дня. Центр должен работать круглосуточно, остальной персонал будет выходить посменно с началом соревнований. Сейчас все на своей основной работе, никого с рабочего места не отпускают: местное начальство не интересуют проблемы организации. Сегодня приедут врачи-иностранцы — вот позор! Уважаемый главный врач соревнований не удосужился оформить аккредитацию своим сотрудникам, и вся бригада сидит в гостинице безвылазно третьи сутки: если выйдут — милиция обратно не впустит… В заключение своей пламенной речи доктор взяла Лабецкого за руку и подвела к старому облезлому книжному шкафу без полок, внутренность которого она в ярости созерцала в момент его появления в кегельбане.
— Вот… Полюбуйтесь! Где я буду медикаменты держать?! Вы, как представитель комитета здравоохранения, можете мне сказать, где я должна настругать эти полки?
Не отпуская его руку, забыв о всякой субординации, докторша потащила Лабецкого в душевую, поперёк кабины которой стоял ещё один металлический шкаф, похожий на холодильник.
— Это что? — Удивился Лабецкий.
— Это машина для приготовления льда. Иностранцы безо льда на соревнования не выходят. Водопровод только в этом душе. Мне надо запихать этот драндулет в кабину и приварить к нему водопроводные трубы… Вы это можете?
Лабецкий растеряно хмыкнул.
— Я тоже не могу… А ещё мне нужны десять адаптеров к американскому оборудованию, медицинские топчаны, стерилизационный шкаф… Мне нужна грубая физическая сила, электрик, водопроводчик и умелые руки — я только врач.
— А Пётр Николаевич когда обещал прийти? — Успел вставить Лабецкий под прицелом трёх пар укоризненных глаз среднего медицинского персонала, который сдержанно, но выразительно молчал.
Одна из медсестёр, которая помоложе, не выдержала.
— Пётр Николаевич придёт сюда на презентацию, когда Татьяна Михайловна всё подготовит… Бросил её на гвозди за два дня до соревнований…
Лабецкий в душе ругнул своего начальственного приятеля. С помощью медсестёр он воткнул-таки «ледовую» машину в душевую кабину. На большее его не хватило. Не слишком уверенно пообещав медикам помочь, он быстренько ретировался из кегельбана. Татьяне Михайловне он не завидовал.
Проходя через вестибюль, он заметил главного врача соревнований у стойки администратора, оживлённо беседующего с дежурной.
— Пётр… — Окликнул его Лабецкий.
Главный врач соревнований рассеянно оглянулся, кивнул ему, но подошёл не сразу, только после того, как что-то записал в блокнот под диктовку девушки-администратора.
— Ты понимаешь, — сказал он, подойдя к Лабецкому, — я сегодня утром должен был американцев встретить… Но мы вчера в Спорткомитете в честь открытия Игр… — И он сделал выразительный жест, хлопнув себя по шее. — В общем я проспал…
— Они приехали? — Спросил Лабецкий, отмечая про себя и помятую физиономию своего приятеля и заметный выхлоп после вчерашнего.
— Приехали… Нормально разместились, в люксах…
— Пойдёшь к ним?
— Не… Они сейчас на меня злые… И вообще, — ты видишь, — я не в форме. К вечеру проветрюсь — тогда… Ты чего здесь?
Лабецкий сообщил цель своего визита и вкратце выразил своё беспокойство по поводу готовности Реабилитационного центра.
— Татьяна в своём репертуаре… Успокойся! Сделает она всё, в первый раз, что ли? Поорёт, поорёт, повозмущается — и сделает, вот увидишь… К началу соревнований Реабилитационно-восстановительный центр будет работать. Гарантирую!
Он потянул Лабецкого за собой в открытую дверь небольшого зала ресторана, в котором были сервированы блюда шведского стола.
— Пойдем поедим… Я не успел позавтракать… Здесь с часу до четырёх обед для оргкомитета…
Лабецкий окинул взглядом столы — обед был сказочным.
— У меня сейчас слюна закапает, как у собаки, — пошутил он. — Меня не турнут отсюда? Я-то ведь — не оргкомитет…
— Со мной пройдёшь, — и Пётр выразительно махнул метрдотелю, который стоял в дверях. — А после я тебе аккредитацию сделаю, две недели здесь сможешь обедать…
Они пошли вокруг богато сервированных столов, накладывая себе закуски.
— Ты сделай своим аккредитацию, они третьи сутки из кегельбана нос боятся высунуть…
— Ах, ты!.. — Пётр хлопнул себя по лбу. — Забыл я про эту долбанную аккредитацию, чтоб её! Сейчас знаешь сколько суеты… Сделаю сегодня…
Он сказал это так, что Лабецкий понял: и сегодня никакой аккредитации у спортивных медиков не будет.
А Пётр, с аппетитом поглощая деликатесы, дружески поучал.
— Запомни, Серёга: когда ты сам будешь главным врачом, окружай себя только такими людьми, как моя Татьяна, которые из одного чувства долга наизнанку вывернутся. С таких можно всё, что угодно, потребовать. Я в диспансере бездельников не держу.
Вдруг Пётр перестал жевать и задумчиво воззрился на Лабецкого.
— Слушай, а ты, и вправду, почему до сих пор не главный врач?
Лабецкий пожал плечами. Честно говоря, этот вопрос он теперь задавал себе довольно часто.
— Сергей Петрович… — Торжественно продолжал его приятель. Хмель, видимо, ещё не совсем покинул его затуманенные мозги. — У тебя есть деньги?
Лабецкий полез было в карман, но Пётр рассмеялся.
— Я не об этих деньгах… У тебя есть деньги? — Повторил он на этот раз с ударением. — В конце концов, возьми в долг у своего генерала.
Он понизил голос почти до шёпота.
— Должность главного врача небольшой больницы стоит немалых денег, но ты их отобьёшь в первые полгода, можешь мне поверить! Даже воровать не придётся… Знаешь сколько я уже получил за эти соревнования? И сколько получу ещё?!
Лабецкий растеряно молчал. Конечно, кое-что о доходах главного врача этих Игр ходили слухи по комитету. Два года, ничего не делая, только числясь в должности, он получал гонорар в долларах. Несколько раз ездил в Америку за счёт комитета здравоохранения… А результат его бурной деятельности Лабецкий только что видел в кегельбане. Откровенность старого приятеля несколько покоробила его: он ещё не успел привыкнуть к откровенному цинизму чиновников.
Ночью он долго ворочался в своей постели. С женой они давно спали в разных комнатах, и он не мог ей помешать. Сон не приходил. Лабецкий встал с постели и вышел на балкон. Стояла тихая светлая июльская ночь. Только внизу бесшумно проскальзывали редкие машины. Голова трещала от спутанных тесных мыслей. Он закурил и курил долго, опершись на прохладные перила балкона. Значит, нужны только деньги — и будет независимость. Он, наконец, перестанет «перекладывать бумажки», в его руках окажутся люди, обязанные безропотно ему подчиняться, он будет самолично распоряжаться деньгами больницы… Таковы сейчас законы: главный врач — это удельный князь со всеми вытекающими последствиями. А чем он хуже других? Этого бездельника Петра, например? Лабецкий был уверен, что справится. И, если всё будет так, как рассказывал Пётр, (а видимо, всё, действительно, так, как он говорил), то можно подняться и на откатах, не унижаясь до откровенного воровства.
Но где сейчас взять ту сумму, которую назвал Пётр. Лабецкий и сам представлял, сколько может стоить эта вожделенная должность, не зря же он проводил время в сауне в обществе главных врачей. Хорошо выпив, они расслаблялись и делились друг с другом самой конфиденциальной информацией. Правда, Лабецкого напрягал сам факт переговоров с начальством, но Пётр его успокоил: всё очень просто. Сначала первый разговор тет-а-тет с руководителем комитета о желании занять соответствующую должность. Разговор этот должен иметь достаточно прозрачную окраску. Затем вторая беседа, завершающаяся лёгким жестом с конвертом в руке… Этот жест больше всего смущал Лабецкого, но Пётр и здесь его успокоил: жест этот нисколько не смутит хозяина кабинета…
Итак, где достать денег? Лабецкий только что купил в кредит первую в жизни иномарку, оставалось только на достаточно безбедное существование, но ничего лишнего… С генералом они так и не сблизились, старика очень раздражали непонятные отношения зятя с дочерью и его увлечение спиртным. Лабецкий не любил кого-то о чём-то просить, унижаться его даже тюрьма не научила. Но ради светлого будущего можно было рискнуть… И при всём при этом он прекрасно понимал, что стоит у первой ступени той загадочной лестницы вверх, ведущей вниз. Но спускаться вниз всегда легче, чем всю жизнь на четвереньках карабкаться наверх… И утром с началом рабочего дня он направился прямо на службу к своему тестю.
Несколько раз предъявив охране паспорт и служебное удостоверение, Лабецкий, наконец, добрался до приёмной. Он сообщил адъютанту о своих родственных связях с генералом, и уселся на высокий жёсткий стул. Мимо него в кабинет командующего потоком проходили офицеры разных званий, и Лабецкий приготовился к долгому ожиданию. Но, к его удивлению, достаточно скоро генерал сам открыл дверь своего кабинета и пригласил его войти. Они коротко пожали друг другу руки. Генерал вопросительно взглянул на зятя, которого видел впервые в своём служебном кабинете. Лабецкий не умел и не любил всяких витиеватых подходов к главному вопросу, да и задерживать генерала тоже было неловко. Он просто и коротко попросил денег.
— Деньги? — Генерал удивился. — Я думал вам хватает… Сколько?
Собрав всю свою волю в кулак, он назвал требуемую сумму.
Генерал удивлённо воззрился на него.
— Я не спрашиваю, зачем они тебе, но всё же такие деньги…
— Мне сорок лет, Владимир Романович… Эти деньги нужны мне для того, чтобы получить должность главного врача в одной из небольших больниц… Иначе я так и буду до самой пенсии перекладывать бумажки… Большие должности в медицине в наше время покупаются… И, наверно, не только в медицине…
Генерал побагровел. Лабецкий подумал, что он сейчас укажет ему на дверь, но тесть сдержался и нервно заходил по кабинету.
— «В наше время»… — Повторил он слова зятя. — Это ваше время… — Он подчеркнул слово «Ваше». — Вот в наше время…
Лабецкий вдруг возликовал. Словно гора упала с его плеч, он задышал свободно и радостно. Он больше не стал слушать генерала: всё было понятно. По-военному повернувшись кругом, Лабецкий лёгкой походкой вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой тяжёлую дверь. Эту ночь он проспал сладко и долго, как младенец.