Фронт и тыл Великой войны — страница 46 из 182

[577] Все эти варианты объединял основной изъян: они не являлись универсальными. Более-менее неплохо связывающая один газ маска оказывалась бессильна перед токсичным воздействием другого. И если в германских газовых баллонах хлор мог соседствовать с фосгеном, то нейтрализующие их вещества в комке ваты или нескольких слоях марли — с великим трудом. Последним по счету и наиболее совершенным решением стала маска Химического комитета: с удлиненным рыльцем и большей площадью фильтрующей поверхности, прорезиненной подкладкой в районе переносицы, стеклянными окулярами в жестяной оправе и поливалентной пропиткой фильтрующего компресса. Однако эта маска появилась в армии в конце 1916 года и поставлялась преимущественно в тыловые части[578].

Принципиальной иной выход из угрожающей ситуации одним из первых в 1915 году наметил профессор Горного института в Петрограде А. А. Трусевич: вместо влажных повязок поставить на пути ядовитого газа барьер из сухого адсорбента — натровой извести, смеси гашеной извести и каустика. За основу было взято устройство защитных масок горняков. Выбранный наполнитель мог защитить дыхательную систему человека от всех применявшихся в ту пору БОВ, но его приводил в негодность… выдох. Реагируя с выдыхаемыми углекислым газом и водой, гранулы натровой извести превращались в непроницаемую даже для кислорода массу. Правда, ненадежный зажим для носа мог дать солдату шанс не умереть от удушья, — утешение, прямо скажем, слабое.

Одновременно с Трусевичем в столице, в Центральной лаборатории Министерства финансов, трудился другой ученый — профессор Н. Д. Зелинский. Ознакомившись с фронтовой корреспонденцией и будучи в курсе работы коллег, он предложил использовать в респираторах вместо натровой извести проверенный и неуязвимый для влаги адсорбент: активированный древесный уголь. Если он способен очищать от нежелательных примесей спиртовое сырье для сорокоградусной, то должен справиться и с боевой химией!


Сдача сдельщиками готовых очков в московском Городском комитете по борьбе с удушливыми газами


Первые опыты с углем более походили на блины комом. Эффективность угольных фильтров оказывалась недостаточной, и Зелинский с помощниками спешно отыскивали способ увеличить ее. Ввиду отсутствия респиратора химики обходились брикетиками угля, насыпанными в носовые платки, — классическая ситуация «шага вперед, двух шагов назад». Создавая задымление прямо в лаборатории, они дышали через самодельные угольные маски, и сернистый газ не причинял здоровью и самочувствию экспериментаторов никакого ущерба. Правда, на испытаниях в московской Экспериментальной комиссии в августе 1915 года человек в маске Зелинского с наполненным углем металлическим цилиндром провел в камере с содержанием в воздухе 0,018 % фосгена и… отравился. Изъян маски был отнесен на счет угольного фильтра, а вывод комиссии гласил: «Сухих масок, которые могли бы по действию равняться с мокрыми, пока нет». Однако буквально через три дня состоялись испытания герметичной маски авторства профессора М. Н. Шатерникова, в которой клапан для вдоха был соединен с наполненной углем бутылью. В ней испытателю оказались не страшны ни фосген, ни хлор. Экспериментальная комиссия поспешно сменила гнев на милость, признав 8 (21) сентября 1915 года уголь качественным адсорбентом и объявив конкурс на лучший противогаз[579].

Таким образом, Зелинскому оставалось обеспечить содержанию оптимальную форму. Помочь ему взялся Э. Л. Куммант — инженер-технолог завода «Треугольник», тогдашнего лидера отрасли по производству резины в России. Дальнейшие испытания угольного фильтра затянулись на многие месяцы, но за это время Куммант создал для него надежную резиновую маску, лишенную недостатков прежних влажных повязок[580]. Последние оставались востребованными в действующей армии — приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего № 33 от 16 (29) декабря 1915 года в который раз доводил до сведения войск простые истины: «Тщательно подогнанная повязка и очки делают газы безвредными и, наоборот, малейшее проникновение газов к глазам, рту, носу вследствие плохо одетой и смоченной маски, вызывает немедленно тошноту и головокружение… Следовать [в масках] непосредственно за уходящим [облаком] совершенно безопасно. При попадании в газовую волну надо дышать не глубоко и часто, избегать разговоров»[581].

На заре 1916 года противогаз Зелинского-Кумманта был готов к самой ответственной проверке из возможных. «В начале года удостоился — участвовал в демонстрации наших с Н. Д. Зелинским трудов в высочайшем присутствии», — писал ученик профессора, заведующий по технической части газового дела при генерал-квартирмейстере штаба Западного фронта Н. А. Шилов[582]. Сохранилось описание этого показа начальником Императорской дворцовой стражи А. И. Спиридовичем: «3 февраля [1916 года] в Ставку приехал Верховный начальник санитарной части принц Александр Петрович Ольденбургский. Принц имел большой доклад у Государя. Он привез новые модели противогазовых масок. После завтрака Государь прибыл на вокзал, где стоял поезд принца. Один из вагонов был наполнен желто-бурым ядовитым газом. В окна вагона, снаружи, можно было видеть, как сдох впущенный туда зверек. В тот вагон вошли три офицера и два химика в новых масках. Они ходили, работали и пробыли там 30 минут и вышли совершенно не пострадавшими. Между тем, тяжелый, отвратительный запах ядовитых газов был слышен даже снаружи вагона. Государь смотрел на всю эту картину, стоя у окна вагона, слушая доклад принца, а затем горячо поблагодарил и принца, и тех, кто участвовал в опытах»[583].

Слово царя, как известно, тверже сухаря, но первый заказ от ГУГШ на противогазы Зелинского-Кумманта поступил в ЦВПК только 24 марта (6 апреля) 1916-го. Инженер Куммант тем временем оформил привилегию на резиновую маску, и ему полагались 35 копеек с каждого произведенного респиратора. Привилегия действовала до конца июля 1917 года, ну а полученные Куммантом примерно 370 тысяч рублей можно считать вполне заслуженными (правда, Зелинский мог довольствоваться только 2000 рублями).

Поначалу в войсках пренебрегали новыми средствами защиты — приказ войскам 7-й армии № 564 от 25 мая (7 июня) 1916 года гласил: «Наблюдающиеся частые случаи утери нижними чинами противогазового снаряжения объясняются отсутствием у нижних чинов сознания важности иметь в наличии эти средства для борьбы с газовыми атаками. Приказываю начальствующим лицам и врачам чаще разъяснять нижним чинам все полезное значение противогазов, требовать бережливого отношения к ним и усилить надзор за наличием исправных противогазовых повязок, установив для поверки определенные сроки»[584].

Стали обнаруживаться и конструктивные недостатки противогазов: маска сдавливала голову, запотевшие стекла снижали видимость в разы, а от длительного ношения самочувствие портилось и без газовых атак. В последнем случае все дело было в нехватке кислорода во вдыхаемом солдатом в противогазе воздухе: повышенная доля углекислого газа и вызывала такой эффект[585].

Тем не менее устройство противогазов продолжало улучшаться, появлялись комбинированные — вроде шлемофона поручика князя В. Д. Нижерадзе, также участвовавшего в разработке газовых гранат. Его противогаз представлял собой маску Кумманта с динамиками возле ушей, микрофоном напротив губ и проводами для подключения к телефонному аппарату. С одной стороны, он позволял военнослужащему оставаться на связи даже внутри газового облака, с другой — привязывал его к телефону. Весной 1917 года шлемофоны Нижерадзе предполагались к заказу в количестве 10 тысяч устройств, но в действующей армии не прижились.

Да и серийный выпуск противогазов был только половиной дела: следовало научить войска пользоваться ими, притом еще до прибытия на фронт. Для этого приказом № 206 Химического комитета при запасных частях и соединениях Русской императорской армии образовывались: на уровне запасных бригад — окуривательные отряды, а в полках — окуривательные команды[586]. Окуривательные отряды состояли в распоряжении начальников бригад и отвечали за подготовку пополнений действующей армии к реалиям химической войны. Помимо начальника отряда и его помощника в обер-офицерских чинах в этих отрядах несли службу два десятка инструкторов из числа нижних чинов. Окуривательные отряды и команды комплектовались из нижних чинов и офицеров, знакомых с химией. Подготовкой инструкторов помимо прочего занималась Газовая комиссия Химического отдела Комитета военно-технической помощи, созданного 5 (18) июня 1915 года. Для мужчин с физико-химическим образованием, студентов естественных отделений физико-математических факультетов и выпускников химико-технических училищ на базе Технологического института Императора Николая I действовали трехнедельные курсы. Тот же Химический отдел курировал производство тетрахлорида титана, применявшегося в первую очередь на флоте для создания дымовых завес вследствие бурной реакции с водой или водяным паром[587].

Учебная часть Химического комитета обеспечивала отряды специальным имуществом, необходимым для занятий. Они начинались с теоретической подготовки: ликбеза о ядовитых газах, их воздействии на живые организмы и металлы. Инструкторы подробно рассказывали солдатам и о средствах защиты от БОВ. Лекции подкреплялись практикой: слушатели тренировались надевать и снимать противогазы, маршировали и бегали в них, стреляли и орудовали штыком. Обязательным элементом индивидуальной подготовки было оказание первой помощи пострадавшим от газов соратникам