— Никак не верится, — взволнованно заговорил Костя, — что э т о мог сделать человек. Нет! Человек т а к о г о не смог бы сделать! И впервые, Валя, мне подумалось: да люди ли эти фашисты? Значит, правда, что фашисты ведут войну на истребление, что они сознательно поставили своей целью уничтожить как можно больше людей?
— А ты в этом сомневался?
— Сомневался — не то слово. Не знаю, как яснее выразить свою мысль. Воспитали нас такими, что ли, но и ты и я, вообще советский человек и мысли не допускает, чтобы нам захватывать чужие земли, убивать людей. Когда в сентябре прошлого года мы с мамой получили похоронку о гибели брата, Бориса, — он закончил Сумское артиллерийское училище за несколько дней до войны, — я думал, что погиб Боря, так сказать, в честном бою, что ли. А сейчас подумалось: а может быть, во время боя фашистская пуля и не убила Бориса, а только ранила? А когда наши были вынуждены отступить — это было где-то в районе Минска, подошел к Борису, живому, только раненному, фашист, спокойно так вытащил пистолет и пристрелил, беспомощного. И Бориса, и других раненых. Они же не человеки, могут! Бросать бомбы на ребятишек! Это страшно, Валя!
— Страшно! В истребительном батальоне, на занятиях, нас познакомили с «Памяткой немецкому солдату». Ничего человеческого в ней не найдешь. Вот послушай, что требует Гитлер от своих офицеров и солдат, запомнил почти дословно. Он требует, чтобы каждый солдат для своей личной славы убил ровно сто русских. Требует убивать всякого русского, советского, не останавливаться, если перед ним старик или женщина, девочка или мальчик. Требует уничтожить в себе жалость и сострадание и не думать: мол, за него думает он, Гитлер. В одном из публичных выступлений, с которым нас тоже познакомили, Гитлер призвал — это я запомнил дословно: «Истребить славянские народы — русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов». И еще запомнилось сверхциничное заявление Гитлера: «Мы варвары, и мы хотим быть варварами. Это почетное звание». И ты прав: раненых они добивают. Сам видел…
— Сам, говоришь? — пытливо взглянул на друга Костя. — А где ты мог видеть? Ты что-то скрываешь. Куда ты исчезал в конце сорок первого года и весной этого года? Вернулся — будто подменили тебя. Посерьезнел. Не доверяешь? Думаешь, проговорюсь?
— Да из тебя слова не выколотишь! — засмеялся Валя. — Это сейчас ты разговорился. Верю тебе, как самому себе, а сказать пока не имею права. Не обижайся. И извини: надо в истребительный батальон.
— Завтра я зайду к тебе.
— Ох и упрямый ты! Хорошо, до завтра.
В этот вечер Костя повидал друзей-одноклассников Виктора Козлова, Бориса Лачинова. Разговор все о том же: что делать? В армию шестнадцатилетних не берут, в истребительный батальон тоже не взяли. Позавидовали Вале Выприцкому — и постарше и рослый.
— Ну что делать, Валя? — спросил Костя, когда они встретились на другой день. — Тебе хорошо — нашел свое место. А нам куда?
В голосе Кости чувствовалось такое отчаяние, что Вале стало жалко друга.
— Поклянись, что, пока жив, никому ни слова.
— Клянусь!
И Валя поделился своей тайной.
Когда началась война, он кинулся в военкомат, но там отказали — еще возраст непризывной. Пошел в управление НКВД, что на улице Володарского, 39. Не сразу, правда, но упросил взять разведчиком. Прошел специальную подготовку и в составе разведывательно-диверсионной группы был направлен на Украину, в Ворошиловградскую область. Матери сказал, что едет в военное училище.
Вернулся через месяц, в декабре 1941 года. Опять учеба, в том числе прыжки с самолета — на ладонях до сих пор мозоли от строп, и в апреле 1942 года опять на Украину. И насмотрелся, что творят гитлеровцы над советскими людьми!
— Воронежское управление, — пояснил Валя, — уже немало заслало в гитлеровский тыл, в различные области разведывательно-диверсионных групп и сейчас засылает. И разведчики очень нужны.
— Значит, можно попытаться? — обрадовался Костя.
— Я тебе ничего не говорил. Помни о клятве.
На другой день Костя пошел в управление НКВД.
С просьбой послать в разведку в управление обращалось немало воронежцев — и молодых и пожилых. А тут небольшого роста парнишка. Учиться ему, а не воевать. Капитан государственной безопасности Василий Юров, к которому попал Костя, не колеблясь, отказал, добавив, что на территории Воронежской области немецко-фашистских войск нет и управление в разведчиках не нуждается. Посоветовал пойти в клуб имени Дзержинского, разыскать там Антона Ивановича Башту и попроситься в истребительный батальон управления НКВД.
Антон Иванович внимательно выслушал Костю, сказал, что не возражает, но в батальон принимают только комсомольцев.
Через три дня Костя опять был у Башты, подал ему новенький комсомольский билет.
— Поздравляю с вступлением в комсомол и в истребительный батальон, — тепло сказал Башта. — Ты молодец. В такое тяжелое время, когда наша Родина в беде, никому нельзя быть в стороне, иначе ты не человек.
По дороге домой на Рабочий проспект Костя не раз вытаскивал из кармана пиджачка удостоверение в красной обложке, вытвердил наизусть:
«УНКВД по Воронежской области
Истребительный батальон гор. Воронежа
Предъявитель сего тов. ФЕОКТИСТОВ КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ является бойцом 2-й роты истребительного батальона гор. Воронежа при УНКВД по Воронежской области и имеет право ношения и хранения винтовки и финского ножа.
Действительно по 31 декабря 1942 года»
Маму, Марию Федоровну, успокоил, нарочито небрежно сказав:
— Так — военная учеба, помогать чекистам вылавливать вражеских сигнальщиков, если будут подавать световые сигналы фашистским самолетам, охранять склад с боеприпасами в Ботаническом саду…
Впрочем, Мария Федоровна, активная общественница райсовета, в недавнем прошлом депутат райсовета и горсовета, и не расспрашивала, лишь грустно вздохнула, вспомнив погибшего на фронте старшего сына, Бориса, мужа, Петра Павловича, человека мирной профессии — был главным бухгалтером рыбтреста, а сейчас где-то под Сталинградом, минером.
В батальоне Костя встретил своего учителя математики Андрея Константиновича Шишкина. Андрей Константинович, ныне командир взвода, и обрадовался и встревожился: Костя — лучший его ученик, фактически его помощник, помогал отстающим, даже старшеклассникам, определенно талантлив — нередко предлагал свое, оригинальное решение той или иной задачи. И классная руководительница Анастасия Михайловна Павлова, преподаватель русского языка и литературы, ревниво говорила, что Костю, настоящего отличника, больше тянет к математике и физике. Учиться бы Косте, а тут эти проклятые фашисты!
Встреча учителя и ученика была одна из последних: через два месяца, в сентябре 1942 года, начальник Придаченской оперативной группы УНКВД Петр Ельчинов проведет бойцов истребительного батальона по понтонному мосту в район Чижовки, Андрей Константинович погибнет в боях за родной город, и не только он… Не покинет своих бойцов раненый Антон Иванович Башта.
Официальная эвакуация населения Воронежа была проведена еще осенью 1941 года, когда немецко-фашистские войска вторглись в соседнюю, Курскую область. В первую очередь эвакуировали семьи военнослужащих, работников предприятий, учреждений. Спешно, днем и ночью, демонтировали крупные заводы и вывозили оборудование в восточные районы страны. Фашистские самолеты бомбили поезда с эвакуированными восточнее Воронежа, а сам Воронеж не трогали. Линия фронта так и осталась в Курской области. Той же осенью, ближе к зиме, Красная Армия выгнала фашистов из Ельца. Вражеские самолеты перестали появляться, и воронежцы успокоились. Дальнейшая эвакуация населения фактически прекратилась. Несмотря на запрещение, возвращались ранее выехавшие. Вернулись из Актюбинска и Феоктистовы. В январе 1942 года областная газета «Коммуна» запестрела объявлениями о возобновлении занятий в некоторых учебных заведениях, о том, что предприятиям требуются работники всех специальностей. Поговаривали, что возвращаются театр драмы, оперетта.
А 28 марта 1942 года в ставке Гитлера состоялось совещание, посвященное подготовке к наступлению на всех фронтах, и Гитлер объявил:
«Начало операции — под Воронежем… Начать у Воронежа…»
5 апреля 1942 года Гитлер подписал директиву № 41 штаба верховного главнокомандования (ОКВ), совершенно секретную, только для командования. Гитлер похвалялся результатами «зимней кампании в России» и ставил главную цель перед своими войсками в «летней кампании»:
«Цель заключается в том, чтобы окончательно уничтожить оставшиеся еще в распоряжении Советов силы и лишить их по мере возможности важнейших военно-экономических центров».
И уточнялось:
«Главная операция на Восточном фронте. Ее цель… разбить и уничтожить русские войска, находящиеся в районе Воронежа, южнее его, а также западнее и севернее реки Дон. В связи с тем что необходимые для этого соединения будут поступать только постепенно, эта операция распадается на ряд последовательных, но связанных между собой ударов, дополняющих друг друга. Поэтому их следует распределить по времени с севера на юг с таким расчетом, чтобы в каждом из этих ударов на решающих направлениях было сосредоточено как можно больше сил как сухопутной армии, так и в особенности авиации… Началом всей этой операции должно послужить охватывающее наступление или прорыв… в направлении на Воронеж. Цель этого прорыва — захват города Воронежа».
Удар на Воронеж получил условное название операции «Блау». Ее подготовку и проведение Гитлер возложил на командующего армиями «Юг» фельдмаршала фон Бока.
Это была одна из самых подготовленных наступательных операций немецко-фашистских войск. Захвату Воронежа Гитлер придавал очень большое значение. Немецко-фашистские войска, мечтал фюрер, через Воронеж «охватили бы Москву с юго-востока, а в дальнейшем также с востока». По приказу Гитлера для захвата Воронежа, который намечалось взять с ходу, и дальнейшего продвижения на Москву и Кавказ стягивались в мощный кулак несколько немецко-фашистских армий усиленного состава, обеспеченных самой новейшей военной техникой: 4-я танковая, 2-я полевая, основные силы 6-й полевой, 4-я воздушная, 2-я венгерская армии. Всего около сорока дивизий, в том числе шесть танковых и пять моторизованных. Свыше тысячи танков. Еще больше самолетов. Основные силы немецко-фашистских войск концентрировались на стыке правого фланга 40-й армии и левого фланга 13-й армии Брянского фронта. А на весь Брянский фронт во всей 420-километровой полосе обороны было на ходу всего 380 средних танков Т-34 и 186 тяжелых КВ. И самолетов значительно меньше, и зенитной артиллерии.