«Бегут, падают, раненые ползут, подымают кверху руки., но поздно… Великодушный наш солдат, рассвирепев [кричал]: “Не надо, бей их братцы!”. Немногим удалось достичь своих окопов». Без жалости расправлялись с противником и ринувшиеся в контратаку лифляндцы: «Остервенение наших было велико; пощады никому не давали и, отводя немецкие штыки, кололи во что-то мягкое. Там же сидело несколько немецких офицеров с моноклями; они все подняли руки вверх и что-то лопотали; но и их не пощадили. Некоторые наши солдаты, посадив немца на штык, перебрасывали его назад, за себя». Двое суток спустя, в результате серии ожесточенных немецких атак, сперва Олонецкий, а после газового артналета — Юрьевский пехотный полк были уничтожены[568].
18 (31) мая 1915 года в районе Суха — Воля Шидловская произошла уже газобалонная атака: немцы выпустили на русские позиции испытанный во Франции хлор. На сей раз ни климат, ни ландшафт не препятствовали расползанию смертоносного облака на десяток километров вглубь. Русские отбили 11 последующих атак, но цена этой стойкости оказалась страшной: хлором были отравлены 9036 нижних чинов и офицеров, 1183 человека из них погибли, при этом пули и снаряды в тот день унесли вдесятеро меньше жизней — 116 воинов[569].
Неприятель тем временем продолжал применять химическое оружие на Русском фронте. Ночью с 23 на 24 июня (с 6 на 7 июля) 1915 года по позициям 6-й Сибирской стрелковой и 55-й пехотной дивизий вновь, как и в мае, прошла газовая волна. Эффект газобаллонной атаки говорил сам за себя: отступившие русские войска 21-го Сибирского стрелкового и 218-го пехотного Новомосковского полков оголили ключевой участок передовой линии обороны на стыке дивизий. Через день его удалось вернуть, но путем отчаянных контратак, в том числе через ядовитое облако при минимуме средств защиты от БОВ. Только газ вывел из строя от 25 до 97 % личного состава отдельных частей[570].
В том же июле состоялся, пожалуй, самый знаменитый на сегодняшний день бой на Русском фронте Первой мировой войны. Конечно же, я имею в виду «атаку мертвецов» — контратаку воинов 8-й, 14-й и возглавившей ее 13-й рот 226-го пехотного Землянского полка в ходе обороны крепости Осовец. 24 июля (6 августа) 1915 года немцы предприняли газобаллонную атаку передовой позиции русских войск, после чего к ним под огневым прикрытием артиллерии выдвинулся ландвер. Большинство защитников Сосненской позиции было отравлено и выведено из строя, а сама она — занята противником. Его дальнейшее продвижение и сорвала храбрая контратака русской пехоты. 13-я рота во главе с подпоручиком В. К. Котлинским вышла навстречу немецкой цепи и ринулась в штыки. Неприятель бежал, оставив занятые траншеи. Увы, отважный офицер Котлинский во время контратаки был смертельно ранен и посмертно награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.
Звучным названием «атака мертвецов» этот бой обязан одному из первых историографов обороны Осовца профессору С. А. Хмелькову, писавшему: «13-я рота, встретив части 18-го ландверного полка, с криком “ура” бросилась в штыки. Эта атака “мертвецов” настолько поразила немцев, что они не приняли боя и бросились назад…»[571]. Из военно-исторического труда конца 1930-х яркая фраза 70 лет спустя перекочевала в прессу и произвела фурор. О боях за Осовец нынче слышал, наверное, каждый, чему впору только порадоваться. Другое дело, что превращение истории в бренд неизбежно сказывается на достоверности ее воспроизведения вновь, и вновь, и вновь. Следующее описание солдат 13-й роты авторства современного журналиста порой уже считается свидетельством из уст современника / очевидца / участника контратаки: «Со следами химических ожогов на лицах, обмотанные тряпками, они харкали кровью, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки»[572]. Очень яркий образ, несомненная удача его автора. Однако здесь не менее важна причина столь тяжелого физического состояния русских солдат, идущих в контратаку не через эпицентр ядовитого облака, а в стороне от него: отсутствие сколь-либо надежных средств индивидуальной защиты от БОВ.
Здесь необходимо вкратце описать организацию военно-химического дела в Российской империи — того, как и почему стали возможными и обеспечение средствами защиты от удушливых газов, и впоследствии ответный ход в их боевом применении. Изначально груз этой ответственности лег на Управление Верховного начальника санитарной и эвакуационной части при штабе Верховного главнокомандующего. Данное управление во главе с принцем Ольденбургским первым весной 1915 года озадачилось заготовлением марлевых повязок для войск и затем продолжило заниматься ведением обеспечения армии средствами химической защиты. Однако это направление, при всей своей важности, было лишь одним из многих. Весь объем остальных задач сперва был передан Военному министерству, но без централизующего органа. Производство собственной боевой химии с мая 1915-го было поручено Комиссии по заготовке взрывчатых веществ при Главном артиллерийском управлении (ГАУ), а 3 (16) августа передано образованной при том же управлении Комиссии по изысканию и заготовлению удушающих средств («Комиссии У.С.», как она именовалась в бумагах из соображений секретности). Ее возглавил председатель Центральной научно-технической лаборатории Военного министерства генерал-майор И. А. Крылов. Временные штаты Комиссии от 31 декабря 1915 (13 января 1916) года включали 4 отдела: 1-й — собственно по изысканию и изготовлению удушающих средств, 2-й — по применению удушающих средств и снаряжению снарядов, 3-й — по изысканию и изготовлению приборов и аппаратов для применения удушающих средств и 4-й — по изысканию и заготовлению зажигательных средств, аппаратов и снарядов. Параллельно к работе Комиссии У.С. присоединялись самые различные организации и учреждения: ГВТУ, ЦВПК, Главное военно-метеорологическое управление, Императорский институт экспериментальной медицины, Ветеринарная лаборатория МВД… В важнейшей отрасли царил хаос, управления в равной степени помогали и мешали друг другу, а боевое применение БОВ не регламентировалось никакими инструкциями. ГУГШ неспроста констатировало в марте 1916 года: «Все усилия пока разрознены и представляют собой лишь элементы газовой борьбы…»[573]. Потребность в организующем начале становилась все острее и очевиднее.
Таковым послужил созданный 7 (20) апреля 1916 года при ГАУ Химический комитет под председательством ординарного профессора Императорской Академии наук генерал-майора В. Н. Ипатьева. Наряду с пятью отделами (взрывчатых веществ, удушающих средств, зажигательных средств, борьбы с удушающими средствами и кислотным) в структуру Комитета для надзора за промышленными предприятиями в его орбите входили семь районных бюро: Петроградское, Московское, Южное, Верхне- и Средне-Волжское, Уральское и Кавказское[574]. До конца года было составлено и утверждено временное положение о снабжении войск специальным химическим имуществом, для него при каждых фронте и армии появились армейские склады, учреждались фронтовые химические лаборатории, позволявшие не везти в Петроград любую пробу для ее изучения.
Возвращаясь к средствам защиты, следует сказать, что на старте химической войны их толком не было ни в одной из армий[575]. Немцы и те поначалу обходились тканевыми повязками. Русские химики следовали тем же путем, что и их союзники и противники. Согласно распоряжению Верховного начальника санитарной и эвакуационной части с конца весны 1915 года на фронт начали поступали марлевые маски, пропитанные раствором тиосульфата натрия, при реакции с хлором выделяющего летучий и ядовитый оксид серы. Вряд ли кому-то из фронтовиков не терпелось проверить себя на прочность двойным отравлением. Скомканные защитные повязки летели под ноги и развешивались на ветвях смеху ради, поскольку казались ни на что более не годными[576].
В какой-то момент побочный эффект «антихлора» был нейтрализован добавлением в пропитку масок карбоната натрия — проще говоря, соды. Поддерживать повязку влажной был призван глицерин. Однако и этого оказалось недостаточно: хлор поражал не только легкие и верхние дыхательные пути, но также слизистую оболочку глаз, и все равно проникал под маски сквозь неизбежные щели и складки ткани. Конечно, во время газовой атаки даже самая несовершенная преграда от клубов ядовитого тумана была лучше ее отсутствия, будь это хоть смоченная водой или политая мочой портянка. Но проблема требовала надежного и безотказного решения, а не сколь угодно тщательно отрепетированных импровизаций.
Русские солдаты в тканевых масках и очках — противогаз еще не изобретен
За неполный 1915 год в тылу разрабатывались и поставлялись в войска не менее дюжины разновидностей защитных масок. Повязки нескольких Петроградских образцов с компрессами, пропитанными сперва гипосульфитом, затем гидроксидом железа, придающим ткани бурый оттенок, позднее — дигидроксотетрааммиакатом меди цвета предгрозового неба с запахом аммиака… «Маски-башлыки» Минского образца из прорезиненной ткани с целлулоидной смотровой щелью и перфорацией напротив рта. Марлевые «маски-рыльца» от медицинской части Главноуполномоченного Российского Общества Красного Креста (РОКК) с компрессом из корпии или мха. Аналоговые «маски-рыльца» образца Московского комитета Всероссийского земского союза (ВЗС) с проволочным каркасом для лучшего прилегания к лицу и защитными очками (у последних в комплекте еще одной разновидности оправа покрывалась марлей). «Маска Трындина» из пропитанной резиной ткани, с каучуковым ободком по кромке и уже металлическим рыльцем под сменный фильтрующий патрон с нарезными стенками…