«Три года прошли, точно вчерашний день. Я все еще жду, — писала безутешная мать Элис Гулдинг уже после окончания Великой войны. — … Он был хорошим сыном, но не знаю, хорошим ли солдатом. Он заплатил цену, как и многие другие. Война еще только началась для матерей, что любили своих мальчиков, по всему миру. Да поможет им Бог вынести это»[674].
И здесь же, именно после этой цитаты, хотелось бы обратиться к расхожему ныне тезису о том, что Россия и Русская армия в годы Великой войны обслуживали интересы союзников, не считаясь с ценой потерь, и что тех это вполне устраивало. В виде крылатой фразы он звучит приблизительно так: «Англичане готовы вести войну до последней капли крови русского солдата». Это выражение действительно бытовало и на фронте, и в тылу Первой мировой[675]. Более того, ровно так же в самом начале войны рассуждал и С. Ю. Витте, беседуя с министром финансов П. Л. Барком: «Сергей Юльевич добавил с иронией: “Великобритания, конечно, не против биться до последней капли крови русского солдата”, но России не стоит идти у нее на поводу»[676]. Л. Д. Троцкий и генерал Головин подарили вторую жизнь этому печальному каламбуру, упомянув его в своих трудах. Сегодня претензия в адрес британских союзников России трактуется публицистами шире, оказываясь упреком союзникам вообще[677].
Конечно, нет никаких оснований подозревать Лондон в недостатке политического цинизма. Нет и явных причин полагать, что британские и французские генералы пеклись о жизни и здоровье каждого русского окопника. Однако в таком виде довод подразумевает, что ни капли крови подданных Британской империи или Третьей республики в Великую войну будто бы не пролилось, что Россия была предана ими — не меньше. Насколько эта точка зрения оправдана? Ответ заключается в данных о потерях союзных армий. Довольно будет рассмотреть их за период 1915 года, когда Центральные державы перенесли основную тяжесть удара именно на Русский фронт, рассчитывая разгромить и выбить Россию из войны.
Для Русской императорской армии кампания 1915 года началась с тяжелых боев в Августовских лесах на Северо-Западном фронте и Карпатской операции — на Юго-Западном. Тем временем французские войска 17 декабря — 4 января вели кровопролитное наступление в Артуа: «Незначительные успехи к северу от Нотр-дам-де-Лорет и южнее Каренси — вот и все, что Фош и де Модюи могли получить ценой 7771 французской потери». Куда более масштабное наступление в Шампани продолжалось до 17 марта. Оценки французских потерь убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести в этой битве разнятся в литературе от 195 до 240 тысяч человек[678].
7-13 марта 1915 года Британские экспедиционные силы сражались под Нев-Шапелем, где потеряли в общей сложности 11 200 человек: 7000 английских и 4200 индийских военнослужащих. Согласно данным американского военного историка Майкла Клодфелтера число убитых, раненых и пропавших без вести томми составило 8692 человека[679].
22 апреля 1915 года началась Вторая битва при Ипре: на сей раз германская армия предприняла массированное наступление на позиции англо-французских войск, начавшееся с мощной газобаллонной атаки. Сражение длилось целый месяц, успех немцев оказался территориально невелик в отличие от понесенных союзниками потерь. По Клодфелтеру британские войска лишились 10 519 павших, 49 456 раненых и пропавших без вести, всего 59 975; имеются и иные данные — 501 убитый офицер, 1212 раненых и 237 пропавших без вести; 10 018 погибших, 30 992 раненых и 16 185 пропавших без вести рядовых, всего 59 275 британцев. Потери французов на исходе кровавой весны 1915-го составили 10 000, бельгийцев — 1530 человек[680].
2 мая мучительным прободением для Русского фронта становится Горлицкий прорыв — и неделю спустя союзники начинают новое наступление в Артуа. Оно окажется неудачным и не прорвет позиционного тупика даже ценой огромных потерь. Число убитых, раненых и пропавших без вести в той битве пуалю составило от 100 до 121 тысячи человек; расчеты Клодфелтера уточняют это число до 102 533 жизней. Британские потери в однодневном, 9-10 мая, бою у хребта Оберс Ридж и затянувшейся до 25 мая борьбе под Фестюбером равняются 28 267 именам, из них 11 619 пришлись на первый же день[681]. На исходе сражения, всего за два дня — 16–18 июня французские войска потеряли 29 000 человек[682].
Этим в 1915 году дело не ограничится: осенью кровь вновь польется реками при Артуа и Шампани. Общие потери французской армии в сражении при Шампани известны достаточно точно: 143 567 человек[683], из них от 30 тысяч до 43,5 % от общей цифры потерь, то есть 62 505 человек, были убиты или пропали без вести[684]. Под Артуа 10-я французская армия между 25 сентября и 15 октября потеряла 48 230 военнослужащих, из них около 38 % (18 567 человек) погибли и остались без вести пропавшими[685].
И конечно же, здесь нельзя не сказать об осеннем наступлении союзников у Лооса в Северной Франции, уже упомянутом ранее. Генерал Дуглас Хейг очень мрачно оценивал перспективы операции: «Местность по большей части голая и открытая, она будет простреливаться огнем пулеметов и винтовок как с фронта германских окопов, так и из многочисленных укрепленных деревень, непосредственно расположенных за линией фронта. Быстрое наступление окажется совершенно невозможным»[686]. Французское командование рассудило иначе. Результат? Военный историк Робин Нилланс пишет о британских потерях, превысивших 59 тысяч человек[687]. В литературе встречаются и более точные оценки: от приблизительно 60 000[688] до 61 713 человек[689].
Эта краткая сводка потерь армий союзников Российской империи в 1915 году неполна. Если обратиться к общим данным, то только Англия и Уэльс лишились 77 132 павших сыновей[690]. По подсчетам британских военных медиков, произведенным в период Интербеллума, количество раненых томми, попадавших в спасительные руки санитаров и врачей, неуклонно росло с 9256 человек после Нев-Шапеля и 7433 у Оберс Ридж до 12 419 под Фестюбером, 32 334 — на Ипре и 33 500 фронтовиков у Лооса[691]. Потери армии Третьей республики только убитыми составили 349 тысяч человек. Зарубежные историки сегодня вправе именовать 1915-й «худшим годом» для Франции[692]. В истории Британии в Первую мировую таковым 1916 год сделает Сомма, забравшая примерно 420 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести[693].
Несложно заметить, что летом на Западном фронте воцарилось своеобразное затишье. На сей счет К. Гайворонский, первым в отечественной историографии предпринявший подобный разбор потерь союзников в 1915 году, отмечает: «Во-первых, тайм-аут взят для подготовки решительного удара немцам… Во-вторых, сентябрьское наступление было предпринято англо-французами несмотря на откровенный скепсис и военного, и политического истеблишмента союзников после провала майской операции»[694]. И это действительно так. 9 (22) июля 1915 года британский посол Джордж Бьюкенен в беседе с начальником канцелярии Министерства иностранных дел России бароном М. Ф. Шиллингом поделился тревогой Китченера: «На западном фронте противники до такой степени укрепились, что мало надежды на возможность для которого бы из них прорвать линию укреплений и достигнуть решительного успеха»[695]. Тем не менее, когда 14 (1) августа президент Третьей республики Раймон Пуанкаре, премьер-министр Рене Вивиани и военный министр Александр Мильеран прибыли в главную квартиру французского командования с целью отговорить генерала Жозефа Жоффра от наступления, тот ответил: «Но мы должны выступить из-за русских, это наш долг союзника»[696]. И этот долг был сполна выплачен жизнями пуалю и томми.
В свете вышесказанного утверждение о «вампиризме» союзников России в Первую мировую войну выглядит попросту несправедливым. Рассуждения о «предательстве» Русской армии в самый тяжелый для нее момент английскими и французскими политиками и военачальниками свидетельствуют о непонимании коалиционной природы Великой войны, о незнании ее истории либо намеренном искажении фактов. И если уж говорить о том, для кого кровь русских солдат была не гуще водицы, то впору вспомнить начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Янушкевича и члена правления Торгово-промышленного банка князя С. В. Кудашева. Последний, транслируя идеи первого, в разгар Великого Отступления писал министру иностранных дел С. А. Сазонову о необходимости пойти на чрезвычайные меры и призвать под ружье сразу полтора миллионов человек: «…Чтобы одна часть людей, призываемая в первую очередь, для пополнения выбывших, обречена была вследствие своей необученности верной погибели. Но дала бы время остальным… Сперва вольются в строй 300 000 человек, которые и лягут костьми в первый же месяц. Через месяц появятся 300 000 человек слабо обученных, получивших месячное образование… Так что материал солдатский будет все время улучшаться»