— Есть.
— В самом деле?
— Абсолютно серьезно.
— Дешево?
— Думаю, что мы сойдемся. Все будет зависеть от того, как часто и сколько вы будете брать.
С паном Зеленко мы договорились, что я буду доставать нужные ему продукты. По его просьбе я и сегодня обещал кое-что подбросить.
Пообедав, я пошел на городской рынок и накупил там солонины, яиц и самогонки. Вернулся в корчму и продал хозяину все это, конечно, значительно дешевле, чем пришлось мне платить на рынке. Но коммерция есть коммерция, и я был доволен.
Еще больше был доволен пан Зеленко, которому сам бог послал в моем лице выгодного поставщика продуктов. Ежедневно я терял на этой спекулятивной операции по 25—30 марок, но зато в другом выигрывал больше. За моими лошадьми присматривал хозяйский работник, мне была отведена отдельная комната со всеми удобствами, я был обеспечен сытными завтраками, обедами и ужинами, а главное — познакомился с оберштурмфюрером Миллером, который, сам того не ведая, помогал мне в разведывательной работе.
Фридрих Миллер служил в гестапо и присматривал за всеми частными буфетами, столовыми и трактирами. Но у пана Зеленко была хорошенькая сестричка — панна Зося, и поэтому гестаповец отдавал преимущество моему хозяину.
Миллер устроил Зосю секретаршей в гестапо, а так как она неплохо владела немецким языком, то вскоре стала переводчицей. Зося не любила Миллера, ей были противны его ухаживания, но другого выхода у нее не было.
— Лучше переводчицей в гестапо, — говорила она мне, — и небольшой роман с Миллером, чем ехать на работу в Германию.
Иногда Миллер провожал меня вместе с Зосей в кино. Делалось это в том случае, если Миллер по каким-либо причинам не мог проводить Зосю домой и оставлял ее на мое попечительство. Благодаря этому я имел возможность даже в комендантский час беспрепятственно ходить по городу. От панны Зоси и Миллера я узнавал, когда гестапо собирается устраивать облавы, массовые аресты, расстрелы, когда и куда выезжают карательные экспедиции против партизан, и много других полезных для нас вещей. А главное — «дружба» с Миллером, прогулки с ним среди бела дня по городу, посещение ресторанов и кино снимали с меня всякое подозрение, как с разведчика, и мне очень скоро удалось выполнить свое первое задание: детально изучить городской режим и существующие в нем порядки.
Мои прогулки по городу были очень утомительными. Надо было запомнить каждую улицу, ее название, учреждения, размещавшиеся на ней, словом, необходимо было в совершенстве изучить город. Причем никаких записей — все должна была безошибочно зафиксировать память.
Как-то после длительной прогулки и сытного ужина в корчме пана Зеленко я разделся, положил пистолет под подушку и крепко уснул. Проснулся под утро оттого, что кто-то меня сильно прижал к стенке. Сначала я не сообразил, кто это со мной спит. Но, когда раскрыл глаза, увидел моего хорошего знакомого оберштурмфюрера Миллера. Возле кровати были разбросаны его китель, галифе, сапоги. Я быстро сунул руку под подушку, чтобы вытащить и спрятать пистолет, пока гестаповец спит. Но, к удивлению, в руке оказался не мой ТТ, а немецкий парабеллум. Я снова полез под подушку и облегченно вздохнул: мой ТТ был на месте.
Оказалось, оберштурмфюрер имел такую же привычку, как и я: ложась спать, клал оружие под голову. В тот вечер он пришел в корчму очень поздно, хотел что-то сказать фрейлейн Зосе, но та терпеть не могла пьяных и не пустила его в свою комнату. Гестаповец был в таком состоянии, что идти домой не мог, поэтому, увидев меня на кровати, сбросил с себя одежду и улегся рядом.
После этого случая мне, советскому разведчику, еще не раз приходилось спать вместе с немецким офицером. Но я уже никогда не клал свой пистолет под подушку. Там лежал парабеллум Фридриха Миллера. А мой ТТ — под матрацем.
Выполнив задание, я связался с Марийкой, и мы решили вернуться в отряд. Когда пан Зеленко узнал, что я покидаю город, он зашел в мою комнату и предложил:
— Знаете что, ласковый пан? Я все взвесил и пришел к выводу, что было бы чудесно, если бы вы согласились стать моим компаньоном. Вы — прирожденный коммерсант. Давайте расширим мое предприятие, оборудуем зал для офицеров и выхлопочем патент на нас обоих…
— Я польщен столь любезным предложением стать компаньоном, — ответил я хозяину. — Но я не располагаю такими большими деньгами. Это для меня неожиданность.
— Не беспокойтесь, пан. Мы подпишем договор, что вы не вносите своего денежного вклада. Я за вас внесу деньги, а вы будете заниматься снабжением, с вашей половины прибылей на протяжении года будет отсчитываться какой-то процент, а остальные деньги будут вашими. Мы все это оформим через нотариальную контору, в соответствии с законами немецкого правительства. Я уже советовался по этому поводу с оберштурмфюрером Миллером. Моя идея ему очень понравилась.
— Разрешите мне все хорошенько обдумать и дать вам ответ после возвращения в Ровно. А сейчас мне необходимо отвезти домой кузину и отдать родственнику его лошадей.
— Панну Марию мы сможем со временем пристроить к делу как официантку. Она такая милая девушка, что от офицеров у нас не будет отбоя, — рассуждал практичный хозяин.
Я еще раз пообещал пану Зеленко подумать над его предложением. Мы тепло попрощались с ним и его сестрой Зосей, не меньше брата заинтересованной в моем возвращении, и тронулись в путь.
В отряде нас встретили радостно. В тот же день со мной беседовал полковник Медведев. При этом присутствовали Лукин и Николай Кузнецов. Они долго и подробно расспрашивали меня о жизни в Ровно, одобрили мою «дружбу» с паном Зеленко и знакомство с гестаповцем.
— Твои наблюдения очень ценны для нас, — сказал Дмитрий Николаевич. — Они во многом дополнят то, что нам уже известно об этом городе.
Поблагодарив за успешное выполнение этого задания, командир предложил мне отдыхать и готовиться к следующему.
Командование отряда не могло ограничиваться разведывательной деятельностью в одном городе. Предстояло расширить наши связи с соседними городами и селами. С этой целью туда направлялись разведчики один за другим.
Спустя несколько дней после возвращения из Ровно меня снова вызвали в штаб отряда. У костра сидели Медведев, Стехов, Лукин и Коля Приходько.
— На этот раз пойдете с Приходько в Здолбунов, — сказал командир. — У Коли там есть родственники и знакомые. Нужно с кем-то из них договориться об оборудовании склада оружия и взрывчатки. Но будьте очень осторожны, первому попавшемуся не доверяйтесь. Людей подбирайте надежных. Не забывайте, что для такого дела никакие подвалы и погреба не годятся. Должно быть сухое, хорошо проветриваемое место. Как только договоритесь, немедленно прибудет самолет и доставит нам этот груз. Оружие и взрывчатку будем отправлять на подводах, возможно, несколько раз. На месте, — продолжал Медведев, — подготовьте человека, который умел бы обращаться с этими опасными вещами и, если понадобится, выдавал их кому следует. Случись беда, склад ни в коем случае не должен достаться оккупантам. Задание, товарищи, очень серьезное и ответственное. Старшим назначаю Гнидюка.
И еще раз повторяю: об этом никто, кроме присутствующих, не должен знать. Ясно?
— Так точно, товарищ командир.
На следующий день после обеда мы пешком двинулись в дорогу. За ночь должны были уйти как можно дальше, день перебыть в лесу или на хуторе, а на вторую ночь добраться до Здолбунова. В течение полутора суток надо было покрыть свыше ста километров.
Изрядно поблудив по болотам при обходе местечка Тучин, мы к началу рассвета перешли реку Случь. За рекой показался хутор. «Тут придется нам провести день», — решили мы. Зашли в покосившуюся хатенку под соломенной крышей. В хате жили отец и дочь. Отец был больной, буквально прикован к постели, а дочь, босая и почти раздетая, не знала, что и делать. Мы сказали, что идем из леса, что мы советские партизаны и при первой возможности поможем девушке отвезти отца в больницу. На глазах девушки появились слезы.
— Родные, — проговорила она, — если бы вы знали, как нам тут тяжело!
Девушка сварила картошку. Хорошо позавтракав, мы забрались на чердак и легли спать. Проснулись от собачьего лая.
— Не иначе, чужой кто-то пожаловал, — сказал я Николаю и придвинулся к щели. Мне хорошо был виден двор хорошего, крытого железом дома, куда предлагал зайти Приходько. — Иди-ка сюда, Коля, и смотри, — позвал я товарища.
На соседнем дворе стояли две подводы. Около них возились щуцполицаи в черных шинелях. Очевидно, они только что приехали.
В это время к нам поднялась юная хозяйка (она принесла обед), я спросил у нее, кто живет в соседнем доме.
— О, это настоящий кровопиец! Сын его служит в тучинской полиции и приехал к отцу в гости со своими приятелями. Значит, шуму сегодня будет до самых звезд.
Я посмотрел на Приходько:
— Что, Николай, хороший был бы у нас отдых в том доме? Может, пойдем сейчас туда и поддержим компанию?
— А знаешь, — ответил он, — давай запустим в окно противотанковую гранату и сделаем капут этим щуцманам.
Он страшно ненавидел полицейских, наверное, сильнее, чем гитлеровцев. Часто можно было от него услышать:
— Фрицы — наши враги. Я понимаю, их цель — завоевать Советский Союз, и они откровенно выполняют приказы своего бесноватого фюрера. Но что этой дряни нужно, кому они служат? Я этих выродков душил бы на каждом шагу.
И на этот раз он долго уговаривал меня учинить расправу над полицейскими, устроившими пьянку в соседнем доме.
— Разреши, Николай, — просил он. — Никто об этом не узнает. Медведеву ничего не скажем. Ведь хорошее дело сделаем: меньше пакости будет на земле.
— Нет, не разрешаю, — возражал я, пользуясь правом старшего. — Мы не можем рисковать, пока не выполним задание командования. И потом, пойми еще: мы уйдем отсюда, а девушка с отцом останутся. Неужели ты думаешь, что гитлеровцы их помилуют?