Прошло менее месяца, операция провалилась, и 1-я армия отступала. 1-й передовой отряд Российского общества Красного Креста (РОКК) на позициях перевязывал раненых воинов. Пехотные полки отходили, но работа медиков не прекращалась. Солдат едва успевали грузить на подводы и отправлять на перевязочный пункт, чтобы оттуда доставить их в Гумбиннен. Неприятельские войска приближались, за последним санитарным поездом должен был следовать подрывной для уничтожения железной дороги. Отряд прибыл на станцию с 433 ранеными на двуколках. Товарный состав на путях уже был загружен. По воспоминаниям уполномоченного РОКК В. Н. Буторова: «Ехать дальше нагруженными, не имея ни провианта, ни перевязочных средств для раненых, на некормленых, переутомленных лошадях, с не менее усталыми санитарами было немыслимо. Я заявил коменданту, что даже если нельзя раненых погрузить в поезд, у меня нет другого выхода, как все же разгрузиться и оставить их на станции с одним или двумя студентами-медиками до прихода немцев. Комендант нехотя, но поезд задержал…»[994]. Спешно разместив в нем пехотинцев, валившиеся с ног от усталости медики провожали взглядом уезжающий в Россию состав. «Было чувство, будто мы оставлены на произвол судьбы. Была еще полная темнота. Поставив санитара дежурить к коменданту, мы легли, покрывшись шинелями, на грязный пол пустой станции и заснули»[995].
На Юго-Западном фронте в начале войны отличилась 52-я артиллерийская бригада… Наверное, смена темы выглядит несколько неожиданно, но она станет более ясна далее. Итак, 1-й дивизион этой артбригады в ночь с 26 на 27 августа (с 8 на 9 сентября) обеспечил артиллерийскую подготовку делу лейб-гвардии Московского, 205-го Шемахинского и 206-го Сальянского пехотных полков на высоте под Тарнавкой. Описание этого достаточно известного боя обнаруживает расхождение, не очень типичное для отечественной историографии Первой мировой войны. Согласно публикации советского времени, добравшись до хорошо укрепленной германской позиции без единого выстрела, московцы перекололи штыками неприятельское боевое охранение, взяли 28 орудий, заняли траншеи и удержали их с большими потерями для пытавшегося контратаковать ландвера[996]. Словом, действия русских войск преподносятся как образцовые. Однако А. А. Керсновский указывает на понесенные лейб-гвардии Московским полком под Тарнавкой громадные потери: 63 офицера и 3200 нижних чинов, заодно давая без малого вдвое большее число трофеев — 42 пушки[997]. Современный же исследователь А. А. Смирнов указывает, что полк в атаке пробежал сомкнутыми шеренгами 1,9 километра под беспрестанным неприятельским огнем из 48 орудий, затем усилившимся стрельбой из винтовок и пулеметов. Командир полка А. А. Михельсон предвидел кровавый исход наступления и потому откладывал его до наступления темноты, а затем и вовсе вверил командование полковнику В. П. Гальфтеру, якобы сославшись на контузию. Московцы буквально рвались в бой, офицерам не терпелось отличиться в 102-ю годовщину Бородинской битвы, но удивляться обилию потерь в полку не приходится. «С учетом грамотных действий офицеров-московцев в предыдущих боях, речь, думается, надо вести… о “гвардейских амбициях” (или, если угодно, о “гвардейской фанаберии”)», — резюмирует А. А. Смирнов[998].
В том же бою отличился штабс-капитан лейб-гвардии Московского полка Г. М. Пантелеймонов: «Будучи начальником пулеметной команды и находясь со своими пулеметами в кольцевом окопе, защищавшем в ночь захваченную неприятельскую позицию с сорока орудиями, своим мужеством и искусными действиями, не взирая на тяжелое положение и большие потери, в большей степени содействовал отбитию атак германцев и австрийцев, предотвратил обход нашего фланга, и тем способствовал удержанию нами взятых орудий»[999]. Сегодня его имя вряд ли что-нибудь скажет широкому кругу читателей, а между тем двумя годами ранее за выстрелами этого офицера следил весь мир. Подпоручик Пантелеймонов входил в число 85 офицеров, представлявших Российскую империю на V летних Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме — последней Олимпиаде старого мира. Более того, именно продемонстрированные им результаты стали «выстрелами престижа» на тех Играх, в целом оказавшихся провальными.
«Бой под Ярославом (на Галицийском фронте)». Рисунок профессора Н. С. Самокиша
Наряду с военными, в состав сборной команды России по стрельбе входили и штатские спортсмены — например, триумфатор IV Олимпиады 1908 года в Лондоне, знаменитый фигурист Н. А. Панин-Коломенкин. Однако непонятно, почему в печати советской поры говорилось об успехе в 1912 году только гражданских лиц[1000]. Ведь «серебро» в командном зачете по стрельбе из дуэльных пистолетов на дистанции в 30 метров для России завоевали гвардейские офицеры — хорунжий П. И. Войлошников, капитан А. М. Каш, подпоручики Н. Мельницкий и Г. М. Пантелеймонов. «Они выполнили упражнение “дуэльная стрельба”, представляющее собой скоростную стрельбу из однозарядного пистолета по появляющейся силуэтной мишени. Вся четверка набрала 1091 очко (максимум — 1200 очков, шведы получили 1145 очков)», — сообщает правнучка героя историк О. С. Пантелеймонова[1001]. Судьба гвардейских олимпийцев сложится по-разному. Подпоручик Пантелеймонов дослужится до полковника, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка Мельницкий весной 1916 года будет состоять в Авиационном отряде для охраны Императорской резиденции. Оба они примкнут к Белому движению, а П. И. Войлошников в бытность свою советским служащим будет расстрелян в 1937 году и реабилитирован в 1957-м.
Возвращаясь в осень 1914 года: 11 (24) октября в бою под Бжустовым на передовом наблюдательном пункте 2-й батареи 1-го дивизиона той самой 52-й артиллерийской бригады были тяжело ранены прапорщик Щербаков и наблюдатель, взводный фейерверкер Ядыкин. Стремясь помочь им, младший врач лекарь Лисициан с двумя санитарами и перевязочным материалом поспешил на позицию. «Путь его следования к наблюдательному пункту сильно обстреливался артиллерийским ружейным и пулеметным огнем, а самый наблюдательный пункт, где лежали раненые, обсыпался буквально пулеметным и ружейным огнем», — вспоминал временно командующий дивизионом подполковник Ф. А. Закутовский. По дороге к ним был ранен один из санитаров. Оказав ему первую помощь и оставив на товарища, Лисициан пошел далее без помощников. На пути ему попались раненые нижний чин другой части и некая дама. Лекарь под сильным огнем наложил им повязки, а уже вблизи от наблюдательного пункта пуля нашла и его самого. «Но и это обстоятельство не помешало ему выполнить свой долг до конца: он остаток пути совершил уже ползком… Оказал помощь названным прапорщику и фейерверкеру. Окончив эту работу, лекарь ЛИСИЦИАН остался при раненных, чтобы лично сделать распоряжение о доставлении их, под покровом темноты, в дивизионный лазарет», — говорится в описании подвига врача, отмеченного орденом Св. Георгия 4-й степени[1002].
О том, чем были обеспечены медики, сообщают записи зауряд-врача Арямова — того, что дал маху с покупкой сапог: «У нас нет йодной настойки. Что можно представить ужаснее в положении врача, подающего первую помощь (перевязку) при ранениях — у нас нет йоду!»[1003]. Парадоксально, но одной из главных причин столь острого дефицита медикаментов послужил разрыв торговых связей с Германией — основным поставщиком лекарственных препаратов для нужд отечественной медицины. Российская фармацевтика была не в состоянии своими силами полностью обеспечить империю важнейшими лекарствами. Прежде их было гораздо выгоднее импортировать, нежели производить из облагаемого огромными пошлинами сырья. В 1915 году 80 из 118 необходимых военному ведомству предметов медико-санитарного имущества закупались за границей[1004]. Казалось бы, в этом смысле ничего не изменилось — правда, не считая истощения довоенных запасов медикаментов и их вздорожания, поскольку лекарства требовались и армиям союзников. Британские медики и те из-за нехватки перевязочных материалов с 1915 года прибегали к использованию суррогатов, в частности торфяного мха[1005].
«Солдат под градом пуль спасает раненого офицера». Лубок периода Первой мировой войны
Однако невзирая ни на что в войсках Русской армии дорожили помощью врачей. 7 (20) февраля 1915 года к Георгиевскому кресту был представлен рядовой 281-го пехотного Новомосковского полка Харлампий Ивко — во время боя он заслонил от неприятельской пули своим телом производившего перевязку врача[1006]. При этом офицеры наоборот бывали несправедливы к медикам. Например, цитировавшийся ранее Бакулин брюзжал в начале сентября 1916 года: «Начальник санитарной части войск гвардии Вельяминов, благодаря ему и не переводят лазарет из Рожище. Он не желает. Но деликатность и вежливость у него замечательные, пример налицо: врач одного из гвардейских полков, если не ошибаюсь, Семеновского, заболел тифом. Эвакуация больных, но не раненых офицеров и чиновников, и также докторов, происходит с разрешения штаба армии; заболевший тифом доктор, пока должна была разрешиться его эвакуация, лежал в лазарете в м[естечке] Рожище. В одном из налетов германских аэропланов бомбы упали в лазарет, где лежал врач, и ему оторвало ногу. Вот тут-то и выказал деликатность Вельяминов: он приехал извиняться к врачу, больному тифом и потерявшему ногу, что его эвакуация была немного задержана, но теперь его эвакуируют немедленно»