Пред Бальдером то кровь на алтаре!
Уснет земля под сводом ночи вскоре,
Ты, солнце, щит златой, потонешь в море.
Но прежде дай взглянуть на дол любимый,
10 На друга детских лет, что сердцу мил.
Ах, те ж цветы цветут в стране родимой,
Лес тех же птиц под сенью приютил.
Шумит, как прежде, вал неутомимый,
О, счастлив тот, кого он не носил!
15 Твердит о славе лживый и веселый,
Но вдаль влечет он от родного дола.
Знаком ты мне, поток, где, чужд печали,
Пловец скользил с отвагой детских лет.
Знаком ты мне, о дол, где клятву дали
20 Мы верности, которой в мире нет.
И вы, березы, в чью кору врастали
Две руны — их вы сохранили след, —
Стоите белые, в родной долине;
Все, как и встарь, лишь я не прежний ныне.
25 Все, как и встарь? Но где же Фрамнес милый?
Где храм, что осенял священный брег?
Ах, радостно в долинах детства было,
Но вот огонь свершил сюда набег,
И страннику вещает брег унылый,
30 Как в гневе мстит и бог, и человек.
Пусть странники святыни здесь не ищут,
Ведь в роще Бальдера лишь звери рыщут.
Есть искуситель злобный во вселенной,
Коварный Нидхёгг, мрак его вскормил.
35 Он ненавидит асов блеск священный,
Что взор и меч героя озарил.
И все то зло, что гнев свершил мгновенный,
То он внушил, то дань для темных сил.
Он рад, когда пожар пылает в храме,
40 В веселье бьет он черными руками.
Ужели нет, Валхалла, примиренья?
О, синеокий Бальдер, ты ль суров?
Родне за павших платят в искупленье
И жертвой отвращают гнев богов.
45 Лишь повели, и все без сожаленья,
О кроткий бог, я в жертву дать готов.
Твой храм спалил без умысла я злого,
Пусть незапятнан щит мой блещет снова.
Пусть не владеет мрак душой моею,
50 Сними твой гнет, под ним герой поник;
Раскаяньем и славной жизнью всею
Дай искупить один преступный миг!
Я пред разящим Тором не бледнею
И Хель бестрепетно я вижу лик.
55 Ты, бог благой, чей взор, как месяц, блещет, —
Лишь пред тобой мой гордый дух трепещет.
Вот холм отца могильный. Спит воитель?
Ах, безвозвратный путь им совершен.
Вся в звездах, говорят, его обитель,
60 Там пьет он мед, щитов он слышит звон.
Свой взор склони ко мне, Валхаллы житель,
Услышь ты сына, Торстен Викингссон!
Я рун не режу, не пою, колдуя,
Но научи, чем Бальдера смягчу я.
65 Безмолвна ль смерть? Чтоб меч вернуть, в кургане
Очнулся Ангантир — и мог вещать.
Но стоит ли меч Тирфинг заклинаний
Пред тем, что я прошу — не мне взывать,
Прося меча: клинок возьму я в брани, —
70 Мне асов мир ты должен ниспослать.
Для мысли смутной я прошу намека,
Гнев Бальдера гнетет мой дух жестоко.
Молчишь, отец? Внемли, струи морские
Рокочут нежно, с ними голос слей!
75 С крылами бури мчись в края земные
И, пролетая, мне шепнуть успей!
Украсят запад кольца золотые,
Одно из них гонцом пошли скорей!
Ни откликом, ни знаком сон могильный
80 Ты не прервешь, отец! Как смерть бессильна!»
Вот гаснет солнце; ветер, усыпляя
Детей земли, им нежно песнь поет;
Взъезжает колесница огневая
Зари вечерней на небесный свод,
85 Средь синих гор, Валхаллу отражая,
Над синим долом свой стремит полет.
И вот несется из страны заката
Видение из пламени и злата.
To — марево, мы говорим о чуде,
90 В Валхалле имя лучшее дано.
Как золотой венец на изумруде,
Над рощей Бальдера парит оно.
Лучей таких дотоль не зрели люди,
Сияньем дивным все озарено.
95 Но вот оно на землю опустилось,
Где храм стоял, там в храм преобразилось.
Как Брейдаблик, высокою стеною
Из серебра светился он средь скал.
Столбы сияли сталью голубою,
100 И камнем дорогим алтарь сверкал.
Подобен небу звездному зимою,
Как духами несомый, свод вставал.
Валхаллы боги высились на тронах,
В одеждах синих, в золотых коронах.
105 И вот, стоят безмолвно у колонны
Три норны, опершись на щит рукой:
И прелести полны, и непреклонны,
Три розы в урне взросшие одной.
Взгляд Урды устремлен на храм сожженный,
110 На новый — Скульда взор бросает свой.
И Фритьоф, потрясенный и счастливый,
Еще глядит, но уж исчезло диво.
«О девы рока, вас могу постигнуть,
Ответ ты дал, отец, мольбе моей!
115 Я должен ныне новый храм воздвигнуть
Сожженного прекрасней и пышней.
Отрадно мирным подвигом достигнуть
Прощенья за гордыню юных дней!
Отверженец надеждой окрылился,
120 Прощает Бальдер, белый бог смягчился,
Привет вам, звезды, шествуйте в молчанье!
Отрадны снова ваши мне лучи.
Привет тебе, о Севера сиянье!
Пожаром мне казалось ты в ночи.
125 Цвети, курган, и моря рокотанье,
Как прежде, песнью чудною звучи!
Здесь на щите засну я, чужд тревоги,
Мне сниться будет, как прощают боги».
ПЕСНЬ 24ПРИМИРЕНИЕ
И вот закончен храм. Не частокол стоял
Вокруг него, как встарь, воздвигнута была
Железная ограда с шаром золотым
На каждом кованом жезле: она, как рать
5 Бойцов, одетых в сталь, и в шлемах золотых,
И с алебардами, хранила новый храм.
Из цельных был камней с искусством дерзким свод
Сведен — созданье исполинов на века,
Подобное Упсалы храму, где свою
10 Валхаллу видел Север в образе земном.
На круче высился он гордо, и чело
Высокое его вал светлый отражал,
Вокруг же, словно чудный пояс из цветов,
Лежала Бальдера долина, мирный край,
15 Где слышно пенье птиц и шелест рощ густых.
Из меди дверь высокая была, внутри
Ряды столбов легко держали на плечах
Могучих круглый свод — прекрасен, словно щит,
Блестящий, выпуклый, висел над храмом он.
20 Там жертвенник стоял. Он в северных горах
Был вырублен из мраморной скалы, вокруг
Змей извивался, в рунах, в мудрых письменах
Из «Слов Высокого» и «Валы». А в стене
Над змеем было углубленье в золотых
25 Звездах на темной синеве: там восседал
Серебряный бог милосердья, кроток, тих,
Как месяц серебристый в синих небесах.
Таков был храм. И вот, в серебряный покров
Облачены, в него двенадцать юных дев
30 Вступили по-двое; и на ланитах их,
И в сердце чистом — розы. Окружив алтарь
Святой, перед богом танцевали девы; так
Весенний ветерок танцует над ручьем,
В траве высокой так танцуют эльфы в час,
35 Когда блестит на ней роса в лучах зари.
Священную они, танцуя, пели песнь
О кротком Бальдере, о том, как был любим
Он всем живым, как пал от Хедера стрелы,
И небо плакало, и море, и земля.
40 Не из людской груди та песнь, казалось, шла —
Лилась, как звук из Брейдаблика, как мечта
О милом девы одинокой в тишине,
Когда средь мирной ночи перепел поет
И месяц Севера березы озарил.
45 На меч опершись, Фритьоф восхищен смотрел
На дев; воспоминанья детских дней пред ним
Теснились радостной, невинною толпой.
С очами, голубыми, словно небеса,
С волнами золота кудрявого, они
50 Приветливо кивали другу юных дней.
И погрузилась в ночь кровавой тенью жизнь
Былая викинга с тревогой битв и бурь,
И думалось ему, на их могиле сам,
Как камень, убранный цветами, он стоит.
55 И песнь росла, и к Валаскьяльфу ввысь взлетал
Из низменной земной юдоли дух его;
И тихо таяли и ненависть, и месть,
Как на груди утеса тает панцирь льда
В лучах весны; и хлынули, как море, в грудь
60 Героя безмятежный мир, немой восторг.
Ему казалось, бьется в сердце у него
Природы сердце, в умиленье он желал
Всю землю в братские объятья заключить,
Пред богом примириться вновь со всем живым.
65 И вот явился Бальдера верховный жрец,
Не юн и не прекрасен словно бог, но лик
Был величав и кроток, и струилась вниз
До пояса, серебряная борода.
Благоговеньем непривычным гордый дух
70 Объят был, и склонились низко два крыла
Орлиные на шлеме; старец молвил так:
«Привет, о Фритьоф! Ждал тебя я здесь давно:
Так сила буйствует по землям и морям
Подобна берсерку, что бледен впился в шит,
75 Но истощась, она спешит в родимый дом.
Сам Тор не раз ходил на Иотунхейм, в стальных
Был рукавицах, в поясе богов, а все ж
Утгарда-Локе трон досель неколебим.
Не отступает перед силой зло, само
80 Являясь силою. Лишь детская игра
Без силы кротость, луч на Эгира груди,
Неверный, беглый блик, поднявшийся с волной
И с ней поникший вновь: основы он лишен.
Но сила, кротости чужда, сама себя,
85 Как меч в кургане, разъедает: жизни хмель
Она, но нас забвенья цапля сторожит
Над рогом, и стыдится пьяный пробудясь.
Родится мощь от тела Имера — земли,
Потоки дикие и воды — кровь ее,
90 А сухожилья выкованы из руды.
Но пусто все, бесплодно на земле, доколь
Не блещет солнце — кротость неба. Зеленеть
Тогда начнет трава, зардеет ткань цветов,
И дерево в листву плод золотой вплетет,
95 И человек, и зверь прильнут к родной груди.
Таков и Аска род. Альфадер положил
Две тяжести на чаши жизненных весов;