Как прекрасно выражено здесь мироощущение людей, сохранивших в условиях жестокого подполья нравственное здоровье и духовную высоту, людей, испытавших личное счастье, способных и перед казнью думать о звездах, людей, чья дружба подобна звезде первой величины!
Второй приговоренный к смерти тоже потребовал в камеру бумагу. Все, кто писал о Зорге, цитировали его «мемуары». В них не было ни намека на покаяние, автор не выдавал никаких секретов, не известных тайной полиции Японии, зато в суховатой манере последовательно и беспристрастно рассказывал свою жизнь. Все — и враги, и в первую очередь друзья — должны были знать, что Рихард Зорге умер коммунистом.
…7 ноября 1944 года. В этот день Советская страна отмечала 27-ю годовщину Октября, Первая с начала войны годовщина, которую вместе с Москвой встречали освобожденные Киев и Минск, Кишинев, Таллин и Рига. «Свершилось! — писала «Правда». — Война шагнула за границы Советского Союза на территорию фашистской Германии». «Вражеская оборона прорвана, на дорогах таблички «разминировано», — сообщал военный корреспондент из Восточной Пруссии. «Спокойно стоят в сумраке осеннего вечера московские дома, полосками светятся щели в окнах, а за окнами угадывается мирный быт, озаренный сегодняшним мирным торжеством», — писал московский публицист.
В праздничных номерах газет публиковался Указ о присвоении званий Героев Советского Союза группе советских разведчиков. В Указе по праву могла быть и фамилия Рихарда Зорге.
В час, когда с ротаций сходили свежие газетные листы с сообщением о предстоящем салюте, в Токио уже было утро. В этот час в камеру смертников вошел Исидзимо — начальник токийской тюрьмы Сугамо. Согласно японскому ритуалу, поклонившись, он спросил у заключенного его имя.
— Рихард Зорге.
— Ваш возраст?
— Сорок девять лет.
Исидзимо объявил узнику, что сегодня смертный приговор будет приведен в исполнение. Осужденный, знавший японские обычаи, слегка поклонился в ответ. Хочет ли он что-нибудь добавить? Нет, ему нечего добавить.
Ему нечего было добавить, он сделал все, что мог, даже больше, чем мог!
Судя по тем документам, которые сохранились и были опубликованы американцами в годы оккупации, Рихард Зорге был казнен в той же камере, где незадолго до этого оборвалась жизнь Ходзуми Одзаки.
Как свидетельствуют очевидцы, Зорге твердым шагом миновал тюремный двор и вошел в небольшую камеру. Там не было ни помоста, ни каких-либо ступенек. Лишь в голый каменный пол вделан люк. Зорге спокойно встал на него, спокойно позволил накинуть петлю. В 10 часов 20 минут по токийскому времени Зорге не стало. Он встретил смерть мужественно, как человек, выполнивший свой долг.
…Генерал закрывает папки с донесениями. Они вернутся на полки архива. Встанут рядом с другими документами, молчаливыми свидетелями мужества других отважных, словно сольются в общий подвиг. Ну что же, коммунист Рихард Зорге никогда не претендовал на исключительность.
Зорге похоронили в общей тюремной могиле. Но японским друзьям после долгих хлопот разрешили предать его тело огню.
В Токио на кладбище Тама над могилой Рихарда Зорге возвышается гранитный камень. На нем высечены слова: «Здесь покоится тот, кто всю свою жизнь отдал борьбе за мир».
И мертвый, он продолжает удивлять. Где, когда, в какие времена, в какой стране на могиле иностранного разведчика высекали такие слова? Где, когда местом патриотических митингов в защиту мира становилось место, которое, казалось, должно было напоминать о разведке — этом крайнем и жестоком выражении войны? А на могиле Рихарда Зорге такие митинги происходят вот уже двадцать лет. Где, когда писали об иностранном разведчике так, как пишет о Зорге японский историк Акира Фудзивара:
«Главные мотивы действий группы Зорге определялись не только сознанием огромной важности порученной им разведывательной миссии. В международной обстановке того времени Зорге и его товарищи решали наиболее трудную задачу, как практически послужить делу борьбы за мир, и с высоким героизмом отдавались деятельности, которую они рассматривали как самую справедливую с точки зрения интересов человечества… Их идеология и деятельность, практически направленные к защите мира, ныне наконец могут быть оценены по достоинству».
Именно потому, что Зорге был не обычный разведчик, именно потому, что не с мечом, а с миром он шагнул в наш сегодняшний день, память его дорога всему прогрессивному человечеству.
В фильме «Кто вы, доктор Зорге?» вопрос о смерти героя остается открытым. «Мадам и месье! — вспыхивала реклама перед началом сеансов в парижских кинотеатрах. — Оглянитесь: не сидит ли рядом с вами высокий худощавый мужчина с проницательным взглядом серых глаз?» Картина во многом следует книге бывшего дипломата — сотрудника немецкого посольства в Токио, ныне западногерманского писателя Ганса Отто Мейснера. Повествование ведется от лица Мейснера, который играет в фильме самого себя. «Зорге жив? — спрашивает он с экрана. — А почему бы и нет? Такой переспорит и судьбу».
«Зорге умер, — возражает ему публицист Иорге Иессель из ГДР на страницах журнала «Фрайе Вельт». — Те, кто его любил, могут оставить надежды. Те, кто его ненавидел, могут вздохнуть свободно. Но его никто не забудет — ни друзья, ни, тем более, враги».
К этому последнему мнению нельзя не присоединиться, как нельзя не согласиться с тем, что Зорге переспорил судьбу! Мы ничего не знали о Рихарде Зорге, теперь мы его знаем. Его имя упоминалось в связи с памятными датами; теперь, отрывая листки календаря, мы не можем не вспоминать о нем. Праздничные дни Октября будут напоминать нам и о его героической гибели, и о присвоении ему 5 ноября 1964 года высокого звания Героя Советского Союза.
…Он любил наши праздники. Поздравляя московских товарищей и сотрудников, он писал из Токио: «Мысленно я прохожу с вами по Красной площади». «Поздравляю с великой годовщиной Октябрьской революции, — телеграфировал он 7 ноября 1940 года. — Желаю всем нашим людям самых больших успехов в великом деле».
Во всемирных победах социализма есть частица и его подвига. Он работал на будущее. Нашей мирной жизнью, нашими сегодняшними трудами и радостями мы тоже во многом обязаны ему. Вот почему люди с благодарностью называют имена Рихарда Зорге и его товарищей. В Москве ребятишки идут в школу по улице Зорге, моряки Каспия ходатайствуют о присвоении передовому кораблю имени Зорге, народный поэт Азербайджана Сулейман Рустам посвящает ему стихи. У могилы в Токио собираются японские антифашисты. 20 января 1965 года газеты публикуют Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Бранко Вукелича, Макса и Анны Клаузен орденами Советского Союза.
Пытаясь ответить на поставленный не нами вопрос «Кто вы, доктор Зорге?», мы не претендовали на создание всеобъемлющего портрета. Нам хотелось выявить лишь некоторые черты облика героя, которые, между тем, считаем главными.
Повествуя о Рихарде Зорге, мы старались придерживаться мнения, высказанного однажды Юлиусом Фучиком: «Герои пролетариата очень просты и обычны. Их героизм заключается лишь в том, что они делают все, что нужно делать в решительный момент». Они не думали о славе, но вполне заслуживают того, чтобы сегодня о них сказали словами их пролетарского марша:
Вы с нами, вы с нами,
Хоть нет вас в колоннах…
В. КожевниковЗА НЕДЕЛЮ ДО ВОЙНЫ
Шофер одного из крупных чинов фашистской военной разведки Иоганн Вайс на самом деле является кадровым советским разведчиком.
О его опаснейшей работе в самом гнезде диверсий и шпионажа гитлеровцев повествует роман видного писателя Вадима Кожевникова «Щит и меч», главу из которого мы публикуем.
Было это шестнадцатого июня 1941 года.
Теплая, ясная июньская ночь. Глянцевитая поверхность прудов отражала и луну, и звезды, и синеву неба. Горько и томительно пахли тополя. А с засеянных полей, заросших сурепкой, доносился нежный медовый запах. Иоганн, не торопясь, вел машину по серой, сухой, с глубоко впрессованными в асфальт следами танков дороге.
Проехали длинную барскую аллею, исполосованную тенями деревьев. Потом снова пошли вспаханные поля. А дальше начались леса, и стало темно, как в туннеле.
Иоганн включил полный свет, и тут впереди послышалась разрозненная пальба, крики и глухой звук удара, сопровождаемый звоном стекла.
Фары осветили уткнувшийся разбитым радиатором в ствол каштана автомобиль.
Два офицера войск связи — один с пистолетом, другой с автоматом в руках — бледные, окровавленные вскочили на подножку и потребовали, чтобы Вайс быстрее гнал машину.
Вайс кивком указал на Штейнглица.
Майор приказал небрежно:
— Сядьте. И ваши документы.
— Господин майор, каждая секунда…
— Поехали, — сказал Штейнглиц Вайсу, возвращая документы офицерам. Спросил: — Ну?
Офицеры связи, все так же волнуясь и перебивая друг друга, объяснили, что произошло.
Несколько часов назад какой-то солдат забрался в машину с полевой рацией, оглушил радиста и его помощника, выбросил их из кузова, угрожая шоферу пистолетом, угнал машину. Дежурные станции вскоре засекли, что где-то в этом районе заработала новая радиостанция, передающая открытым текстом на русском языке: «Всем радиостанциям Советского Союза: двадцать второго июня войска фашистской Германии нападут на СССР»…
На поиски станции выехали пеленгационные установки, на одной из них были эти офицеры. Вскоре на шоссе они увидели похищенный грузовик и стали преследовать его, сообщив об обнаружении в эфир, но на повороте их машина по злой воле шофера или по его неопытности врезалась в дерево.
Иоганн вынужден был прибавить скорость. Офицер, который сел с ним рядом, взглядывал то на спидометр, то на дорогу и, видимо, не случайно уперся в бок Иоганну дулом автомата.
Азарт захватил и Штейнглица, и он тоже тыкал в спину Иоганна стволом «вальтера».