- Месяц назад главной целью воздушной разведки было обнаружение и фотографирование десантных средств противника в базах и на переходе. Теперь - обнаружение транспортов и конвоев, определение их состава, ордера, координат и элементов движения - курса, скорости. Опыта у нас еще маловато. Путаем классы и типы кораблей и судов, эсминцы со сторожевиками, транспорты с самоходными баржами. Надо по фотоснимкам изучать силуэты, использовать справочники. Разведданные должны быть точными, от них зависит успех. Вообще дело, за которое берешься, надо знать досконально!
- Муторное это дело, Григорий Степанович, лучше на бомбежки летать. Там работа налицо! Вы уж нас периодически сменяйте.
- Вот я и говорю, не понимаете, что такое разведка! Разведка - один из важнейших элементов боевых действий. И ведется для всех наших сил, действующих на Черном море. От ее результатов зависит планирование и успех больших операций. Морских, воздушных, сухопутных...
Я понял, что задел больное место Григория Степановича. Уже и не рад был, что ляпнул некстати. Начальник штаба сел на своего любимого конька.
- Вот вам пример. В ноябре сорокового года английская воздушная разведка сфотографировала итальянскую военно-морскую базу Торонто. Проявили снимки - крупные силы итальянского флота! Авианосцы нанесли массированный удар - и плакали фашисты. А вот обратный случай - бой у мыса Мотопан в марте сорок первого. Те же англичане из-за плохой воздушной разведки упустили главные силы итальянцев во главе с линкором "Витторио Венето". Я бы вам таких примеров знаете сколько привел? По сути дела, любой бой, любое сражение - иллюстрация к нашему разговору. Жаль, говорить некогда. Готовьтесь как следует. И своевременно доносите обо всем, что обнаружите.
- Наш радист не подведет!
- Знаю, Панов - отличный специалист. С ним связь всегда надежная.
Григорий Степанович взглянул на часы, пыхнул трубкой и заторопился к штабу.
В середине дня одно из наших звеньев вылетело на уничтожение четырех торпедных катеров, обнаруженных в бухте Киик-Атлама, маневренной стоянке небольших кораблей противника. Однако опоздали, катеров и след простыл. Видимо, гитлеровцы засекли наш самолет-разведчик и вовремя сманеврировали. Делать нечего, экипажи отбомбились по складам на берегу, подожгли шесть объектов. Но от огня зенитной артиллерии сильно пострадал и один из наших самолетов. На обратном пути обнаружили торпедные катера, они на предельной скорости спешили к Феодосии. Но бомбы были уже израсходованы.
После посадки летчики и штурманы шумно обсуждали неудачу.
- Сориентировались фрицы! А мы вынуждены были бомбить какие-то склады...
- Нужно назначать запасные цели!
- И разведку вести более скрытно...
- Если бы запасной целью были плавсредства в Феодосии, тогда бы и катера накрыли...
Да. Вообще с каждым днем становилось заметней, что рядовые летчики и штурманы начинают думать не только о своих конкретных обязанностях, но и об успехе группового полета, о задачах эскадрильи, полка.
В тот же день экипаж Андреева произвел разведку портов Ак-Мечеть, Евпатория и линии коммуникации Евпатория - Севастополь. В Ак-Мечети штурман Колесов обнаружил у берега пять шхун, в южной части бухты Сасык - транспорт водоизмещением пять тысяч тонн, на аэродроме Саки - пятнадцать самолетов противника. Все цели были зафиксированы плановой и перспективной съемкой.
Экипаж был доволен результатом разведки. Однако на разборе выяснилось, что из пяти радиограмм, переданных с самолета, ни одна не была принята на КП полка. Стрелок-радист Евгений Никифоров работал не на той волне, градуировка передатчика оказалась сбитой.
- Элементарная халатность! - ругался майор Переезда. - Как вы готовились к вылету? Разведчики! Случай был разобран со всеми радистами полка.
Вечером из штаба ВВС поступило приказание: к утру 16 октября иметь в пятнадцатиминутной готовности самолет для ведения разведки у западного побережья Крыма. Подвесить десяток стокилограммовых фугасных бомб.
Затемно мы уже были на аэродроме, с рассветом вылетели на это не совсем обычное задание - разведку, совмещенную с бомбежкой. Накануне всем экипажем тщательно изучили район, места возможных встреч с истребителями противника, нанесли на карты предполагаемые маршруты движения кораблей.
Как и предсказали метеорологи, погода выдалась неважная - видимость ограничена дымкой, многоярусная облачность.
Давно скрылись из виду родные берега, вокруг безбрежный морской простор. Чтобы побороть чувство одиночества, штурман то и дело докладывает о местонахождении самолета. Одиночество обманчиво, врага можно встретить в любую минуту. До района разведки лететь еще порядочно, набираю высоту, пробиваю облачность. Яркое солнце прогоняет наплывающую по временам сонную одурь, вместо однообразной водной пустыни под крылом сказочные замки, снежные города...
- Командир, вправо пять по компасу! Приближаемся к Севастополю, направляет Прилуцкий.
- Подготовить фотоаппараты!
Снижаюсь, пробиваю облачность, выхожу на мыс Херсонес. Бухты Севастополя. Кораблей в них нет. Только в Казачьей стоит одинокая шхуна. Зенитки молчат, наше появление из облаков - полная неожиданность. А мы уже снова в море, курс на Евпаторию. Там-то уж встретят, служба оповещения сработает. Резко разворачиваюсь на юг, ухожу дальше в море с расчетом выйти к Каркинитскому заливу с запада. Выходим на Ак-Мечеть. В порту - транспорт водоизмещением две тысячи тонн, несколько мелких посудин. Сфотографировав их, продолжаем полет к Евпатории. На ее рейде восемь шхун. Зенитки и здесь не успела, маневр удался. Под крылом - Саки. На аэродроме более сорока бомбардировщиков и истребителей. Разворачиваемся вправо, обнаруживаем в море четыре транспорта в кильватерном строю.
- Командир, бомбы?
- Давай, выводи на боевой!
Прилуцкий уточняет скорость, корректирует курс, прилипает к прицелу. Противник подозрительно молчит.
- Пошли пять штук! Маневрируют, гады! Действительно, два транспорта начали циркуляцию вправо, два - влево.
- А ты думал, они будут подставляться под твои бомбы?
- Давай еще заход! - Прилуцкий не на шутку разозлился.
- Уточни снос!
Начинаю разворот, приказываю Панову сообщить об обнаруженных транспортах. Пока штурман вносит поправки, с земли приходит ответная радиограмма: сфотографировать транспорты.
- Командир, боевой!
Изо всех сил стараюсь вести самолет по струнке. Противник не стреляет. Видимо, на судах нет зенитного вооружения.
- Пошли!
Через несколько секунд слышу ругань Николая. Бомбы опять не попали в цель, легли у носа переднего транспорта.
- Ругайся, не ругайся, - говорю Прилуцкому, - одного желания мало. Нужно учиться бомбить маневренные цели, угадывать замысел противника, брать упреждение...
Николай не отвечает. В шлемофоне слышно, как он сопит. Досадно, конечно.
- Не огорчайся, штурман, - успокаивает Панов. - Подучишься - врежешь прямо в трубу.
- Пошел ты к черту!
На обратном пути Панов заметил на горизонте точку.
- Командир, по курсу транспорт! Приблизились - сторожевой катер.
- Двойка тебе, Панов, не умеешь распознавать корабли по силуэту. Учит, учит вас начальник штаба...
Я тоже зол и несправедлив. Будто мог он, Панов, на таком расстоянии различить силуэт. Хорошо, что хоть обнаружил.
- Командир, это опасная посудина. Наверняка, караулит наши лодки. Разреши, я ему из пулемета...
- Давай!
Снижаюсь до пятидесяти метров, прохожу рядом с катером. Стрелки бьют из пулеметов. В ответ с катера тянутся нитки пунктиров.
- Огрызаются, собаки!
- Передай его координаты на берег! - напоминаю радисту.
- Ну что, снайпер, врезал? - в свою очередь подначивает Прилуцкий. Со стороны каждый - стратег!
- Пулька не бомба, разрыва не видно, - меланхолично парирует Панов.
Длительный разведывательный полет подходит к концу.
Сколько раз приходилось нам возвращаться из дальних полетов к родным берегам. И почти всегда - с радостью, с сознанием исполненного долга. Сегодня летели молча. Грызла досада, чувство вины.
На земле нас встретил Григорий Степанович Пересада. Усталый, с воспаленными от бессонной ночи глазами. Выслушав подробный доклад и сделав записи в блокноте, неожиданно улыбнулся:
- Молодцы! От имени командира полка объявляю вам благодарность!
- Служим Советскому Союзу! Вот тебе и неудачный полет!
- Поняли значение разведки? - пожимая нам руки, спрашивал майор. - По вашим данным уже посланы самолеты. К транспортам направлены подводные лодки. Что же касается бомбометания... Перехитрил вас противник. Учиться нужно! Ну, ничего, научитесь.
На следующий день вышел боевой листок:
"16.10.42 г, летчик Минаков, штурман Прилуцкий, стрелок-радист Панов и воздушный стрелок Лубинец произвели воздушную разведку в море длительностью 6 часов 40 минут. Задание выполнено отлично. В районе Ак-Мечеть, Евпатория, Севастополь экипажем обнаружено и сфотографировано пять транспортов и других плавсредств противника. О целях было сообщено командованию сразу же после обнаружения. Однополчане, берите пример с экипажа летчика Минакова!"
"Главное - не растеряться!"
Так начинал и так заключал свои сверхпрограммные политбеседы наш комиссар эскадрильи Ермак - под "табачным навесом", где коротали мы часы вынужденного, из-за погодных условий, отдыха или же ожидали команды на взлет. Разные эпизоды рассказывались под этим девизом, порой неправдоподобно курьезные, порой захватывающе увлекательные, но непременно подлинные и всегда бьющие в одну цель. Откуда их добывал комиссар, было его профессиональным секретом, неразрешимой для нас загадкой: из эскадрильи он, как и мы, дальше штаба полка и столовой не отлучался и переписки со всей авиацией флота вести, как понятно, не мог.
Ни наши шахматы, ни домино Николаю Григорьевичу не мешали, даже и помогали - оценить собственную работу, которая, по его мнению, лишь тогда и результативна, когда заинтересован в ней не столько он, сколько его слушатели - мы, то есть. "Главное - не растеряться", - слова эти были условным сигналом, некими позывными, заслышав их, мы замолкали на полуслове, откладывали очередной ход, даже если могли насадить зазевавшегося партнера на "вилку" или "защучить" его ферзя, самонадеянно вышедшего на середину доски в дебюте.