Как бы то ни было, в бою командование расценивало огонь по своим как крайнюю меру пресечения измены, хотя и не налагало на нее запрета. «… Сдающихся в плен расстреливать сзади находящимися частями, применяя расстреливание беспощадно», — угрюмо цедил в бороду генерал Иванов, главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта. Возглавлявший 5-ю армию генерал П. А. Плеве предписывал воинскому начальству на местах быть внимательнее к своим людям, знать их, контролировать поверками и перекличками, отдавая неявившихся под суд. И если уж иного выхода не было, то «воздействовать на таких негодяев, изменников артиллерийским и пушечным огнем до полного их уничтожения».
На исходе 1916 года начались волнения в частях 12-й армии, начавшей наступление на Митавском направлении. 22 декабря (4 января 1917 года) солдаты 17-го Сибирского стрелкового полка отказались подчиняться приказам командования. После доклада командира полка полковника Н. А. Бороздина начальник 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Е. А. Милоданович приказал привести восставших солдат в порядок в тылу, прибегнув к силе, если это по-требуется[878].
24 декабря (6 января) 1-й батальон полка, солдатам коего был обещан перевод в тыл на работы, согласился сдать оружие. Незамедлительно командир 1-й бригады 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Г. Г. Хильченко потребовал от нижних чинов выдачи зачинщиков мятежа, пригрозив расстрелом каждого пятого. Эти угрозы не возымели действия и первоначально не были реализованы, батальон развели по землянкам. Последующие смертные приговоры восставшим солдатам были санкционированы постановлениями военно-полевого суда. В 55-м же Сибирском полку по приказанию начальника 14-й Сибирской дивизии генерал-лейтенанта К. Р. Довбор-Мусницкого без суда было расстреляно 13 нижних чинов. На его рапорте имеется резолюция императора Николая II: «Правильный пример»[879].
Вскоре грянула Февральская революция, и неповиновение полевых частей командованию стало практически нормой. Падающий к нулю уровень дисциплины исключал возможность бескровного разрешения подобных инцидентов, а потому доходило и до силового подавления. Например, для усмирения восставших 625-го и 627-го пехотных полков командующим Юго-Западным фронтом генералом Гутором и командующим 11-й армией генерал-лейтенантом И. Г. Эрдели вкупе с армейскими комиссарами А. М. Чекотило и И. И. Кириленко было санкционировано применение артиллерии и бронеавтомобилей[880].
Не останавливался перед подобными мерами и генерал П. Н. Врангель, описавший в мемуарах наведение порядка в дрогнувшем в июле 1917 года Кавказском пехотном полку посредством беглого артиллерийского огня на поражение по бегущим солдатам[881]. Полугодом ранее Ф. А. Степун в письме родным сообщал: «У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания»[882].
Обрушивать артиллерийский огонь на головы перебежчиков предписывали практически все приказы войскам армий и фронтов, процитированные ранее. После смены режима это не кануло в Лету. Еще в январе 1917 года к старшему фейерверкеру 1-й батареи 1-го Сибирского тяжелого артиллерийского дивизиона подошли несколько нижних чинов 222-го пехотного Красненского полка. Со дня на день должно было начаться наступление, и солдатам было не до политесов. «В наступление не пойдем, земля мерзлая, нельзя окопаться, — предупредил один из них дежурного на вышке, сложив замерзшие ладони рупором. — Если артиллерия откроет огонь за отказ идти в наступление, то переколем всю прислугу — артиллеристов»[883].
Несложно догадаться, что полгода спустя извечная неприязнь пехоты к артиллерии, «ученому канту» стала доходить до ненависти. Попыткой снизить ее градус явился Приказ армии и флоту от 18 (31) августа 1917 года. В нем Верховный главнокомандующий приказал «впредь… артиллерию не назначать в отряды, долженствующие усмирять пехотные части одного с ней корпуса или дивизии…»[884].
Sic! как говорится на латыни. О каких отрядах идет речь?
Заградотряды в Первую мировую?
История заградительных частей берет свое начало еще в античной древности. Ганнибал при Каннах в 216 году до нашей эры выстраивал верные ему карфагенские войска позади вспомогательных, чтобы те не помышляли об отступлении, а шли в атаку на римлян[885].
В конце мая 1453 года султан Мехмед II выстроил штурмующие Константинополь войска в несколько шеренг. Первыми на приступ шли башибузуки — разноплеменная пехота, на стойкость которой нельзя было положиться наверняка. Следом за ними шагали равдухи[886], потрясая коваными дубинами и плетями, — их сполна отведал каждый башибузук, дрогнувший хотя бы на миг. Острые как бритва ятаганы янычаров в третьей шеренге ждали крови тех отчаянных дезертиров, что прорвутся через первый заслон. Опытом султана в 1795 году воспользуется персидский шах Ага Мохаммед-хан, сыграв на обоюдной неприязни персов и туркмен — последние были расположены в тылу войска в роли заградительного отряда[887].
Король Фридрих Великий в годы Семилетней войны нанизывал на острие атаки укрепленных позиций добровольческие батальоны и части ландмилиции. Их боеспособность была не слишком высокой, а назначение — соответствующим: принять на себя первый залп и расстроить вражеские порядки. Ну а следующая позади регулярная пехота должна была поддерживать атакующий порыв пулей-дурой и штыком-молодцом в спину, если потребуется[888].
В истории Русской армии есть косвенные свидетельства препятствования бегству войск Петром I в ходе Полтавской битвы — например, как писал А. С. Пушкин: «Казаки и калмыки имели повеления, стоя за фрунтом, колоть всех наших, кои побегут или назад подадутся, не исключая самого государя»[889].
Применительно же к Первой мировой в интервью журналу «Православный Санкт-Петербург», посвященному девяностой годовщине начала Первой мировой войны, кандидат исторических наук С. В. Куликов уверенно заявил: «Заградотряды, стреляющие в своих, в ту пору никто и в кошмарном сне представить не мог»[890]. На чем была основана его уверенность, неясно. Однако за прошедшее время в научный оборот был введен ряд новых источников и фактов по теме, прежде всего благодаря многолетним трудам исследователя А. Б. Асташова. В частности, он установил, что ночной порой с 7 на 8 (с 20 на 21), а затем и на 9 (22) ноября 1915 года с позиций 280-го пехотного Сурского полка к неприятелю удрало семеро солдат-поляков. Их обстреляли, но с неясным результатом. Роты, в которых несли службу беглецы, были выведены в резерв, а в полку произведен отбор солдат понадежнее. Их снабдили пулеметами и наказали: в случае новых попыток перебежки к врагу открывать по изменникам огонь без колебаний. Накануне зимы на Днестре командир 18-го армейского корпуса распорядился выкатить пулеметы в тылу нескольких полков — 64-го пехотного Казанского полка 16-й пехотной дивизии и 274-го пехотного Изюмского полка 69-й пехотной дивизии, солдаты которых сдавались в плен. В феврале 1916 года один из второразрядных полков казаки гнали в атаку шашками, а ретирующихся рубили насмерть[891].
Согласно существующей атрибуции данного фото, на нем воин-ударник пытается ударами приклада винтовки остановить покидающих позицию дезертиров
Однако даже эти примеры не указывают на создание специальных заградительных подразделений или частей в Русской армии. Что же имел в виду генерал Корнилов? По версии украинского военного историка Я. Ю. Тинченко, прообразом заградотрядов Великой Отечественной в 1917 году стали ударные соединения. Они были призваны спасти армию от окончательного разложения[892].
Действительно, Корнилов предпринимал попытки преодолеть развал в войсках Юго-Западного фронта путем создания особых ударных отрядов. Они получили особый отличительный знак: красно-черный шеврон, а вместо кокарды — «адамову голову»[893]. Из одиннадцати сформированных подобных частей семь были выдвинуты на передовую, а еще четыре оставили в ближнем тылу для борьбы с дезертирством и мародерством. Их действия, поддерживаемые артиллерией и кавалерией, были успешными — как, например, при подавлении бунта в 163-й пехотной дивизии в начале июня 1917 года. Руководитель мятежа прапорщик Филиппов объявил о создании в расположении дивизионного штаба, Кагуле, «социалистической республики»[894].
Аналогично были усмирены части 7-го Сибирского армейского корпуса[895]. Однако своими карательными действиями эти соединения вскоре навлекли на себя неподдельную ненависть со стороны прочих полевых частей. Из донесения генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта в Ставку о настроении войск: «В 38-й дивизии в ночь с 22 на 23 октября по помещению, где находились офицеры и солдаты батальона смерти, была открыта стрельба из винтовок. Один из солдат батальона убит»[896]. Доходило до того, что ударники отказывались от ношения на униформе вычурных нашивок и знаков, дабы не выделяться из армейской массы