«Только теперь русская интеллигенция вздохнула свободно, — говорил Петелин. — Только сейчас мы чувствуем счастье свободы и за это благодарим наших спасителей Румынию и Германию!»
Отложив перо, Николай заметил, что наступило утро. Он поднес близко к окну клеенчатую тетрадь, проверил ее страницы при дневном свете — доклада, написанного между строк конспекта по богословию, не было, он словно и не был никогда написан.
Отодвинув кровать, Николай спрятал за плинтус раствор желтой кровяной соли. Разделся, лег и тут же уснул.
Перчатка поднята
На утренней «говорильне» у баурата отсутствовал шеф завода Купфер, его заменяли инженеры Сакотта и Петелин, но майор Загнер к ним и не обращался. Безоговорочно доверяя Гефту, все заказы стройуправления баурат направлял на завод через него.
— Завтра с утра в заводской ковш придут сторожевые катера «Д-9», «Д-10» и военный буксир «Ваграин». Заказ на переливку рамовых и мотылевых подшипников. Срок исполнения — десять дней. Инженер Гефт, напишите заявление на выдачу вам под отчет трех тысяч марок на баббит и бронзу, — распорядился Загнер.
Гефт здесь же на листке из блокнота написал заявление, и баурат наложил резолюцию.
По тому, как майор, сбычившись, водил головой, словно хотел выдернуть шею из тугого воротничка, можно было предположить, что у него скверное настроение.
«Проигрался в покер, не сварил желудок или неважные сводки с Восточного фронта?» — гадал Гефт.
— Получена телеграмма из Сулина с борта быстроходного эсминца «П-187»… — после длительного молчания сказал Загнер.
«Так вот оно что! Быстроходный эсминец! Будет гром из тучи!» — подумал Гефт.
И гром не замедлил:
— Инженер Петелин, акт подписывали вы?
— Я, господин баурат.
— Когда эсминец вышел из ремонта?
— Приблизительно неделю назад…
— Точнее!
— Десятого июля, — подсказал Гефт.
— Так что же, позвольте вас спросить, подшипники не выдерживают одной недели эксплуатации?! — Загнер уже не сдерживал своего раздражения. Вот! — он швырнул Петелину бумагу. — Примите рекламацию! Эсминец будет доставлен на перезаливку подшипников портовым буксиром. Какой позор! Немецкий военный корабль на буксире, как баржа, как… Как черт знает что! — бугристое лицо Загнера потемнело от гнева.
— Совершенно очевидно, что баббит низкого качества! — подлил масла в огонь Вагнер.
— Я сам видел баббит… — начал оправдываться Петелин.
— Чем же, позвольте вас спросить, можно объяснить телеграмму?! — перебил его баурат.
В «зверинце Вагнера»
«На заводе создана организация сопротивления, патриотическая подпольная группа. Основная задача: саботаж и диверсии на военно-морских судах оккупантов.
Начальник группы — я, Гефт Николай Артурович.
Мой помощник — начальник механического цеха Рябошапченко Иван Александрович, человек наблюдательный, живого и острого ума. Большой специалист своего дела. Пользуется авторитетом среди рабочих.
Вовлечены Рябошапченко и подчиняются только ему:
1. Слесарь механического цеха Тихонин Василий Лукьянович, смелый, находчивый двадцатилетний парень. Люто ненавидит оккупантов. К недостаткам надо отнести некоторую горячность, свойственную молодости.
2. Друг Василия Тихонина бригадир механического цеха Мындра Иван Яковлевич, осторожный человек, с хитрецой. Прост в обращении с людьми. Исполнителен. Ярый враг оккупантов. Его недостаток — нерешительность, но во всяком случае не трусость.
3. Бригадир механического цеха Берещук Михаил Степанович, сложившийся кадровый рабочий, отличный мастер, рассудителен, спокоен, дисциплинирован. Пользуется влиянием в цехе. Человек, советски настроенный.
Кроме этих трех человек, Рябошапченко привлек к исполнению заданий, не посвящая их в существо дела, еще трех рабочих механического цеха.
Второй человек, вовлеченный мною в группу, — начальник медницкого цеха Гнесианов Василий Васильевич. Человек очень осторожный, храбрым его не назовешь, алчный, но в то же время, как это ни странно, патриотически настроенный. Ненавидит румыно-немецких оккупантов.
Гнесианов использовал двух рабочих своего цеха для выполнения отдельных заданий, не посвящая их в обстоятельства дела».
Третий час ночи. Окна плотно закрыты ковром — светомаскировка. Это хорошо: даже заглянув в окно, никто не увидит маленькую керосиновую лампочку и в ее зыбком свете человека, склонившегося с пером над клеенчатой тетрадью.
Николай пишет свой отчет между строк конспекта по богословию.
«Третий человек, вовлеченный в группу, связанный также непосредственно со мной, — студентка медицинского института Покалюхина Юлия Тимофеевна. Эта девушка обладает незаурядным даром разведчицы, у нее острая зрительная память. Она наблюдательна. Хорошо сопоставляет факты и логически мыслит. Умеет слушать и мало говорит. Смелая и настойчивая.
Четвертый человек, вовлеченный в группу, связанный также со мной, — инженер-радист Берндт Артур Густавович, человек, советски настроенный. Саботировал свой призыв в немецкую армию. Обладает слабой инициативой, подвержен частой смене настроений, но исполнителен и точен. Непримиримый противник гитлеровцев.
Подпольная патриотическая группа создана и приступила к действию.
Диверсия на военно-сторожевых катерах типа «Д» и военном буксире «Ваграин»:
На четырех военно-сторожевых катерах и буксире подшипники залиты старой выплавкой с содержанием баббита не более восьми процентов. В результате этого: катера «Д-9» и «Д-10» совершили только по одному переходу до порта Галац и снова поставлены на ремонт. Катер «Д-6» на буксире доставлен в ковш завода. Буксир «Ваграин» потерял ход на ответственном переходе с баржей, груженной боеприпасами. Судьба буксира неизвестна.
Прибыл на ремонт «Райнконтр» — буксирное судно, вооруженное скорострельной пушкой и спаренным пулеметом. Адмирал Цииб дал сжатые сроки и требует высокого качества ремонта. Объясняется это тем, что «Райнконтр» должен отбуксировать две баржи металлического лома и на обратном пути доставить в Одессу воинские части, перебрасываемые гитлеровским командованием с Запада.
Адмирал требует качества, мы об этом позаботимся.
В ночь на 19-е были расклеены листовки с текстом сводки Совинформбюро от 15 июля.
С рассветом возле листовок собрались значительные группы граждан. Весть о победном продвижении советских войск на запад быстро распространилась по городу.
Нашу «пробу пера» надо считать удачной. Основная задача: добыть пишущую машинку».
Николай отложил перо и взглянул на часы — три утра, а в восемь надо быть на заводе. Он спрятал флакон с раствором желтой кровяной соли, погасил лампу и лег, но уснуть не мог.
Мысль его настойчиво работала над решением задачи с «Райнконтром». Он придумывал разные варианты и отбрасывал их один за другим.
Когда сквозь узкие щели между оконной рамой и ковром просочились первые, еще робкие краски рассвета, он подумал: «Решим на месте с Рябошапченко!» — и неожиданно крепко заснул.
Ровно в восемь Николай был на заводе. Рябошапченко он застал в конторе, но здесь же была и Лизхен. Увидев Гефта, она улыбнулась и поправила на лбу «завиток», так назвали в Одессе пришедший с Запада модный локон.
— Иван Александрович, пойдем на эллинг, — хмуро бросил Гефт (он не выспался) и вышел из цеха.
На эллинге стоял бот марки «РО» 12-й охраннопортовой флотилии. Они по лесенке поднялись на палубу бота и вошли в рубку. Здесь можно было свободно поговорить, не опасаясь быть подслушанным.
— В оберверфштабе удалось узнать, — начал Гефт, — что «Райнконтр» должен взять на буксир две баржи с железным ломом, рейс до Линца. На обратном пути буксир доставит эсэсовскую часть из Арденн, кажется, из Эхтернаха.
— Что будем делать?
— Надо, чтобы «Райнконтр» остался в Одессе. Мощный буксир, заменить его нечем…
— Нацелить Гнесианова на подшипники — в Браиле или Белграде их перезальют и только…
— Нет, это не пойдет. А что, если при укладке валов и монтаже муфт переднего и заднего хода допустить небольшое смещение?..
— Будет обнаружено на первом же ходовом испытании, и твой авторитет у немцев полетит к чертовой бабушке!
— Нет, Иван Александрович, на ходовых испытаниях к одной машине встану я сам, к другой бригадир… Кого ты думаешь поставить?
— Надо бы Михаила Степановича, но после истории с баржей «Мозель»…
— Что за история?
— Два дня назад — меня не было, я ходил в порт на приемку — Сакотта вызвал Михаила Степановича и поручил ему надеть руль на самоходную баржу «Мозель». Берещук посмотрел — вал не подходит к сектору. Приказал вал отпилить. Надели сектор, но клиновую шпонку не забили. Ночью слегка штормило, петли поднялись из проушин, и руль пошел ко дну. Сегодня спустился водолаз, но руля не нашел.
— А Берещук признался, что не забил клиновую шпонку?
— Зачем признаваться? Забил. Бригада подтверждает. Плохо, говорит, охраняете объекты! Это Берещук румынскому инженеру…
— Скажи, какой молодчага! Так кого же на «Райнконтр»?
— Думаю, бригаду Ляшенко…
Евгений Евгеньевич был в расстроенных чувствах: он сегодня с утра повздорил с бауратом.
— Понимаете, Николай Артурович, — жаловался он, — майор — легкомысленный, беспечный человек. Покупка материалов проводится бесконтрольно, счета оформляются кое-как. Наличие металла в цехах не контролируется… По отчетам румынской администрации, план перевыполнен, в то же время ни одно судно не вышло из ковша в срок! Я вам очень доверяю, вы талантливый инженер и человек, преданный рейху, но… Вы меня понимаете.
— Думаю, Евгений Евгеньевич, что оккупационные марки стоят рейху ровно столько, сколько стоит бумага, на которой они напечатаны. Поэтому Загнеру марок не жалко. Тысячей больше или меньше — лишь бы дело шло!
— Да, да, пожалуй, вы правы. Кстати, сегодня у меня круглая дата. Я приглашаю вас на пирушку… Вот адрес, — он вырвал из блокнота листок. — Будут интересные люди. Приходите!