[1758]. Этот, таким образом, фальсифицированный намеренно или за давностью лет эпизод практически в неизмененном виде был экранизирован в одной из серий художественного телевизионного фильма «Гибель империи».
В качестве приложений к переизданию воспоминаний Никитина опубликованы документы российского военного агента в Дании в годы Первой мировой войны Генерального штаба полковника С. Н. Потоцкого — его донесения Особому отделению генерал-квартирмейстерства Главного управления Генерального штаба (Огенквар ГУГШ) в Петрограде и поступавшие в Копенгаген ведомственные письма и запросы. Автор-составитель этой публикации[1759], кандидат исторических наук[1760] К. М. Александров претенциозно преподносит данную подборку документов как подтверждение «несомненного участия германских агентов и германских капиталов» в организации Октябрьской революции. На поверку оказывается, что это многообещающее название заимствовано из сообщения Огенквара полковнику Потоцкому, хотя, по логике вещей, подтверждение «несомненного участия» должно содержаться в донесениях из Копенгагена в Петроград. С тем же расчетом на неискушенную целевую аудиторию К. М. Александров пишет в предисловии к документам: «Будучи профессиональным офицером службы Генерального штаба, С. Н. Потоцкий не сомневался в том, что противник финансировал деятельность большевиков в России при помощи законспирированной цепочки посредников»[1761], дабы читатель проникся уверенностью российского атташе перед ознакомлением с вводимыми в научный оборот документами.
Как военный агент, полковник Потоцкий и в самом деле был на хорошем счету у Огенквара. Однако известен ряд примеров его не вполне добросовестной работы. На рубеже 1915–1916 годов он передал в Петроград отличающиеся противоречивостью агентурные данные, воздержавшись от их сопоставления, анализа и проверки[1762]. Отдельные сведения, направленные Потоцким Генштабу, носили явно вымышленный характер. В январе 1916 года он со ссылкой на агента «Кривоноса» докладывал о переправке на Западный фронт массы болгарских и турецких войск в униформе германской армии, а также — о существовании в Москве тайной германской организации, занимавшейся подделкой паспортов для нелегального проникновения в Россию вражеской агентуры. Департамент полиции проверил эти сведения и счел их совершенно фантастическими[1763]. Далеко не все агенты Потоцкого были добропорядочны по отношению к разведке, а сам он в 1916 году был заподозрен англичанами в шпионаже в пользу Германии. С учетом этой информации, которую К. М. Александров опускает, отношение к агентурным данным полковника Потоцкого становится в известной мере скептическим.
Впрочем, они и без того противоречат друг другу — например, донесение от 2 (15) мая 1917 года сперва сообщает о серьезнейшем продовольственном кризисе в Германии и Австро-Венгрии («не хватает хлеба, мяса, картофеля, муки, вообще съестных продуктов»), а затем — о высылке из нейтральных стран в Россию социал-демократов с выплатой им больших сумм денег[1764]. Как относиться к подобным сведениям? Во-первых, они никоим образом не подтверждаются и предлагаются публикатором к принятию на веру. Во-вторых, ни в одной из 14 телеграмм не фигурируют, даже не упоминаются большевики и их лидеры. Наконец, в-третьих, применительно к процитированному документу, по замечанию историка С. В. Тютюкина, идея о том, что истощенная, обескровленная, оголодавшая и сама находившаяся на пороге революции Германия в 1917 году была способна разбрасывать золото налево и направо, отдает нездоровой фантастикой[1765].
Аналогичным примером фальсифицированных сведений военной агентуры — правда, не российской, а французской — являются действия начальника французской военной миссии в Швеции Л. Тома. В начале июня 1917 года он получил от своего однофамильца, министра вооружений Франции Альбера Тома указание «дать возможность правительству Керенского не только арестовать, но особенно дискредитировать в глазах общественного мнения Ленина и его последователей» с целью не допустить выхода России из войны[1766]. Но содержание записок, отправляемых министру вооружений, не давало такой возможности: «Щепетильность русского правительства будет, очевидно, преодолена лишь при очевидных доказательствах, которые мы ищем и пока не имеем», «сообщается о переводах довольно крупных денежных фондов. Но речь идет о суммах, вложенных в Русско-Азиатский банк не имя Фюрстенберга с целью перевода в Стокгольм или Копенгаген»[1767]. Мемуары Тома, опубликованные в 1933 году во французской прессе, не подтверждают скандальной версии об организации Октябрьской революции на немецкие деньги.
Впрочем, порой сторонники версии «германского следа» довольствуются цитатой из мемуаров 1-го генерал-квартирмейстера германской армии Эриха Людендорфа: «Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения его проезд через Германию имел свое оправдание: Россия должна была рухнуть в пропасть»[1768]. На первый взгляд, эти слова кажутся неопровержимым свидетельством и весьма серьезным аргументом. Однако даже в них речи о каком-либо сотрудничестве германской военно-политической верхушки с Лениным, кроме разрешения на проезд, а тем более — о его вербовке в качестве агента не ведется. Эту без преувеличения знаменитую фразу цитировали многократно, но недобросовестно, вырвав ее из контекста[1769]. В самих воспоминаниях Людендорфа приведенной цитате предшествует его же признание: «Я не сомневался в том, что разложение русской армии и русского народа очень опасно для Германии и Австро-Венгрии. Тем большие опасения вызывала у меня слабость германского и австро-венгерского правительств». Сменяется она следующим замечанием мемуариста: «Но нашему правительству нужно было следить за тем, чтобы мы не погибли вместе с ней. События в России производили на меня двойственное впечатление. В военном отношении они нам давали решительное облегчение, но, с другой стороны, таили в себе для нас много опасного». Но это уже принято отсекать и не замечать.
В предыдущей главе тех же воспоминаний содержится еще одно весьма любопытное высказывание, замалчиваемое многими авторами: «Теперь, задним числом, я могу утверждать, что наше поражение явно началось с русской революции»[1770]. Наконец, еще раньше Людендорф писал: «Мысль о революции, распространяемая неприятельской пропагандой, и большевизм нашли в Германии подготовленное состояние умов и <…> завоевали себе почву в армии и флоте. Ложное учение скоро начало привлекать к себе широкие массы. Германский народ в глубине страны и на фронте получил смертельный удар»[1771].
Генералы Пауль фон Гинденбург и Эрих фон Людендорф, фото 1918 года
Факт же признания Людендорфом своего неведения относительно личности Ульянова-Ленина вплоть до апреля 1917 года[1772] окончательно доказывает: опираться на его воспоминания в аргументации роли германского фактора в Октябрьской революции бессмысленно. Жаль лишь, что контекст куцей цитаты из них остается неизвестным широкому кругу интересующихся историей, и, обретшая собственную жизнь, она впечатлит еще не одного доверчивого читателя. Схожим образом порой приводят и толкуют фразу начальника штаба Восточного фронта генерала Гофмана: «Так же, как я гранатами забрасываю вражеские окопы, как направляю на них отравляющие газы, я точно так же имею право применять против вражеских сил средства пропаганды»[1773], уже традиционно вырванную из контекста. Признание Гофмана: «Мне не известно, знало ли Верховное командование что-либо об этом мероприятии; командующий восточным фронтом ничего о нем не знал. Мы узнали об этом лишь несколько месяцев спустя, когда заграничные газеты начали упрекать за это Германию и называть нас отцами русской революции<…>Лично я ничего не знал о перевозке Ленина. Но если бы меня об этом спросили, то я вряд ли стал бы делать какие-либо возражения против этого»[1774] — приводить при этом почему-то не принято.
Наконец, даже глава разведывательной службы Генерального штаба Германии (ІІІЬ) Вальтер Николаи, после окончания Великой Отечественной войны доставленный на Лубянку, показывал, что в годы Первой мировой войны его осведомленность о персоне Ленина исчерпывалась знанием фамилии и страны проживания — Швейцарии. Вдобавок, в секретном фонде его ведомства к 1917 году имелось только 450 тысяч марок. Эта сумма рассчитывалась на поддержание разведдеятельности на Русском и Западном фронтах, а позднее — и против США[1775]. У Николаи попросту не было денег на русскую революцию, да и политической разведки он не касался вовсе, занимаясь исключительно военной.
В литературе и на телевидении с начала 1990-х не уступало Людендорфу, а сегодня явно опережает его в популярности имя Александра Парвуса. Именно этот «купец революции» якобы выступил главным посредником между германскими властями и большевистской верхушкой. Ленин и Парвус были знакомы еще до Первой русской революции 1905–1907 годов, в квартире последнего печаталась «Искра». «Кресты», побег с пересылки в Енисейске, брошенная жена с детьми, растраченные на любовницу в Италии 100 тысяч марок за постановки «На дне» Максима