1918 год. Умер отец… Под соломенной крышей в ветхой, покосившейся хате их осталось пятеро — один другого меньше. Нужда, голод. Алексей, старший, у ермишинского кулака-мироеда скот пасет… В ту короткую минуту Алексей Иванович в мыслях даже дома побывал, с женой поговорил: «Ты, Шурочка, прости, если что…», — и уже, как наяву, обвила его шею ручонками, прильнула к небритой щеке самая младшая сероглазая дочурка. И он потрескавшимися от жажды губами, на которых запеклась кровь, чуть слышно прошептал:
— Галчонок, кровинка моя…
Но почему так шумит в голове? О-о, да это же море! Он же матрос славного Балтийского флота. На голове бескозырка, на ветру развеваются ленты… Он на палубе боевого корабля… И вдруг высокая ярко-красная волна взметнулась, обожгла ноги, плеснула в лицо, чем-то липким залепила глаза. Попробовал смахнуть с лица эту липкую пену, но внезапно жгучая боль сковала простреленную руку и возвратила его к действительности. Меняшкин приоткрыл отяжелевшие веки: небо, как парус при штиле, низко опустилось, сморщилось, затем покраснело и вспыхнуло огнем… В груди разлился жар. И тут вдруг набежала другая волна, накрыла с головой, придавила к земле, огромная и черная, как сама могила, и — унесла его в забытье…
Очнулся Алексей Иванович от острой боли. Застонал. Прислушался… За срубом послышались голоса. Сиплый старческий голос проскрипел:
— Там, сыны, за нашею хатою, хтось давно стогне…
Меняшкин вспомнил: засада, перестрелка, бой… куда-то долго-долго, целую вечность, полз… Хотел подняться, но в спину полоснула острая боль, дошла до самого сердца. Алексей Иванович упал лицом в траву, глотнул запах сырой земли, сжал в левой руке пистолет, приготовился…
Долго ждать не пришлось. Из-за угла вышли двое, один с топором, другой с автоматом. «Бандиты», — мелькнула мысль. Нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало — патроны все…
Высоко в горах завыл «шакал»: сигнал тревоги! Бандиты кинулись через речку, в заросли…
Селом Дихтинец на подводах и верхом мчались десятка три вооруженных людей. Один за другим соскочили на землю и побежали к скале. Но живых бандитов и след простыл. Подступы же к скале были усеяны трупами бандеровцев.
Чекисты поспешили на вершину завала и в ужасе остановились: перед ними на громадном камне лежал изрубленный человек. В нем с трудом опознали Новожилова. Лицо майора с пустыми глазницами было истыкано ножами, в груди торчал оставленный убийцей топор. А рядом, на забрызганном кровью обломке скалы, горело в багряных лучах заходящего солнца вырванное из груди сердце мужественного чекиста. Казалось, оно еще билось, звало к отмщению! Несколько человек бережно подняли останки майора, отнесли на подводу.
Державин разделил людей на группы и послал на поиски остальных товарищей. Осмотрели камни, заросли, спустились к берегу реки. В расщелине скалистого берега Путилы нашли тело капитана Большакова с выколотыми глазами, с размозженным черепом и вырезанной на груди пятиконечной звездой, но Меняшкина, Гусько и Лебедеву найти не могли. Напротив хутора Тарночки, по ту сторону реки увидели остов сожженной автомашины, но ни мертвого, ни раненого шофера не было. Другая поисковая группа поднялась над Тарночкой в лес, встретила там девочку, которая пасла коз. Она рассказала, что в сторону горы Буковинки полчаса тому назад какие-то вооруженные люди провели женщину со связанными руками. Стало ясно: врача Лебедеву забрали бандеровцы… На околице Дихтинца, возле прилепившейся на склоне горы небольшой хаты деда Темного[33], обнаружили тело майора Меняшкина. Бандиты успели надругаться и над ним: ноги майора были перебиты, отрубленная левая рука с судорожно сжатым в ней пистолетом лежала поодаль в еще незастывшей крови…
Охваченные скорбью и гневом, стояли чекисты у повозок, на которых лежали истерзанные тела товарищей…
— Отомстим за злодейское убийство наших товарищей! — поклялись они.
Тишину опустившихся на землю сумерек расколол залп, застонали горы…
Так пали в неравном бою три мужественных коммуниста: Михаил Сергеевич Новожилов, Алексей Иванович Меняшкин и Петр Федорович Большаков.
После скорбного сентябрьского дня недолго сеяли бандиты смерть на нашей земле. Им не удалось уйти от расплаты. Через двое суток шофер Гусько принес в Черновицкое управление государственной безопасности планшет майора Меняшкина. На основании документов, которые были спасены шофером, чекистам удалось установить настоящие имена и местонахождение многих бандеровцев. Логово бандитов, их явки, их стоянки были разгромлены, и на Буковину пришла пора, когда люди перестали бояться стука в дверь.
Три отважных героя-чекиста и врач Е. С. Лебедева, изуродованное тело которой было найдено на одной из бандитских стоянок, похоронены на кладбище в городе Черновцы. У надгробной плиты героев среди множества цветов под лучами весеннего солнца особенно ярко пылают распустившиеся пышные цветы беркулеса[34], привезенные с той самой скалы, где в неравном бою за Родину пали советские патриоты. В память о них 28 июля 1965 года, в день славного 25-летия воссоединения Северной Буковины с Советской Украиной, скала Острыва была названа скалой Трех Чекистов. 20 декабря 1968 года у скалы Трех Чекистов в торжественной обстановке был открыт памятник погибшим чекистам — девятиметровая мужественная фигура человека с обнаженным мечом. Памятник был сооружен на средства, собранные местным населением.
Заместитель начальника Черновицкого областного управления НКВД гвардии майор Алексей Иванович Меняшкин. Погиб 23 сентября 1944 года.
Оперативный работник органов государственной безопасности гвардии майор Михаил Сергеевич Новожилов. Погиб 23 сентября 1944 года.
Оперативный работник Черновицкого областного управления государственной безопасности капитан Петр Федорович Большаков. Погиб 23 сентября 1944 года.
Открытие памятника трем чекистам, погибшим в неравной борьбе с украинскими буржуазными националистами. Декабрь 1968 года.
Скала трех чекистов — место гибели А. И. Меняшкина. М. С. Новожилова и П. Ф. Большакова.
ЧЕРНЫЕ РЮКЗАКИП. Ласточкин
В начале зимы сорок четвертого года война привела нас в Венгрию. Мы знали многое об этой стране благодаря ее великому поэту-патриоту Шандору Петефи. Мы восторгались ее героическим рабочим классом, добившимся большой победы в 1919 году. Вместе с тем нам было известно, что глава государства Хорти служил верой и правдой Гитлеру, а 15 октября уступил регентство в пользу главаря нилашистов — Салаши, еще более верного пса фашистской Германии. Располагали мы и данными чисто профессионального характера: о разведывательных и контрразведывательных органах, о некоторых разведывательных и диверсионных школах, о деятельности гитлеровского обербандита, руководителя отдела диверсий германской разведки Отто Скорцени.
Мы — военные чекисты — основательно готовились, чтобы, вступив в эту страну, с честью выполнить любое задание нашей партии, Советского правительства и военного командования. Настроение у всех было отличное, боевое: героическая Советская Армия все дальше и дальше гнала врага, несмотря на его отчаянное сопротивление.
— Товарищ майор, вы следите за тем, когда будет освобождено село Янша? — спросил меня полковник Королев. — Учтите, дело там, кажется, серьезное, и оно поручено вам.
— Только что интересовался в штабе армии, товарищ полковник. Ответили, что примерно через неделю.
— Надо войти в это село вместе с передовыми частями. Возьмете особой капитана Набатова, переводчика Оленина и шофера Клепикова. Не мало? Как думаете?
— Удастся напасть на след, попрошу подкрепление.
— И псарню с собой возьмете? — улыбнулся полковник.
— Обязательно.
— Парнас и Богема… Выдумал же им клички Оленин!
Мы уважали своего начальника. Человек он был смелый и решительный, что не раз доказывал в сложных боевых условиях. Сегодня полковник был в отличном расположении духа.
Наступала последняя фронтовая зима. Дел у нас было по горло. У нас имелись сведения, что в селе Янша размещена немецкая разведывательно-диверсионная школа. Начальник ее махровый фашистский разведчик Краммер, о деятельности которого мы знали многое.
— Вам достанется с этой школой, — будто угадав мои мысли, сказал полковник Королев, и выражение его лица снова стало серьезным и сосредоточенным. — Крепкий орешек этот Краммер. Да ничего, мы ведь его уже бивали. А пока заканчивайте побыстрее дело с этим парашютистом. Он важен и для нас и для венгров.
На след парашютиста мои товарищи уже напали. Были установлены некоторые его связи, стало известно его задание: он должен был выкрасть техническую документацию одного важного изобретения. Пожарники иногда удивляются, что из объятого пламенем дома люди часто спешат вынести всякую рухлядь, а ценные вещи забывают. Гитлеровцы, в панике удирая из города, забрали всех лошадей, фаэтоны, телеги, даже сбрую, но забыли документы. Спохватившись, они решили заполучить их и с этой целью сбросили парашютиста, хорошо знавшего завод и людей, у которых находилась вся документация.
Лейтенант Аркадий Оленин, парень молодой и веселый, утром восторженно крикнул:
— Смотрите, снег!
Мы вышли на крыльцо. Двор, деревья, крыши — все было покрыто чистым, свежим снегом.
— Здорово, товарищ майор, а? Не хуже, чем у нас в Москве.
— Что же, умоемся снежком, как, бывало, в России, — сказал я.
В соседнем дворе хлопнула калитка. За невысокой оградой показалась молодая черноволосая девушка в красной спортивной шапочке — наша соседка. Мы и раньше видели ее. Хозяйка, у которой мы остановились, говорила, что девушка живет одна и часто не бывает дома.