5 (18) октября 1915 года Особое совещание по продовольственному делу ввело твердые цены закупки овса в производящих районах. «Затвердевания» цен на иные культуры Кривошеин уже не дождался, будучи уволен 26 октября (8 ноября) 1915 года. По иронии судьбы, в день его отставки оказалась воплощена в жизнь цель многих лет жизни и трудов Кривошеина: Высочайшим повелением ГУЗиЗ было переименовано в Министерство земледелия. Искушенного политика на его высокой должности 1 (14) января 1916 года сменил самарский предводитель дворянства А. Н. Наумов.
«Политика Наумова заключалась прежде всего в неуклонном проведении в жизнь политики твердых цен, причем теперь не соответствовавших рыночным, как было при Кривошеине, а ниже рыночных, так как финансы империи истощались и следовало экономить», — отмечает историк М. В. Оськин[116]. Однако это осложнило получение хлеба от производителей, рассчитывавших, что цены будут расти и не желавших продешевить. У крупных хозяйственников и даже крестьян среднего уровня достатка не только завелись деньги благодаря «сухому закону», но они также могли брать ссуды в Государственном банке под зерно. Государство реагировало на это дальнейшим закручиванием гаек в плане политики твердых цен и контроля за куплей-продажей продовольствия.
Одновременно с этим не только на фронте, но и в тылу начал сказываться дефицит мяса. Хотя, даже обзаведясь продуктами питания, не каждый мог быть уверен в их съедобности. На хлеб, молоко, масло, мясо, колбасу, словом, основу продуктовой корзины, во множестве городов были введены твердые цены. И бессовестных производителей, и продавцов ждали штрафы за порчу продуктов и обман покупателей. Поводов же для взысканий хватало, свидетельством тому — результаты анализов того, чем питались подданные империи. Из заключений Петроградской санитарной лаборатории следовало, что в столице в 1915 году хлебный мякиш мог содержать не только «мучных жучков», хотя таким хлебом в армии не кормили даже лошадей. «Тараканы, грязное сено, навоз, капля дегтя, окурок с махрой, плесень… Крысиный помет, песок, — такие ингредиенты выявлялись в пробах. — Иногда “молоко” на 85 % состояло из воды…»[117]. В наше время подобным никого не увидишь, но такая «приправка» продуктов началась даже не 1990-е годы, а много раньше.
Как же все вышеперечисленное отразилось на солдатском рационе в действующей армии? Хлебный паек оставался неизменным, а вот размер мясного пайка мог варьироваться в зависимости от положения дел на фронте. Например, когда войска Юго-Западного фронта преуспели в Карпатах, вернулся полновесный фунт мяса. Однако на Северо-Западном фронте по приказу от 17 (30) мая 1915 года устанавливались дневные нормы в ½ фунта мяса, четверть фунта солонины и… предложение докупать недостающее на местах. Великое отступление само по себе, конечно, не улучшило положения дел даже со стабилизацией фронта.
Спору нет, в зависимости от ситуации с мясной провизией у войск все могло быть благополучно. Командующий 6-й артиллерийской батареей полковник Б. В. Веверн вспоминал, как в период Великого отступления 1915 года нижние чины обеспечивались мясом оставленного беженцами рогатого скота. На фоне этого изобилия говядина была не по нутру солдатам, а вареная кукуруза казалась «барским» кушаньем. Особо предприимчивые пересыпали сахаром лесные ягоды, изготавливая варенье[118].
Нередко части действующей армии помогали провизией мирным жителям в окрестностях расположения — пусть малой толикой, но ведь студеной зимой и черпак каши в радость. Командование не всегда одобряло такую гуманитарную помощь. Возглавлявший 8-ю Сибирскую стрелковую дивизию генерал-лейтенант А. Е. Редько в конце 1915 года прибыл в полки и был рассержен угощением крестьянских детей из солдатского котла: «Факт, что дети с посудиной всех видов и размеров спешат в направлении кухонь, говорит за многое. Злоупотребления у кухонь будут учитываться как преступления по службе всех причастных по приготовлении и раздаче пищи лиц»[119].
С 7 (20) апреля 1916 года и до конца войны мясной паек составлял ½ фунта (205 граммов) мяса. Иногда солдаты обходились рыбой, мясными обрезками, а то и яйцами — не знаю, что об этом думал и говорил полковник Черныш. Однако историк М. В. Оськин подчеркивает: «Последняя норма — объективно возможный для страны предел выдачи мяса в действующей армии в ходе затяжной войны»[120].
Ученые предлагали военным воспользоваться дарами щедрой сибирской природы. Инженер С. Ф. Седов из Омска ставил кедровую муку, жмых и масло выше мяса, рыбы и овощей по питательности, а профессору А. С. Никольскому виделась добыча сахара из свеклы[121]. Правда, сведений о реализации этих идей нет. А 30 июня (13 июля) был подписан одобренный Государственными Советом и Думой закон «О мерах к сокращению потребления населением мяса и мясных продуктов от крупного рогатого скота, телят, овец, ягнят, свиней и поросят». Согласно его положениям со вторника по пятницу каждой недели до окончания войны воспрещалась продажа мяса, сала, фарша и т. д., а с понедельника по четверг воспрещался убой мясных животных — кроме заготовления мяса для нужд действующей армии, консервирования и заморозки впрок. Нарушителям закона на первый раз грозили штраф от 50 до 300 рублей или арест на четверть года, злостные же могли просидеть за решеткой до полутора лет. Николай II в Ставке начертал на тексте закона: «Быть по сему»[122].
Депутаты правой думской фракции возмущались из-за выбора мясопустных дней, в число коих не вошла пятница — традиционно постный день для православных христиан. Кадет М. Х. Бомаш парировал, что принуждение всего населения империи соблюдать пост заденет религиозные чувства иудеев. Один из разработчиков законопроекта октябрист А. Н. Аносов разъяснял, что никакой привязки к постам не подразумевалось, что кушать птицу, кроликов и оленину в любой из дней никто никому не запрещает[123]… Ну а, например, в уездах Костромской губернии тем временем экстренно решали вопрос о соблюдении закона. Чухломская городская дума 26 июля (8 августа) 1916 года установила размер суточной порции мяса для одного человека — те же полфунта, что и в действующей армии[124].
Приказ армиям Юго-Западного фронта № 860 от 16 (29) мая 1916 года устанавливал добавочные суточные дачи лука (8 золотников / 34,1 грамма), чеснока (½ золотника / 2,1 грамма) и уксуса (3 золотника / 12,8 граммов) солдатам в окопах. Увы, эта мера не помешала цинге разгуляться на передовой[125]. Причинами тому были нехватка свежей зелени, но прежде всего — питание всухомятку. Генерал-лейтенант А. С. Лукомский, в начале октября 1916 года принявший должность начальника штаба 10-й армии, подчеркивал по итогам объезда фронта: «Выяснилось, что громадный процент солдат горячей пищей совершенно не пользуется. Доктора, с которыми я переговорил, согласились, что это и есть главная причина развития цынги. Если бы… генерал Лечицкий узнал, что в каком-нибудь полку на позициях люди не получают горячей пищи, то и командир полка и начальник дивизии были бы немедленно смещены»[126].
Конечно, Юго-Западным и [Северо-]Западным фронтами Русский театр военных действий не исчерпывался. Кавказский фронт заметно отличался от «равнинных»: гористая местность, узкие тропы, зимой вдобавок укрытые снегом, плотные туманы и скверная видимость… Когда в конце 1914 года русским войскам довелось оборонять крепость Саракамыш, отправленные из Карса обозы не могли достичь пункта назначения. Помимо боеспособных войск, в Саракамыше находилось около 2500 выбывших из строя из-за ран и обморожений и более 3000 раненых. Эвакуация для них была невозможна, а пища — необходима. Как следствие, с 18 (31) декабря суточные нормы хлеба и мяса были снижены до 400 и 80 граммов соответственно. Невзирая на лишения, крепость устояла[127].
Приготовление пищи на одной из позиций Кавказского фронта
Далее ситуация с рационом войск Русской императорской армии на Кавказском фронте тоже складывалась необычно. Баранины хватало, но иногда солдатам приходилось варить борщ без капусты и картофеля, не поступавших два месяца кряду. Зато настоящим праздником желудка оказывался захват продуктов, оставленных неприятелем: «Бежавшие 17 сентября курды побросали по дороге много добра. Мы нашли около трех пудов масла, перетопили его, и у нас теперь все готовится на прекрасном масле… Затем с 18 числа сентября у нас есть и корова, дает 3 бутылки молока. Несколько дней был и лук, и картофель. Да, забыл сказать: поели винограду вдосталь»[128]. В расположении частей ухитрялись разводить домашний скот и птицу. Однако если природа Кавказа и располагала к этому, то война — нет. Радость принявшихся хозяйничать воинов длилась недолго. «Сегодня обеда не будет, а прямо ужин. Утром почему-то мяса не выдали. Дадут вечером. И то хлеб. Пойду вниз, “стрельну” где-нибудь. Ах, Марочка, как я низко пал! Я мечтаю о Тифлисской “Анноне”! Больше не буду посылать тебе денег, буду копить их, и, попав в культурные места, проем…» — писал супруге один из них летом 1916 года[129]. Наконец, Кавказскому фронту меньше внимания уделяли благотворительные организации, что порождало сетования об отсутствии «уполномоченных с подарками».