Советского Союза С. К. Тимошенко 12 октября 1940 года[965].
Тяжелейшие реалии первых месяцев войны потребовали издания 4 октября 1941 года приказа НКО № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». Избиение красноармейцев и самосуды над ними именовались в приказе нетерпимыми фактами извращения дисциплинарной практики. В дальнейшем он был объявлен и всему начальствующему составу войск НКВД, а на Юго-Западном фронте пришлось 12 декабря 1941 года издать приказ № 0029 «О фактах превышения власти, самочинных расстрелах и рукоприкладстве со стороны отдельных командиров частей в отношении своих подчиненных»[966]. Научная печать середины «нулевых» сообщала о том, что лично Сталин подзуживал собеседников в любой непонятной ситуации избивать подчиненных, — правда, с опорой на ангажированные мемуары небитого Н. С. Хрущева и не слишком располагающими к доверию пассажами вроде: «В беседах с ветеранами нам приходилось слышать рассказы о том, что некоторые начальники…»[967].
…Но как бы там ни было, залогом победного мая 1945-го стал не мордобой, а беззаветный героизм воинов Красной армии. Тот же героизм, повседневный, заключенный в лаконичных строчках приказов об отличиях, на котором держался и Русский фронт Первой мировой. И не рассказать о котором было бы самой черной несправедливостью с моей стороны.
ГЕРОИ РУССКОЙ АРМИИ, 1914-1917
Свои лучшие мысли я посвящаю рекам, чья вода омывала моих героев.
Свои лучшие сказки я посвящаю солнцу, чье тепло сушило героям кожу.
Свои лучшие строки я посвящаю пальцам, что втирали в кожу героев масло.
Свои лучшие песни я посвящаю звездам, что давали моим героям надежду[968].
Знаменитые и забытые
Вначале был пулемет… Точнее, даже два германских пулемета, взятых с боя, — таким официально стал первый трофей Русской императорской армии в Великую войну. Увенчавшийся им бой, уже упоминавшийся ранее, разыгрался 22 июля (4 августа) 1914 года на Северо-Западном фронте, конкретнее — близ Эйдкунена, где в тот момент находилось подразделение 109-го пехотного Волжского полка. Сперва огонь неприятельской артиллерии вынудил русскую пехоту отступить — сначала к местечку Кибарты, а затем в Вержболово. Тогда-то и был произведен подрыв мостов через Липону, возможно, стоивший полковнику Веденяпину жизни. В Кибарты выдвинулась немецкая кавалерия, отступившая после появления 3-го уланского Смоленского Императора Александра III полка. Уланы вошли в Эйдкунен, а ночью 23 июля (5 августа) в Кибарты вернулись волжцы — правда, ненадолго. Считаные часы спустя, с рассветом немцы восстановили status quo, заняли Эйдкунен и примерно в 14 часов на головы солдат 109-го пехотного полка опять полетели снаряды. Им на выручку из Волковишек была направлена русская 3-я кавалерийская дивизия, но еще до того позицию волжцев атаковал сводный отряд неприятеля силами до батальона пехоты и порядка 8-12 эскадронов конницы. Наскок встретил слаженную ружейно-пулеметную пальбу и провалился. На горизонте показался русский кавалерийский авангард, а взвод конной артиллерии открыл ответный огонь. Противник ретировался, оставив около двух сотен павших; было захвачено 17 военнопленных и те самые 2 пулемета[969].
27 июля (9 августа) 1914 года генерал фон Ренненкампф известил о том телеграммой великого князя Николая Николаевича. «Сердечно благодарю вверенные Вам войска и поздравляю с первым трофеем. Важен почин, и верю, что, с Божьей помощью, их будет бесчисленное множество», — откликнулся тот. Как вспоминала супруга фон Ренненкампфа: «Первый взятый [у немцев] пулемет дня три стоял на балконе нашего дома, на видном месте. Потом его как первый трофей увезли к великому князю Николаю Николаевичу… По меньшей мере полчаса толпа не уходила от нашего дома, пела и любовалась взятым у немцев пулеметом»[970].
Конечно, к одним лишь трофеям героизм не сводится. И речь в этой главе пойдет в первую очередь не о материальных ценностях как свидетельствах успеха, а именно о героизме и героях. Храбро сражавшихся и не щадивших себя ради ближнего. Знаменитых — и безвестных. Изменивших историю — и просто делавших то, что должно, не ради наград, но по праву гордясь орденами на своей груди, будь то солдатский Георгиевский крест или офицерский орден Св. Георгия, Георгиевские медаль либо оружие. О солдатах и офицерах Русской армии, участвовавших в Первой мировой войне, ведь сам этот факт по меркам нынешнего времени был очень суровым испытанием и безоговорочной приметой героизма — с начала и до самого конца военных будней.
4 (17) августа 1914 года разыгрался первый по-настоящему крупный и кровопролитный бой на Русском фронте Первой мировой войны. Точкой столкновения двух армий в Восточной Пруссии впервые с середины XVIII века стал район городка Шталлюпенена. «Утро было такое прекрасное! Яркое солнце, ясное, безоблачное небо, пестрые цветы на лугах, сонное жужжание осы, высокая рожь с васильками, среди которой очутился наш батальон» — так запомнил командир 16-й роты 106-го пехотного Уфимского полка капитан Успенский то утро, когда 3-й армейский корпус под командованием генерала от инфантерии Н. А. Епанчина перешел германскую границу. Мгновение спустя в тиши затрещали выстрелы из винтовок и пулеметные очереди. Поэт Николай Гумилев еще не сравнил пулемет с тявкающим цепным псом и не уподобил шрапнель собирающим кровавый мед пчелам — это стихотворение он напишет осенью.
Германское командование ожидало вторжения в Восточную Пруссию. Командующий 8-й армией генерал Максимилиан фон Притвиц и начальник его штаба Альфред фон Вальдерзее рассчитывали превосходящими силами навалиться на ту из русских армий, что будет наступать первой, и раздавить ее. Правда, участок вторжения и его главное направление оставались неясны до вечера 3 (16) августа — на сей счет имелись только предположения и отрывочные данные разведки. Когда же действительность опровергла их, Притвиц немедленно приказал всем войскам отходить, дать русским углубиться, затем ударить по их флангам и изгнать прочь. Хваленые немецкие «орднунг» и «дисциплирен» были порукой тому, что новый план сработает.
«Война России с немцами. Вступление русских войск в Пруссию». Лубок периода Первой мировой войны
События развивались так. 27-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта К. М. Адариди наступала двумя колоннами в авангарде корпуса. 106-й пехотный Уфимский полк в правой колонне вступил в бой у деревни Платен, затем ему на подмогу пришли подразделения 107-го пехотного Троицкого полка и артиллерии. Русские войска в упорной борьбе продвигались вперед: в 11 часов утра уфимцы заняли хорошо защищенную деревню Допенен, и теперь их целью был Герритен. Левая колонна со 105-м пехотным Оренбургским полком, которыми командовал полковник П. Д. Комаров, тоже действовала успешно. Оренбуржцы без единого выстрела заняли Будвейчен[971]и приступили к поддержке частей в правой колонне дивизии Адариди. Находившаяся при том же полку 1-я батарея 27-й артиллерийской бригады стала обстреливать Допенен. Дальнейшее развитие событий во многом зависело от действий немецкого командования.
Командир 1-го армейского корпуса генерал Герман фон Франсуа изначально трактовал складывающуюся на границе ситуацию иначе, нежели Притвиц. «Он [Франсуа] хотел всюду, где бы противник ни показался, решительно атаковать его, а где возможно, искать столкновения с ним еще на русской территории. Это соответствовало его пренебрежительной оценке русских, жажде подвигов и готовности принять на себя ответственность», — отмечалось впоследствии в официальной немецкой истории Первой мировой войны, изданной Рейхсархивом[972]. И когда в 13 часов Франсуа получил приказ о немедленном отходе, то не подчинился ему и отдал собственный — об атаке. С учетом значительного превосходства русских войск в численности решение Франсуа было откровенной авантюрой. С другой стороны, его преимущество составляли эффект неожиданности и ведение боя с подготовленных позиций, а не с марша, как авангарду Ренненкампфа. Вдобавок генерал полагал, что атакует правый фланг русской армии, а никак не центр.
В случившемся далее для русских была и доля трагической ошибки. «Неожиданно поручик П. Ясевич (получивший за этот бой Георгиевское оружие) донес, что с юго-запада продвигаются части пехоты. Полковник Комаров предположил, что это части соседней 40-й дивизии, однако на самом деле она отстала, а это выходила во фланг и тыл 2-я германская дивизия генерала Фалька», — описывает ее исследователь боя при Шталлюпенене К. А. Пахалюк[973]. Фланговая атака оказалась весьма сильной, командир полка погиб, а сам полк был деморализован, хотя и отнюдь не весь. 1-я батарея под началом героя еще обороны Порт-Артура подполковника А. Ф. Аноева успела развернуть орудия и открыть картечный огонь по неприятелю, а офицер пулеметной команды поручик Н. С. Васильев расстреливал немцев практически в упор, пока сам не был убит.
Однако 105-й пехотный Оренбургский полк оказался разбит и в массе своей бежал. Это бегство около 15 часов поравнялось с уфимцами, тоже дрогнувшими и частично принявшимися отступать. Затем генерал Адариди узнал о разгроме левой колонны и панике уже и в 107-м пехотном Троицком… Ситуацию требовалось спасать, и для этого начальник дивизии воспользовался резервом: 108-м пехотным Саратовским полком. Его командиру, полковнику О. О. Струсевичу, было приказано пресечь бегство русских войск, а затем вступить в бой с неприятелем. Первый приказ он выполнить не мог, даже открыв стрельбу по своим. О восстановлении дисциплины артиллерийским огнем в полках 25-й пехотной дивизии генерала от артиллерии П. И. Булгакова ранее уже говорилось, хотя она действовала в целом успешно и к 15 часам успела даже взять с боя 4 немецких пушки.