В своей деятельности на местах они неизбежно сталкивались с множеством проблем. Например, в Дмитрове и уезде осмотр домов для квартир беженцев обнаружил пригодность лишь одного дома, стоимость аренды жилой площади в котором составляла 30 рублей в месяц. В этой связи Исполнительная комиссия постановила «признать принципиально желательным найти помещение для временного помещения беженцев и для дешевых квартир»[1495]. Помочь в этом чиновникам вызвались учащиеся земских школ. Для маленьких детей беженцев был организован детский сад на 50 человек, но также требовалось помещение для открытия начальной школы.
Порядок выдачи пайков одномоментно установить не удалось. Особенно сложным был вопрос об обеспечении пайками группы еврейских беженцев — немудрено, если вспомнить умирающих от голода на станции Бологое. Его решение отложили с тем, чтобы выяснить, последует ли параллельно какая-либо помощь им от национальных организаций в Москве.
Совещание от 28 октября (10 ноября) постановило поручить учителям школ города и уезда «обследовать» положение отдельных семей беженцев. Затем, в случае удовлетворения ходатайства нуждающихся, семьи, имеющие работоспособных членов, должны были обеспечиваться пайками в течение двух недель, после чего подавать очередное прошение с его обсуждением и т. д. Дело обеспечения беженцев продовольствием затягивалось. До наступления первых холодов в начале ноября не удалось решить вопрос и с размещением беженцев, по-прежнему пользующихся неотапливаемыми, малопригодными для жилья помещениями[1496].
Но еще раньше, 2 (15) сентября 1915 года на заседании губернского комитета ВЗС было признано, что «несмотря на все меры, предпринимаемые Всероссийским Земским Союзом и Всероссийским Союзом Городов в деле упорядочения движения и размещения беженцев, дело это мало подвигается и до сих пор находится в совершенно хаотическом состоянии: никто не знает, откуда ждать наплыва беженцев, куда их направлять, где размещать»[1497]. К тому моменту и ВЗС, и ВСГ стали для власти едва ли не бельмами на глазах: «Дела они ведут беспорядочно, не могут дать отчетов в израсходованных казенных деньгах, что они — особенно Союз городов — представляют гнездо и оплот революции, что все существование союзов подрывает авторитет власти…»[1498]. Вместе с тем правительство элементарно не поспевало за ними, и даже урезание денежных выплат Союзам не могло ликвидировать этого отставания. Требовалось срочно возглавить дело оказания помощи беженцам, восстановить упущенное главноуполномоченными влияние на ситуацию, не взваливая на себя, однако, всю меру ответственности за ее развитие. Так возникло Особое совещание по устройству беженцев, образованное согласно утвержденному 30 августа (12 сентября) 1915 года «Положению об обеспечении нужд беженцев».
Первое заседание Особого совещания состоялось 10 (23) сентября 1915 года. Показательно, что министр внутренних дел князь Щербатов присутствовал только на нем — далее и он сам, и его преемники делегировали эту работу своим товарищам, то есть заместителям[1499].
На том заседании виднейшие люди говорили правильные вещи, хотя сходились во мнениях далеко не обо всем. Глава Польского комитета по оказанию помощи жертвам войны в Москве А. Р. Ледницкий подчеркивал, что использование труда беженцев несправедливо, на что воронежский губернатор Г. Б. Петкевич заметил ему: есть две категории беженцев — крестьяне и разночинцы, и первых нужно заставлять работать! «Поставить правильно дело о беженцах совершенно невозможно», — сетовал князь С. В. Четвертинский. «Принудительная эвакуация в таком виде, как совершается теперь — гибельна для населения», — согласился адвокат А. Ф. Кони. Однако резолюция о признании принудительного или поголовного выселения абсолютно недопустимым была отвергнута. В итоге, ее большинством голосов признали «мерою безусловно вредною, но в тех случаях, когда она неизбежна, она должна быть проводима с особой осторожностью, согласно указаниям Верховного Главнокомандующего»[1500]. В этой связи тем более оригинально выглядит суждение историка С. В. Куликова о том, что выселения в 1914–1915 годах проводились вопреки мнению царя и правительства[1501].
Второе заседание 14 (27) сентября прошло более конструктивно. Внутри Особого совещания были образованы 4 комиссии: по общим вопросам (во главе с товарищем министра внутренних дел князем В. М. Волконским), по вознаграждению за убытки и выдаче временных ссуд и пособий беженцам (под началом члена Государственного Совета А. И. Лыкошина), по устройству беженцев в тылу (руководитель — член Государственного Совета граф А. А. Бобринский) и по распределению кредитов, спускаемых на нужды беженцев. Последняя под чутким руководством товарища министра внутренних дел Н. В. Плеве тут же составила смету выплат польским, литовским и латышским организациям помощи беженцам. Коснулись и вопроса об их численности: «К 8 сентября в различных губерниях находилось около 750 000 беженцев. Не исключается и увеличение этой цифры до трех миллионов»[1502]. Ну а под занавес прозвучали поздравления со второй годовщиной создания Комитета ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи посрадавшим от военных бедствий. Именно эта, уже упомянутая мной ранее организация первой протянула беженцам руку помощи в самом начале войны.
Эскизы отличительных знаков Комитета ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны на околыше головного убора и нарукавной повязке
Комитет был учрежден 14 (27) сентября 1914 года и состоял под почетным покровительством великой княжны Татьяны Николаевны. Непосредственное руководство его деятельностью осуществлял председатель, член Государственного совета, гофмейстер императорского двора А. Б. Нейдгардт. Работа Комитета охватывала широкий спектр вопросов, в частности, к предметам его ведения относились: оказание беженцам единовременной материальной помощи, содействие отправке на родину или на место постоянного жительства, трудоустройство и т. п. Он пользовался правительственной поддержкой, выражавшейся в миллионных государственных субсидиях. Часть поступлений давали пожертвования и кружечные сборы.
Правда, в Московской губернии уездные отделения Комитета открылись сравнительно поздно — постановление о них было принято только 5 (18) сентября 1915 года. Из полученной от Особого совещания в качестве аванса суммы в 30 тысяч рублей 21 тысяча была распределена между уездами, по 1500 рублей на каждый из них. Московскому уезду было ассигновано 3000 рублей, а еще 9000 рублей остались нераспределенными до поступления уточненных сведений о суммах, требующихся для покрытия дополнительных расходов. На что ушли эти деньги? Для ответа необходимо понаблюдать за работой Комитета на уездном уровне.
В Серпухове уездное отделение появилось неделю спустя. Первое заседание отделения состоялось еще через месяц — в середине (по новому стилю — в конце) октября, всего до начала 1916-го их было организовано четыре[1503].
Перво-наперво перед уездным отделением встал вопрос о сборе сведений о количестве находящихся в городе и уезде беженцев. Информация о беженцах, проживающих в черте города, была получена из уездного полицейского управления, о размещенных в частных владениях — от становых приставов уезда. Кроме того, были отправлены запросы сельским старостам. Обобщенные сведения дали следующую картину событий на окончание 1915 года:
Всего 1384 беженца[1505], национальный состав коих был следующим:
Кроме того, были собраны сведения о количестве учащихся беженцев. Таковых насчитывалось:
Следом в октябре 1915 года в Серпуховском уезде был организован кружечный сбор в пользу Комитета ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны. Данная форма пожертвований для воинов действующей армии и беженцев получила широкое распространение в российской провинции в годы Первой мировой войны. 10 (23) сентября 1915 года московский губернатор граф Н. Л. Муравьев направил уездному предводителю дворянства П. А. Янову телеграмму: «Комитет Т[атьяны] Н[иколаевны] отношением от 13 августа за № 9229 уведомил меня, что со стороны Комитета не встречается препятствий к устройству 22 октября сего года кружечного сбора по всем городам и населенным местностям Московской губернии, по примеру майского сбора и взамен предполагавшегося натурального сбора “Ковш зерна нашего урожая”. Ввиду сего покорнейше прошу не отказать по примеру майского сбора в образовании <…> Уездного Комитета для производства 22 числа предстоящего октября месяца сбора в городе Серпухове, а также по Вашему усмотрению и в населенных пунктах подведомственного Вам уезда»[1507]. Подсчет собранных денег предписывалось производить в присутствии особой комиссии или лиц, назначенных председателем уездного отделения Татьянинского комитета. Затем вырученную сумму следовало внести в местное казначейство для перевода в Петроград, на текущий счет Татьянинского комитета, приложив документальную отчетность по сбору. Кружечные сборы часто упоминаются в историографии