До весны 1916 года Русская императорская армия только несла потери от химического оружия, применявшегося даже османскими войсками на Кавказском фронте. «В три часа ночи турки, пользуясь дующим в нашу сторону ветром, пустили удушливые газы. Мы были в отчаянии, но, к счастью, ветер переменил направление и угнал волну газов обратно к туркам», — вспоминал об одной из таких атак офицер 153-го пехотного Бакинского полка[606]. А ранним утром 8 (21) марта — сама впервые применила его. В ходе Нарочской операции на Западном фронте по позициям 6-й резервной дивизии неприятеля по обе стороны дороги Экау — Кеккау[607] было выпущено около 10 тысяч газовых снарядов. За обстрелом последовала атака. «Сами атакующие были в противогазах, у погибших защитников позже находили открытые противогазные сумки и вытащенные маски», — говорится в немецком труде об истории этой битвы[608]. Проведению газобаллонной атаки тогда же помешали погодные условия: густой туман был бы на руку, способствуя стабилизации ядовитого облака, однако дождь ослабил бы поражающий эффект[609]. Первый пуск БОВ в истории русского оружия состоится позднее.
Заканчивалась подготовка крупнейшей наступательной операции на Юго-Западном фронте. Действующей армии требовались и газы, и снаряженные ими боеприпасы в необходимом количестве. Увы, особо рассчитывать на помощь союзников не приходилось, а собственные производственные мощности выдали к началу Брусиловского наступления всего около 150 000 химических снарядов[610]. Тогда же в войсках появились и первые наставления по боевому применению химического оружия. Помимо общего перечисления решаемых им задач, от демонстрации атаки и ослабления обороны противника до препятствования его активным действиям, в этих инструкциях было уделено внимание вопросам взаимодействия частей и оптимальному для газовых атак рельефу местности, в идеале отлогому с уклоном в сторону неприятеля[611].
Первая газобаллонная атака в истории русского оружия состоялась одновременно с началом Брусиловского прорыва — ранним утром 22 мая (4 июня) в 9-й армии с позиций 41-го Селенгинского и 42-го Якутского пехотных полков. Поначалу плотное облако, по которому тщетно палили австро-венгерские войска, медленно, но верно ползло к ним. Затем переменилось направление ветра, и часть газа окутала русские траншеи. Более полусотни солдат оказались отравлены, трое скончались, хотя у всех имелись средства индивидуальной защиты от БОВ[612].
Воины 10-го батальона Глостерширского полка — фото на память утром 15 сентября 1915 года, за считаные часы до начала наступления на Лоос. Большинство из них не переживут этой битвы…
Похожая трагедия разыгралась в первый день сентябрьского наступления англо-французских войск у Лооса в Северной Франции. Тогда воины Верного Северо-Ланкаширского полка и Королевского Его Величества стрелкового корпуса 2-й бригады 1-й пехотной дивизии попали под собственную газовую атаку. Тот же злосчастный ветер сносил британскую дымовую завесу, открывая томми для огня германской артиллерии и пулеметов[613].
Месяц спустя, в ночь на 20 июля (2 августа), немцы предприняли массированную химическую атаку русских позиций под Сморгонью. Неприятель готовил ее загодя, дожидаясь стойкого западного ветра. Подготовительные работы в траншеях маскировались пением песен и редкими выстрелами в сторону русских. Те приняли определенные меры предосторожности. Наблюдатели на передовых постах следили за тем, не поползет ли из темноты удушливое облако, готовясь грянуть об угрозе в шрапнельные стаканы. В окопах были заготовлены марлевые маски и хворост для разведения костров. Начало атаки пришлось на смену частей: 14-го гренадерского Грузинского полка 15-м гренадерским Тифлисским. Его вместе с воинами 16-го гренадерского Мингрельского полка и окатила первая газовая волна, пущенная после артподготовки газовыми же снарядами. В течение ночи за ней последуют еще до шести газопусков. Вскрытие тел погибших гренадеров впоследствии показало, что немцы применяли и фосген, и хлор. Жертвами газовой атаки под Сморгонью стали 4 офицера и 282 нижних чина 2-го Кавказского гренадерского корпуса, умерших в течение недели. Некоторые солдаты получали вторичное отравление, кутаясь в пропитавшиеся отравой шинели[614].
Одним из переживших ту страшную ночь был подпоручик 16-го Мингрельского гренадерского полка М. М. Зощенко. Его вместе с 20 офицерами и 2646 нижними чинами эвакуировали в тыл. Отравление сулило Зощенко службу в запасном полку, но он предпочел вернуться после госпиталя на передовую. Впоследствии писатель вспоминал газовую атаку под Сморгонью: «Я выбегаю из землянки. И вдруг сладкая удушливая волна охватывает меня. Я кричу: “Газы! Маски!” И бросаюсь в землянку. Рукой я нащупал противогаз и стал надевать его. Вокруг меня бегают солдаты, заматывая свои лица марлевыми масками. В бинокль я гляжу в сторону немцев. Теперь я вижу, как они из баллонов выпускают газ. Это зрелище отвратительно. Бешенство охватывает меня, когда я вижу, как методично и хладнокровно они это делают. Я приказываю открыть огонь по этим мерзавцам. Я приказываю стрелять из всех пулеметов и ружей… Я вдруг вижу, что многие (наши) солдаты лежат мертвыми. Их — большинство. Я слышу звуки рожка в немецких окопах. Это отравители играют отбой. Газовая атака окончена… На моем платке кровь от ужасной рвоты…»[615].
По нелепому стечению обстоятельств ответная русская газобаллонная атака на Западном фронте состоялась в том же районе 11 (24) августа. Она была инициирована главнокомандующим армиями фронта генералом Эвертом и тщательно подготавливалась. Первая линия траншей вместила 129 ниш для газовых баллонов. Сами их распределили по блиндажам на четырех участках второй линии. 1700 баллонов малой и 500 большой емкости были под покровом ночи доставлены к позициям, как только ветер приобрел благоприятное направление. После пуска газ хлынул на неприятеля волной без малого двухкилометровой ширины. Ошеломленные немцы открыли огонь по русским окопам из артиллерии всех калибров, вскоре подавленный ответным обстрелом. Но вражеская канонада накрыла два блиндажа и одну из ниш с газовыми баллонами. Ядовитый туман спешно расползался по позиции, поражая русские войска, и вдобавок ветер погнал вдоль траншей выпущенное ранее облако[616].
В свой черед противник 9 (22) сентября 1916 года южнее Нарочи атаковал полки 2-й Сибирской стрелковой дивизии двумя волнами газа. Докатившись аж до деревень в ближнем тылу, они вывели из строя 2660 человек. Три дня спустя под Барановичами произошла еще одна германская газобаллонная атака. Подготовка к ней велась порядка недели, русскими войсками на участке будущего пуска газов были приняты меры: фронтовики тренировались надевать противогазы, заготавливали хворост для костров и т. д. Полковник А. А. Носков спланировал действия на случай перебоев со связью, артиллерийским и пулеметным расчетам надлежало незамедлительно открыть огонь в случае угрозы. Но час за часом тщетно ожидая удушливых туч в полной боевой готовности, воины… «перегорели» и расслабились. Воцарившаяся непогода еще сильнее отвлекла их от начала атаки. К тому моменту, когда характерный «букет» вони хлора вкупе с фосгеном в воздухе выдал применение БОВ неприятелем, а сигнальная ракета высветила ядовито зеленеющее облако, были упущены драгоценные минуты. Запоздалые костры слабо разгоняли газ, зато неплохо помогали вражеским артиллеристам пристреляться. Пальба из русских окопов длилась недолго, так как ее было почти некому вести. Только заградительный огонь пушек помешал немцам в противогазах занять траншеи. Без малого пять тысяч военнослужащих 6-го Таврического и 8-го Московского гренадерских полков находились в зоне поражения, чуть менее тысячи из них были отравлены и эвакуированы, 76 человек умерло в течение недели. Если бы не дождь и не спасительные противогазы Зелинского-Кумманта, жертв могло быть в разы больше[617].
Ответным ходом стала крупная газобаллонная атака с 24 (11) на 25 (12) октября там же, у Барановичей. Приобретенный дорогой ценой боевой опыт помог в ее подготовке. Несколько ночей кряду к передовой линии окопов подвозились газовые баллоны и пиротехника для имитации газопуска клубами белого дыма. В ближнем тылу были организованы медицинские пункты, запасены медикаменты, кислородные подушки, даже заварены чай и кофе с коньяком для отравившихся. Ожидание подходящего направления ветра заняло 13 дней. Оно продержалось от силы пару часов, но этого хватило. На сей раз противник был застигнут врасплох, беспорядочно стрелял в темноту и редко отбрехивался артиллерийским огнем. Тем временем первая волна газов сменилась второй, та еще через полчаса — третьей. Заодно позиции немцев стали обстреливаться газовыми снарядами. Русские квитались за все!
Эта атака не сказалась на линии фронта: свыше двадцати рядов проволочных заграждений перед немецкими позициями были слишком серьезным препятствием. Однако неприятель понес немалые потери в живой силе. Без жертв среди русских войск тоже не обошлось, хотя в этот раз их было меньше: один умерший и 68 отравившихся нижних чинов. Ход вновь перешел к немцам, и 27 октября (9 ноября) на Скробовской позиции к северу от Барановичей они применили огнеметы.
Упомянутые еще в памятниках истории Средневековья, они на рубеже XIX–XX столетий занимали умы военных инженеров как в России, так и в Германии. Причем у Российской империи были все шансы выйти в этом негласном соревновании вперед, да еще и благодаря офицеру-немцу: капитан Русской императорской армии М. А. фон Зигерн-Корн начал работу над проектом огнемета в 1895 году. В течение следующих двух лет он рапортовал в Главное инженерное управление Военного министерства о своем начинании, испрашивая помощи деньгами. ГИУ сперва расщедрилось на 300 рублей против необходимых 5000, в 1898 году отпустило фон Зигерн-Корну еще 200. В ноябре 1900-го на рассмотрение Инженерного комитета был наконец представлен «Проект огневой преграды штурму…». Да, огнемет виделся изобретателю средством прежде всего обороны долговременных укреплений.