л черт Димыч! Никитин то и дело вытирает рукой пот, целится. Над нами черной тенью проносится "мессер", и в этот момент чувствую, что бомбы оторвались от машины...
Истребители прикрытия прочно связали "мессеры" боем, дают нам возможность уйти. Над морей даже дышать становится легче.
- Правда, Дима, жарковато было над Гайдуком?
- А тут на Кавказе всегда жарко.
Ишь ты, как будто бы я не видел, как он парился в своей кабине! Штурман угадывает мои мысли, не скрываясь стаскивает шлемофон, отирает лицо.
- Конечно, в это время года могло быть попрохладней...
Атака была настолько внезапной, что штурманы не успели открыть огонь. Вереницы светлячков потянулись к нашим машинам. Боевой разворот, и снова атака. Но на этот раз мы встретили их плотным огнем. Балин повел группу с набором высоты, чтобы увеличить носовым пулеметам сектор обстрела. Три раза Ме-109 заходили на нас, и каждый раз дружный, организованный огонь стрелков и штурманов вынуждал их отойти ни с чем. Затем подоспели наши истребители, связали их боем и обеспечили нам выход из опасного района.
Дома нас ждало задание: повторить налет на тот же район, после чего прибыть на новое место базирования - на более отдаленный аэродром, в пятнадцати километрах восточнее Сухуми. На наш прежний аэродром на мысе перелетит 40-й авиаполк, поскольку у Пе-2 и СБ меньший радиус действия, чем у наших ДБ-3ф.
Штурман полка капитан Тимохин указал на карте варианты захода на новый аэродром, сообщил прогноз погоды на вторую половину дня, опознавательные сигналы. Самолеты тщательно проверили, дозаправили горючим, снабдили боеприпасами. Моторы взревели, и аэродром опустел.
На первом же развороте Балин собрал группу в строй. Незаурядное мастерство нашего комэска восхищало каждого, кто хотя бы раз вылетал вместе с ним на задание. Мне-то оно было известно еще с довоенного времени, когда мы вместе служили в 4-м минно-торпедном авиационном полку на Тихоокеанском флоте.
На траверзе Геленджика соединились с группой истребителей прикрытия. Обойдя окутанный дымом Новороссийск, легли на боевой курс и сразу же попали в зону зенитно-артиллерийского огня. Огненная паутина перекрыла небо. Хлопья черной ваты вспухали справа, слева, впереди. Но группа строго выдерживала строй, отбомбилась прицельно.
Вглядываемся в землю: взрывы, столбы густо-черного дыма. Метров на пятьсот ниже нас висит "рама" - фашистский разведчик ФВ-189, - корректирует огонь своей артиллерии.
- Эх, паши "ястребки" задержались, - жалеет Никифоров. И тут же: Командир, прямо по курсу четыре "мессера"!
Первым, кого мы увидели на новом аэродроме, был наш техник Иван Варварычев.
- Ты как тут очутился?
- По щучьему велению, командир. На транспортном самолете.
Иван обошел машину, присвистнул:
- Кто это вас так отделал?
- Фрицы решили проверить нашу психику на лобовых.
Обычно истребители противника старательно избегали лобовых атак при нападении на наши бомбардировщики: Заходили с задней полусферы - так и безопаснее, и выгоднее, большая площадь попадает под прицельный огонь. На этот раз фашисты, видимо, и впрямь захотели испытать наши нервы. Только у самих пороха ненадолго хватило.
Я присмотрелся к машине. Ага, вот, значит, отчего в полете на меня тянуло ветерком: в кабине штурмана пробоины. При более детальном осмотре много, их обнаружилось и в других местах.
Доложив о выполнении задания, пошли осматривать новый аэродром. Расположен на пологом мысу, протянувшемся от гор к морю. С одной стороны небольшой поселок, с другой, за железнодорожным полотном, - населенный пункт побольше. Там в школе должен разместиться летный состав.
В школе нас встретил комиссар эскадрильи Ермак.
- Располагайтесь, ребята, кто на чем стоит! Коек интенданты еще не подвезли.
Через четверть часа мы уже спади крепким сном, подстелив под бока комбинезоны.
За Жору Соколова!
С сентября части 9-й пехотной дивизии противника прорвались на северную окраину Новороссийска. Завязались упорные уличные бои. Немецкая авиация наносила удары по порту, железнодорожной станции, нефтехранилищам, элеватору.
В полк беспрерывно поступали боевые приказы. Мы стали вылетать не девятками, а звеньями.
Седьмого утром звено во главе с майором Стародубом вылетело на бомбежку войск противника на рубеже Гайдук, Глебовка. При наборе высоты я почувствовал, что левый мотор стал давать перебои. Из патрубков выбивались струи белого дыма.
- Командир! Что с мотором? - заметил и Димыч.
Вспоминаю доклад техника перед вылетом. В бак левого мотора Варварычев добавил масла, сменил все свечи зажигания на новые.
- Наверное, дело в свечах.
Увеличиваю обороты, чтобы прожечь их. Слышны хлопки, появляется тряска. Самолет дрожит, точно катится по булыжной мостовой на тележных колесах. Сбавляю обороты - хлопки и тряска не уменьшаются. Ведущий ушел далеко вперед. Что делать? Досадно, но единственный выход - вернуться. Приказываю связаться с ведущим к с КП полка, доложить решение. Разворачиваюсь, ложусь на обратный курс. Нагруженный самолет начинает терять высоту, не хватает мощности моторов.
- Димыч, сбрасывай бомбы в море!
Начала подниматься температура головок цилиндров. А до аэродрома еще целых пятнадцать минут. Из правого мотора выжимаю все, что могу. Наконец сажаю машину и, зарулив на стоянку, выключаю моторы. От наступившей тишины звенит в ушах. Смахнув со лба капли пота, еще раз проверяю положение сектора опережения газа. Вдруг не в технике дело? Нет, сектор стоит правильно, до упора назад. К машине уже бегут инженер эскадрильи Жданов и техник Варварычев.
- Что стряслось, Минаков?
Объяснил, избегая взгляда Ивана.
- Что за чертовщина?
Жданов полез в самолет. Подошел комиссар эскадрильи. Варварычев виновато помогал Жданову открывать капот. Комиссар ободряюще положил мне руку на плечо:
- Ничего, бывает! Хорошо, что не над территорией противника...
Я переживал за Ивана. Неужели мой техник дал маху? В боевом напряжении последних дней это было немудрено. Наверно, забыл уж, когда и спал ночью... Взревели моторы, Жданов вывел обороты на взлетный режим. Затем проверил работу моторов на одном магнето. После больших перебоев они заглохли. Варварычев вывинтил свечи, Жданов осмотрел их, покачал головой.
- Производственный дефект. Я вздохнул облегченно.
- Сейчас заменим.
- Ставьте старые, - попросил я. - Ничего, что вытерпел срок.
Пока мы разбирались, звено вернулось с задания. Подошел майор Пересада.
- Минаков, самолет исправен?
- Так точно! Готов выполнять боевую задачу!
- Одному звену твоей эскадрильи, - повернулся начштаба к Балину, приказано перелететь на соседний аэродром, в гвардейский полк. Там им подвесят торпеды. Задача - атаковать корабли противника, обнаруженные на переходе у Крымского побережья.
- Ясно!
- Ну, раз ясно, решай, кого посылать. Минаков, Андреев и Артюков. Ведущий - Минаков.
- Есть! - поспешил я ответить.
После ухода начальства спросил Никитина:
- Не забыл, как выходить на торпедирование?
- На Балтике приходилось, в мае в Махачкале немного тренировался.
- Ну тогда порядок!
Штурман Артюкова имел опыт сбрасывания торпед на полигоне, а третьему штурману, Соколову, не приходилось иметь с ними дело. Его инструктажем занялся Никитин.
Наскоро подзаправившись бутербродами с чаем, вылетели.
Через несколько минут после посадки к нашим машинам подкатили на тележках шестиметровые стальные сигары, вместе с торпедистами мы принялись проверять и подвешивать их. Закрепив торпеды в замках, прикрепили контейнеры с тормозными парашютами. Все готово, можно взлетать. Но команды не поступало.
Минут через двадцать подкатила машина, вышел коренастый, широкоплечий подполковник Токарев, командир 5-го гвардейского авиаполка.
- Торпеды подвесили?
- Так точно!
Подполковник снял фуражку, отер лоб.
- Обстановка изменилась. Под Новороссийском критическое положение. Снимайте торпеды, берите сотки, вылетайте в район Кирилловки...
Снова закипела работа. Больше всех трудился Варварычев, который прилетел вместе с двумя другими техниками.
- Товарищ командир, разрешите слетать с вами? - взмолился, когда все было готово.
- Да ты что? У меня ж для тебя даже парашюта нет!
- Возьмите, товарищ командир! А то так за всю войну и фронта не увижу. Одни заплаты да гайки...
Вступился Никитин:
- А что, командир? Была не была! Пусть понюхает пороху. Лучше будет машину потом готовить.
- А отвечать будет кто?
- Ну, если что... так и некому будет.
- Черт с вами! - разозлился я. - Иван, парашют у штурмана забери, раз он такой сердобольный!
Варварычев сел рядом с Димычем. Ему было приказано наблюдать за воздухом. Над Геленджиком к нам стали пристраиваться два ЛаГГ-3. Иван принял их за истребители противника, но трассы "эрликонов" и разрывы зениток быстро разубедили его.
Отбомбились удачно, но машина получила повреждение. Израненный самолет кренился, вздрагивал, плохо слушался рулей.
- Пробито остекление штурманской кабаны, - доложил Димыч. - Осколок прошел рядом с головой Варварычева!
- В рубашке родился!
- Не рано ли поздравлять?
Действительно вскоре стрелки доложили:
- "Худой" слева, командир!
"Худой" - Ме-109. Так его прозвали за тонкий фюзеляж.
Раздался треск пулеметных очередей, но наши истребители моментально зажали хищника в клещи, и он еде сумел убраться. Пролетая: Лазаревскую, мы стали очевидцами ожесточенного боя наших истребителей с Ю-88, которые пытались бомбить аэродром, и сопровождавшими их "мессерами". На земле рвались бомбы, бушевали пожары, над ней проносились двухмоторные "юнкерсы". А выше крутилась огромная карусель. На максимальных оборотах взвывали моторы, вспарывали воздух трассы скорострельных пушек и пулеметов. Вот один из "мессеров" вывалился из круга, подыхая, пошел вниз. Через минуту "юнкерс", оставляя за собой шлейф черного дыма, потянул к земле.