[697]. Не уймется он и после падения самодержавия. 29 апреля 1917 года на имя военного и морского министра Гучкова будет представлена записка Кудашева: «Необходимо демонстрировать в армии доблесть и организованность частей, которые увлекали бы на подвиг остальную массу… Этот принцип… широко применяется во Франции в так называемых штурмовых колоннах, которые особо подбираются, чтобы идти на верную смерть… Этот принцип, видоизмененный применительно к русским условиям, может возродить русскую армию. Поэтому… представляется необходимым во всех армиях фронта создать особые “ударные” единицы, большею частью обреченные на истребление, которые должны быть составлены исключительно из добровольцев, так как подвиг может быть таковым, только если он является результатом свободной воли»[698].
И даже после того, как Россия выбыла из войны, ее продолжили вести до победного для Антанты итога те же самые союзники вкупе с присоединившимися к альянсу США — вести ценой десятков тысяч жизней своих солдат и офицеров вплоть до последних не дней даже, а минут. Имена последних погибших на Западном фронте Великой войны известны, как и имена первых.
Огюстен-Жозеф Викторин Требюшон, рядовой первого класса 415-го пехотного полка 163-й пехотной дивизии, отправился на войну добровольцем, вступив в армию 4 августа 1914 года. Он служил посыльным, узнавал о многих новостях раньше других и о перемирии — тоже. Правда, французское командование не было уверено в серьезности намерений немецкого. С вечера 10 ноября 1918-го 163-я пехотная дивизия согласно приказам генералов Анри Гуро, Анри Филиппа Петена и по решению маршала Фердинанда Фоша готовилась к атаке германских позиций у Вринь-Мез на неприятельском берегу Мааса. В темноте, под проливным дождем французы налаживали понтон через реку. Утром примерно семь сотен солдат пересекли ее и шагнули в рассеивающийся туман. Немецкие войска на преобладающей высоте открыли по наступавшим пуалю пулеметный огонь. Требюшон стал последним из 91 павшего в тот день француза. Время его смерти — 10 часов 45 минут, за четверть часа до вступления в силу Компьенского перемирия. На кресте над могилой Требюшона и других погибших в последний день войны значится иная дата — 10 ноября[699]. Точная причина такой датировки неизвестна, вероятной же является попытка французов сокрыть факт наступления под Вринь-Мез.
Джордж Эдвин Эллисон, рядовой 5-го Королевского Ирландского уланского полка, прошел всю войну. Он пережил ряд кровопролитных сражений, начиная с упомянутой ранее битвы при Монсе, где вместе с томми в атаку шли ангелы. По жестокой иронии судьбы, Эллисон был сражен пулей в ходе патрулирования именно окрестностей Монса в 9 часов 30 минут 11 ноября 1918 года— за полтора часа до перемирия[700].
Канадец Джордж Лоуренс Прайс, рядовой 28-го Северо-Западного батальона Канадских экспедиционных сил, был призван в армию в октябре 1917 года. Утром 11 ноября 1918-го он в составе патруля должен был обезвредить немецкого пулеметчика, засевшего в одном из домов в бельгийской деревне Авре близ Монса. Они не застали неприятеля на месте, проверили пару домов, а когда Прайс вместо перебежки покинул строение, то его грудь пробила пуля. Это произошло в 10 часов 58 минут, то есть за 2 минуты до перемирия[701]. Последний канадский солдат, погибший в Великую войну, упокоился на кладбище в Авре. Там же были погребены и Джордж Эллисон и Джон Парр — первый павший на той войне британец.
Генри Николас Джон Гюнтер, внук немецких мигрантов в США, был призван в армию в сентябре 1917 года. Он успел дослужиться до сержантского шеврона и лишиться его из-за совета приятелю избегать призыва, изложенного в письме, попавшемся цензору. Гюнтер служил в 313-м пехотном Собственном Балтимора полку 157-й пехотной бригады 79-й пехотной дивизии; его рота прибыла на Европейский театр военных действий в середине сентября 1918-го, успев к началу Мез-Аргоннского наступления. Генри Гюнтер погиб в 10 часов 59 минут 11 ноября 1918 года в деревне Шомондеван-Дамвилье в Мезе. Он со штыком наперевес побежал к немецкому блокпосту и произвел по нему выстрел из винтовки. Немцы пытались увещевать американского солдата, а затем на его груди скрестились пулеметные очереди[702]. С первых дней службы Гюнтер не избежал проявлений антинемецких предрассудков в свой адрес, переживал из-за разжалования в рядовые, рассчитывал вернуть чин и добился своего — правда, уже посмертно. Он стал последним погибшим военнослужащим армии США в Первой мировой и считается последним убитым в истории войны.
О последнем павшем немецком военном доселе встречаются только косвенные данные. Возможно, им стал молодой офицер по имени Томас, пытавшийся утром 11 ноября 1918-го втолковать тем же американцам, что война окончена и они могут возвращаться домой. Увы, те не знали о перемирии и не говорили по-немецки[703]. Томас был застрелен, причем уже после официального окончания войны, не успев застать ее последних выстрелов — 101 залпа в ознаменование Компьенского перемирия. Но это только версия, не более того.
Сегодня в Интернете любому пользователю доступны подробнейшие данные как о кладбищах и могилах вообще, так и о захоронениях британских воинов Первой мировой в частности. Здесь я привел примеры того и должен лишь добавить, что сохранение памяти о павших подданных британской короны и их могилах еще в годы войны сделал делом своей жизни один человек — сэр Фабиан Уэйр. Он учредил бюро, в 1917 году разросшееся в «Имперскую комиссию по военным захоронениям» (Commonwealth War Graves Commission, CWGC — ныне без «I is for Imperial» в названии и аббревиатуре). Он же продолжил работу после войны, следуя четырем основным принципам: «Каждого погибшего нужно упомянуть или на надгробии, или на мемориале. Не должно быть никакого различия по званию, расе или вероисповеданию. Надгробия и памятники должны быть постоянными. Все надгробия должны быть одинаковыми». Правда, эпитафия на памятниках оставшимся неизвестными солдатам принадлежала не Уэйру, а Редьярду Киплингу: «Здесь лежит солдат Великой войны, известный Богу»[704]. То, что началось как частная инициатива, является крупнейшей международной организацией, заботящейся о захоронениях британских воинов по всему миру.
«Воскрешение солдат». Полотно британского художника Стэнли Спенсера, расписавшего мемориальную капеллу Сэндхем в городе Беклер, 1928–1929 годы
Потери Русской армии: вопрос открыт
Конечно, нельзя пройти мимо вопроса о количестве потерь, понесенных Русской армией в Первой мировой. Он неспроста считается одним из сложнейших в истории той войны.
Учет потерь велся в частях действующей армии с начала боев. 28 июля (10 августа) 1914 года при Главном штабе было образовано «Особое делопроизводство по сбору и регистрации сведений о выбывших за смертью или за ранами, а также без вести пропавших воинских чинах, действующих против неприятельских армий». Туда поступали данные из штабов дивизий на передовой, визированные командованием полков, секретные и не предназначавшиеся для печати. Особое делопроизводство подсчитывало потери и в отдельной графе этих списков указывало, сколько нижних чинов в полку было убито, ранено либо скончалось от ран и пропало без вести. Например, из рядов 97-го пехотного Лифляндского полка 25-й пехотной дивизии 1-й армии в августе-сентябре 1914 года выбыло убитыми — 108, ранеными — 678, пропавшими без вести — 651, военнопленными — 8, а еще один воин умер от ран. Большое количество пропавших объясняется страшным примечанием «Остались на поле сражения» напротив их фамилий[705]. Большинство эвакуированных раненых были направлены в дивизионный лазарет. Впрочем, исследователь А. В. Олейников замечает на сей счет: «Во-первых, учитывались не все потери (отсутствуют, например, данные об офицерских потерях) и не всех подразделений полка; во-вторых, из отчетности “выпали” важнейшие боевые периоды… Вышеприведенная информация в целом свидетельствует как о низком качестве боевой отчетности, так и о неполноте сохранившихся документов. Такая ситуация не исключение, а правило»[706]. Тем не менее именно документальные источники по потерям являются наиболее информативными даже с учетом их неполноты.
19 августа (1 сентября) 1914 года Управление главного врачебного инспектора при МВД разослало губернаторам циркуляр, предписывающий передавать в Особое делопроизводство списки раненых нижних чинов и офицеров, поступивших на лечение в госпитали, лазареты и иные медицинские учреждения вверенных им губерний. В списках требовалось указывать личные данные военнослужащих, включая сведения о месте их рождения. Отныне уездные по воинским делам присутствия дважды в неделю предоставляли информацию уполномоченным, в начале и середине каждого месяца уведомлявшим губернское присутствие. Правда, с декабря 1914 года согласно новому циркуляру МВД велся учет только умерших. Ну а итогом первоначального учета стали 77 «Именных списков раненых и больных офицерских и нижних чинов, помещенных в лечебных заведениях», изданных в Петрограде в 1914–1915 годах.
Параллельно из столичной «Военной типографии императрицы Екатерины Великой» выходили в свет номерные «Именные списки убитым, раненым и без вести пропавшим нижним чинам». Сегодня электронные копии их 2835 выпусков представлены в Интернете, но для неспециалистов пользоваться этим ценнейшим источником, как он есть, на поверку довольно сложно. Фамилии в списках распределялись по губерниям, и только, — составители не придерживались даже алфавитной последовательности. Убитые, раненые и пропавшие без вести тоже не разделены между собой. Упоминания о том, в какой части нес службу солдат, отсутствуют. Однако при всей своей хаотичности «Именные списки…» стали первым капитальным сводом данных о потерях Русской императорской армии в 1914–1916 годах, суммарно включающим в себя около 1,8 миллиона персоналий.