Когда началась Великая Отечественная война, а с обувью и сырьем для ее производства вновь, как и в Первую мировую, возникли колоссальные проблемы, их решением занимался целый ЦНИИ заменителей кожи. Выходом стало использование усовершенствованной кирзы, из которой производились не только сапоги, но и кобуры. В тот же период весьма редко, но все же отмечались вопиющие инциденты, подобные происшествиям в эвакуационном госпитале № 3337 в первой половине 1943 года. Его начальник майор медицинской службы Федотов приказывал спороть с импортных ботинок «весь низ» для пошива новых сапог замполиту эвакогоспиталя капитану Тодорову, затем пустить носилки на выделку обуви ему же и себе, из трех пар кожаных тапочек получались женские туфли… Немудрено, что царившая в эвакогоспитале обстановка была признана «нездоровой»[356].
…Известна приписываемая Николаю II фраза: «Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет — наступать надо, а наступать нельзя!» Император будто бы в сердцах бросил ее в разгар кризиса на фронте в 1915-м. Некоторые историки превратили это высказывание в цитату, не упомянув о первоисточнике[357]: допросе бывшего министра внутренних дел А. Н. Хвостова на заседании Чрезвычайной Следственной Комиссии 18 (31) марта 1917 года. Причем тот не слышал данной реплики из первых уст, якобы припоминая ее в пересказе Григория Распутина заодно с карикатурным контекстом[358]. Впрочем, в годы Великой войны о царствующих особах их подданные рассказывали еще не такое, делясь друг с другом сплетнями и суевериями. К ним от сапог переходит и мой рассказ.
СУЕВЕРИЯ, СЛУХИ И ПРОПАГАНДА
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что оно тьмою воинов его прикрыло…[359].
Гадания на крови и порохе
Первая операция Русской императорской армии в Великую войну тоже сопровождалась солнечным затмением, как и поход князя Игоря Святославича в половецкие земли. Уникальное событие даже на фоне разгоревшейся войны, оно ожидалось огромным количеством ученых, а для обывателей в порядке ликбеза издавались специальные брошюры[360]. Конечно, действующей армии было не слишком до астрономических наблюдений, однако и без специального приказа генерала Ренненкампфа войскам 1-й армии не обошлось. Вот он: «Объявляя при этом записку редактора Русского астрономического календаря Действительного Статского Советника Щербакова о затмении солнца 8 августа на театре военных действий, предписываю:
1) Ознакомить с ней всех чинов армии.
2) Обратить внимание, что померкшее солнце в момент полного затмения будет на юго-западе, как раз над станом и землей врага»[361].
Палаточный лагерь для наблюдения за солнечным затмением. Где-то в Крыму, 1914 год
Над пунктом 2 приказа сегодня можно посмеиваться сколько угодно, но он скорее повод призадуматься. Отнюдь не темный крестьянин, а молодой пехотный офицер, подпоручик Я. Е. Мартышевский — и тот был впечатлен затмением, признаваясь в мемуарах: «Когда светлый радостный день вдруг быстро сменяется какими-то неестественными сумерками… Вашу душу наполняет жуткое чувство, какой-то суеверный страх. Народная мудрость, отражающая в себе, как в зеркале, истинные мысли и чувства большинства людей, недаром приписывает таким явлением особое значение; она, эта мудрость, называет их знамением небесным, которое предвещает роду человеческому грядущие бедствия…»[362]. В конце июня 1914-го немалая часть мобилизованных в ряды Русской императорской армии носителей этой мудрости вместо мирной страды приступила к военной: «Словно вся Россия стала одним хозяйством, приспело время жатвы, и все, взяв серпы, пошли жать»[363]. Крестьянское мировоззрение хранило и взращивало поверья десятилетиями, если не веками. Они могли служить одновременно заветами прошлого, символами испытанного временем верного уклада жизни, опорой в настоящем и ориентирами в будущем. И становились особенно востребованы на войне, внутри страшного кровеворота, когда душе так нужно ждать, надеяться и верить в чудо. Прежде это не всегда воплощалось в жизнь удачно: добившись канонизации Серафима Саровского незадолго до начала Русско-японской войны, Николай II распорядился благословлять его иконой солдат, отправлявшихся на Восток. Император действовал сугубо из лучших побуждений, однако фронтовики были смущены и разочарованы образом нового святого[364]. В Новгороде во время проводов войск на фронт в августе 1914 года солдат тоже благословляли образом, причем планировавшуюся изначально икону святого Архистратига Михаила специально заменили на Знамение Пресвятой Богородицы — чудотворную святыню, по преданию, спасшую в 1170 году новгородцев от осады дружинами князя Андрея Боголюбского.
Чудо случилось. О нем стало известно 25 сентября (8 октября) 1914 года из вечернего выпуска «Биржевых ведомостей» Краткая публикация письма с фронта недельной давности гласила: «Поручик Р. пошел и вдруг видит на небе Божию Матерь с Иисусом Христом на руках, а одной рукой Она указывает на запад. Все нижние чины стоят на коленях и молятся. Он недолго смотрел на видение. Потом это видение изменилось в большой крест и исчезло…»[365]. За чудесным явлением последовало сражение под Августовым, завершившееся победой русских войск. В газете отсутствовала какая-либо привязка ко времени и месту, но разве они требуются чуду? Заметка тотчас же разлетелась по передовицам. Уже несколько дней спустя обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер обратился к и. о. протопресвитера Русской армии и флота Г. И. Шавельскому с просьбой проверить достоверность сообщения. Очевидцы вскоре отыщутся в обозе 2-го разряда лейб-гвардии Кирасирского Ея Величества Государыни Марии Федоровны полка. Выявленный период времени между видением Богоматери и началом победного наступления составил 14 дней. Тогда же в печати появились первые живописные изображения Августова чуда. Иллюстрации печатались в журналах и на открытках, в том числе по благословению церковных иерархов. Несколько из них вдова великого князя Сергея Александровича Елизавета Федоровна Романова даже отправила царевнам[366]. Прихожане брали открытки и репродукции с собой на церковные службы и просили благословить их как иконы.
Одна из множества открыток с изображением явления Августовской Божией Матери в 1914 году
Священство из разных уголков империи обращалось в Синод за разъяснениями ажиотажа вокруг истории с явлением Богородицы. Синод налагал запрет на запечатление этого сюжета на иконах до окончания расследования. Оно завершилось в 1916 году; тем не менее ряд списков Августовской иконы Божией Матери распространился по всей России и даже уцелел до наших дней. С 2008 года празднование в честь этой иконы входит в официальный месяцеслов и совершается 14 сентября.
Однако люди с начала войны искали духовную поддержку не только в церквях. Уже осень 1914 года ознаменовалась невиданным всплеском разного рода гаданий, предсказаний и столоверчения. Спиритизм высмеивал еще А. П. Чехов, хотя вряд ли кто-то перечитывал его «Страшную ночь» параллельно со списками павших в газетах. Мода на мистицизм являлась приметой Серебряного века задолго до войны, но с ее началом спрос на сверхъестественное вырос десятикратно.
Кассира Государственного банка по фамилии Брут все эти треволнения уже не касались — сильно проигравшись в карты еще до начала Первой мировой, он свел счеты с жизнью. Этой трагедии оказалось достаточно для развязывания настоящей охоты за банкнотами, подписанными Брутом: его смерть будто бы наделила бумажные рубли чудодейственными свойствами[367].
Когда в августе 1914 года кадровый офицер Русской императорской армии П. С. Денисов добровольцем отправился на войну, его супруга Е. И. Герлих-Денисова отправляла из Владикавказа на фронт письмо за письмом. Практически в каждом из них женщина старалась подбодрить мужа сообщениями медиумов и бульварной прессы:
«22 августа [1914]
Екатерина — Петру
Была вчера у гадалки-персианки. Наговорила мне много, ничего плохого, говорит, что гадание вышло мне очень хорошее. Сказала, что у меня голова с пуд (т. е. много ума), что через месяц, т. е. в сентябре, закончатся неприятности. Говорит, что тебе три дороги, и мне предстоит длинная дорога, что ты получишь много денег и назначение».
<…>
«28 сентября [1914]
Екатерина — Петру
По предсказанию г[оспо]жи Табе (парижанка, которая предсказывает обыкновенно на весь год и уже не первый раз) война должна закончиться в октябре».
<…>
«21 ноября [1914]
Екатерина — Петру
В газетах было предсказание какой-то француженки, которая предвидела эту войну еще три года назад. Она предсказывает, что 4-го декабря в Германии вспыхнет бунт против Вильгельма, а 12-го декабря будет заключен мир. Как хочется верить этому, родной! Ведь тогда мы елочку проведем вместе! Да, еще говорили, что 12-го декабря Вильгельм застрелится. Бог с ними, пусть лучше одного человека не станет, чем гибнет ради его фантазии столько людей»[368].
Последнее письмо в ответ Екатерина Ильинична с детьми получат в феврале 1915 года. Денисов погибнет в бою неделю спустя. Правда, сообщение ротного фельдшера о случившемся доберется до Владикавказа только в мае.