Французская моторизованная военная голубятня на колесном ходу
Военно-голубиные станции в России делились на четыре разряда в соответствии с числом направлений, в которых могли действовать: I разряд — условно на все четыре стороны света, IV — лишь на одну. На каждой станции насчитывалось до четырех голубятен по 125 пар голубей в каждой. Постоянно велись списки птиц с данными о дальности их полетов и учетом приплода. Покинувшему скорлупу птенцу 8 дней спустя на лапку крепилось специальное кольцо с личным номером, номером станции, годом рождения и государственным гербом, еще через полтора месяца ему клеймили крыло[1327]. Например, в районе Ковенской крепости на 1 (14) января 1912 года содержалось 328 почтовых голубей. За ними ухаживали двое нижних чинов и нанятый крестьянин. В том же месяце прошла проверка выучки птиц: 284 голубя вылетели в сторону Барановичей, 258 из них успешно достигли поставленной цели и возвратились в Ковно[1328].
Накануне Первой мировой в России функционировало 10 штатных военно-голубиных станций. Однако достоверных примеров боевого применения Русской армией голубиной связи в научном обороте на сегодняшний день практически нет. Известно, что в Саракамыше на исходе 1914 года птицы замерзали вместе с гарнизоном — в труде уже советской поры об этой операции подчеркивалась необходимость отапливать голубятни[1329]. В Гродненской губернии после введения военного положения 20 июля (2 августа) 1914 года воспрещалось разведение и содержание голубей почтовой породы[1330]. Ранее, до войны, выявленные у частных лиц птицы подлежали передаче в распоряжение ближайшей военно-голубиной станции[1331], теперь же имевшихся у мирного населения почтовых голубей было нужно истребить. За месяц до того комендант Брест-Литовской крепости объявил населению района о воспрещении содержать вообще каких бы то ни было голубей. Тех, кто не избавится от них в течение семи дней, штрафовали бы на 3000 рублей либо заключали в тюрьму или крепость[1332]. Осенью 1915 года аналогичные постановления выходили и в российской глубинке[1333]. Эти меры выглядят любопытным прообразом постановления СНК СССР № 1750 «О сдаче населением радиоприемных и передающих устройств» от 25 июня 1941 года.
31 января (13 февраля) 1917 года пернатым гонцам довелось перенести газовую атаку на позицию 3-й особой пехотной бригады РЭК на Западном фронте. Как писал генерал Ю. Н. Данилов: «На птиц газ не подействовал и почтовые голуби остались целы и невредимы»[1334].
Омский мещанин Ф. Н. Щербаков, предлагавший военному ведомству идею беспилотного бомбардировщика, размышлял и о мобилизации голубей. Ему виделся некий гибрид птицы и аэроплана… Впрочем, слово изобретателю: «Я сейчас делаю опыт над голубями, которых хочу заставить принудительным образом лететь по прямому направлению и этим получить от них пользу на передовых позициях, на первых порах результаты получаютца удовлетворительные. Это делаетца так. Склеивается продолговатая коробка четырех угольной формы, диаметр которой должен быть такого размера, чтобы голубь запряженый во внутренним центре этой коробки, махая крыльями вовремя полета, незадевал бы стенок коробки, а позади коробки укрепляетца намертво руль так, что этот руль вовремя полета коробке недает уклонятся в сторону, а запряженый голубь внутри коробки стараетца вылететь из этой коробки как-бы в окно, тащит ее за собой. Таким образом, по моему соображению, голубь может принести громадную пользу на передовых пазициях. Но ксажалению неимею возможности за недостатком средств безпрерывно занятся исключительно этой работай»[1335]. Хочется верить, что изобретателю быстро наскучили его эксперименты — птичку жалко без какой-либо иронии.
Кроме крылатых воинов, службу в Первую мировую честно несли и четвероногие. Собаки на всех фронтах войны выполняли ряд задач: они сторожили, доставляли донесения и спасали раненых, как заправские санитары. Интересно, что военное ведомство Российской империи впервые подступилось к этой идее задолго до Великой войны. Еще в ходе Крымской 1853-1856-х и русско-турецкой войн 1877–1878 годов собаки несли сторожевую службу как в Русской императорской, так и в неприятельских армиях. Работа медленно, но верно приносила плоды: например, к 1892 году в 83-м пехотном Самурском полку имелось 30 дрессированных псов, знакомых с вьючной службой и связью[1336].
В 1895 году военный министр П. С. Ванновский разослал в военные округа предписание организовать дрессировку собак, притом по немецкой методичке, и отчитаться о результатах. На местах к распоряжению «сверху» отнеслись по-разному. В Иркутском, Омском, Приамурском и Туркестанском округах командование войсками последовало принципу «подожди выполнять — отменят»: «Ввиду кратковременности опыта представление заключения отложено до осени текущего года». Финляндский округ открестился, сославшись на отсутствие собак, подходящих для обучения. Кавказский округ рапортовал, что из дворовых собак получаются отличные сторожа, а «Германское руководство инспекции егерей и стрелков» — хорошее, полезное издание. Военные в Одесском округе не сладили с крымскими овчарками и их природными «леностью и злобностью», и приобрели несколько шотландских. Из Виленского округа сообщали о весьма скромных результатах «за отсутствием собак соответствующего качества… опытных дрессировщиков». Большинство офицеров в Закаспийской области хотело бы доверить животным переноску патронов и донесений, но собаки не слушались. В Варшавском округе командам внимали только лишь три собаки, а вся затея казалась командованию тратой времени офицеров и нижних чинов; Киевский округ полностью соглашался с этим мнением. В Московском округе, наоборот, занялись дрессировкой основательно и подчас на все деньги: к примеру, 141-й пехотный Можайский полк потратил 477 рублей на покупку трех шотландских овчарок и наем инструкторов. В целом результаты были обнадеживающими даже при работе с беспородными псами. Наконец, Петербургский округ подошел к опытам с лайками с размахом, но с опозданием: «Посему начальствующие лица, не делая окончательного вывода, высказали следующие частные заключения. Воспитание и дрессировка собак требует людей, хорошо подготовленных… Собак, предназначенных для службы при войсках, всего удобнее признается держать при охотничьих командах, возложив на последних и дрессировку сих собак. Собаки могут принести существенную пользу войскам лишь при сторожевом охранении, когда они предупреждают патрули и посты о близости лиц, не принадлежащих к составу чинов охранения. Собаки едва ли могут быть применены в деле доставки патронов от резерва к цепи, так как для сего не обладают достаточной силой и трудно поддаются такой дрессировке. Вопрос о лучшей породе военных собак пока остается открытым»[1337]. Общим же итогом стало пренебрежение к военному собаководству в Русской армии на без малого 20 лет.
В самом начале Великой войны немцы якобы пытались использовать псов для шпионажа — по свидетельству генерала Розеншильда фон Паулина, «в одной из деревень, близ самой позиции, поймали собаку, у которой под шерстью была намотана телефонная проволока»[1338]. В 1914 году генерал Спиридович направил в Бердичев двух агентов-проводников с собаками Демоном и Зимой, которые затем несли службу в Ставке на главном пропускном посту[1339]. Ну а первая в истории Русской императорской армии «Школа военных сторожевых и санитарных собак» была создана в апреле 1915 года на Юго-Западном фронте — во Львове.
Начавшееся вскоре Великое отступление привело к эвакуации школы в Киев. В начале осени ее штат был полностью укомплектован — 8 инструкторов и 109 нижних чинов. Первых набирали из числа полицейских унтер-офицеров, работавших с собаками в тылу. Курсантами обычно зачисляли владеющих грамотой солдат из охотничьих команд.
Первый выпуск из школы состоялся уже в сентябре: дюжина собак с вожатыми отправились в 12-й гусарский Ахтырский полк, Кабардинский конный полк, 136-й Таганрогский и 145-й Новочеркасский пехотные полки[1340]. Всего в действующую армию к марту 1916 года поступили 86 псов войны. Отзывы об их службе в войсках, как правило, были позитивными. «Искренне благодарю за присланную собаку “Вольф”. Служит и работает прекрасно. Если возможно, хотел бы получить еще одну, поскольку одной для службы маловато», — сообщал в школу командир 71-го Белевского пехотного полка полковник М. С. Галкин[1341].
Правда, не обходилось и без казусов. В 4-м Заамурском пограничном пехотном полку, как сетовал его командир, «одна собака оглохла, две, будучи спущены с ошейника, убежали, и две плохо несут сторожевую службу, видимо, потеряв чутье». Нередко собакам губили обоняние доброхоты, «угощавшие» их мясом с солью и специями. Огромную опасность для четвероногих представляло химическое оружие. Уже в конце 1920-х годов видный теоретик военной связи РККА В. М. Цейтлин писал по опыту Первой мировой: «Собаки службы связи должны быть приучены к противогазовой защите и работать в противогазе уже не по чутью, а по зрительной памяти. Доставлять донесения через участки, зараженные ипритом, собака должна лишь в случае исключительной важности, так как