грядущим столетьям

В союз ваш принять его третьим».

Шиллер не развивает дальше всего лишь намеченный в балладе мотив нравственного перерождения тирана. Мы не знаем, не окажется ли оно столь же иллюзорным, как и «перерождение» короля Филиппа в «Дон Карлосе».

Идейный смысл «Поруки» не в финальном обращении царя, как, впрочем, и не в тираноборстве Мероса, которое служит лишь завязкой напряженного действия баллады. Ее главное содержание — прославление дружбы, торжествующей над самой смертью. Ее герои — в равной мере и Мерос и бессловесный друг, перед лицом, казалось бы, неминуемой смерти не усомнившийся в верности и дружбе.

Баллады Шиллера — маленькие драмы. Драматичен их напряженный сюжет, язык, само их построение, при котором действие словно распадается на отдельные акты и в то же время неуклонно двигается к финалу. Это поэзия драматурга.

Баллады рождались в то время, когда после длительного перерыва Шиллер возвращался к драматическому творчеству.

Миновало десять лет с тех пор, как поэт завершил «Карлоса» и не писал более для театра. Позади годы занятий историей и социально-философские труды— эстетическая теория. Позади период великой революции по ту сторону Рейна. Ничто не прошло бесследно для развития художника: он вобрал в себя и опыт историка, и раздумья философа, и прежде всего идеи французской революции. Из этого спшава выкованы все поздние драмы Шиллера — величайшее в его творческом наследии…

ВЕЛИКАЯ ТРИЛОГИЯ

«Лишь тот для будущего жил, кто много

Свершил для современников своих».

(Шиллер. Пролог к «Валленштейну»)


На площадке перед зданием Немецкого национального театра в Веймаре возвышается монументальная скульптура. Гете и Шиллер, отлитые в бронзе, застыли на каменном постаменте…

В Веймарском театре, в течение двадцати шести лет бессменно руководимом Гете, были поставлены все поздние драмы Шиллера. Навеки связала здесь поэтов общая слава. Ее символическое воплощение в скульптуре — лавровый венок, соединяющий правую руку Шиллера и Гете. Левую руку Гете положил на плечо младшего друга, ободряя и уверенно напутствуя его. Шиллер держит свиток рукописи. Голова его откинута — поэт как бы всматривается в даль.

Памятник Шиллеру и Гете, выполненный Эрнстом Ритшелем, учеником скульптора-классика Христиана Рауха, современника обоих поэтов, был установлен в середине XIX века, когда уже далеко позади осталась блестящая эпоха в истории Веймарского театра, связанная с совместной деятельностью Шиллера и Гете.