6 (19) декабря он крестился, став Кириллом, на рубеже лет отличился в разведках на Стоходе, заслужив Георгиевское оружие, а в мае 1917 года решением полкового комитета стал командиром роты. Она участвовала в летном наступлении у Зборова, и там Вашатко был опасно ранен в голову шрапнельной пулей. Выжившего несмотря ни на что офицера с июля по октябрь представили к орденам Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Св. Георгия 4-й степени и к четвертому в его жизни и карьере «солдатскому» Георгиевскому кресту. Вашатко продолжил службу в Чехословацком корпусе после большевистской революции, достигнув в 1918 году чина сперва капитана, а затем и подполковника. Однако последствия тяжелой черепно-мозговой травмы не давали герою Великой войны покоя уже во время войны Гражданской. В конце концов они и свели его в могилу в Челябинске в начале января 1919 года, невзирая на сложную нейрохирургическую операцию, проведенную в попытке сохранить жизнь легендарному чешскому воину[1133].
Читая подобные впечатляющие сводки, впору подумать, что никто из отличившихся воинов не был забыт или обделен, что награда нашла каждого героя. Увы, действительность и здесь порой оказывалась куда прозаичнее.
Иногда заслуженной награды приходилось ждать очень долго. Приказом по 1-му Кавказскому армейскому корпусу № 126 от 26 мая (8 июня) 1916 года рядовой 10-й роты 154-го пехотного Дербентского полка Варт Айвазов был удостоен Георгиевского креста 4-й степени за подвиг аж 1 (14) ноября 1914 года. Айвазов в том «бою на Азалкейской позиции был тяжело ранен и не смотря на это все время оставался в строю до конца боя»[1134]. А старший унтер-офицер 597-й пешей Ставропольской дружины Парсег Арутинов за удаль в деле под Саракамышем 14 (27) декабря 1914 года и вовсе получил «Георгия» из рук генерала Н. Н. Юденича только в конце апреля (начале мая) 1917-го! Арутинов «с опасностью для своей жизни взял в плен турецкого полковника, который был им представлен начальнику отряда полковнику Букретову»[1135]. Личность плененного им османского офицера, к сожалению, не установлена. Причиной таких временных задержек чаще всего оказывалась неизбежная бюрократия. Представления могли следовать в штабы армейских корпусов и ждать там своего часа, в то время как герой удостаивался той же, а то и более высокой награды на смотре.
История Великой войны хранит и имена удостоившихся георгиевских наград посмертно. Первым из офицеров среди них стал погибший в бою у деревни Демня в Галиции 13 (26) августа 1914 года ротмистр 12-го гусарского Ахтырского полка Б. А. Панаев. Блестящий офицер, потомственный еще с екатерининских времен военный, он являл собой образ воина-аскета: «Спал на досках, вместо подушки использовал седло, не употреблял мяса, строго соблюдал посты. Шумных вечеринок чурался… Во время одного из отпусков предпринял поездку в Валаамский Спасо-Преображенский монастырь, где провел несколько месяцев, скрыв свое имя и офицерский чин»[1136]. Борис Панаев не страшился смерти на войне, доверяя бумаге мысли о том, как хотел бы встретить ее, и мне здесь вновь сложно удержаться от цитаты: «Как привлекательна смерть впереди и на глазах своей строевой семьи. Но это смерть легкая. Есть смерть почетнее, зато и во много тяжелее. Это смерть кавалериста-разведчика, в одиночку и ночью и в бурю пробирающегося оврагами и лесами, вдали от своих следить за противником. Его смерти никто не увидит. Как исполнил свой долг, никто не узнает. Если тело найдут случайно, запишут “убитым”. А если и тела свои не увидят, зачислят “без вести пропавшим”. Так умереть я бы желал…»[1137]. Судьба распорядилась иначе. В роковом бою ротмистр Панаев вел свой эскадрон в атаку на сильнейшие австрийские позиции. Первая пуля, вопреки песне, не ранила его коня, а угодила офицеру в ногу. Невзирая на лютую боль, Панаев под обстрелом пронесся через мост, преодолел плотину, достиг деревни и миновал ее, когда был ранен вновь — на сей раз в брюшину. Ему хватило сил не только отдать ахтырцам приказ рубить клинками колючую проволку, переплетшую деревья у неприятельской позиции, но и вступить в единоборство с австрийским кавалерийским офицером. Схватку завершили вражеские пули, попавшие ротмистру Панаеву разом в голову и сердце. Высочайшим приказом от 7 (20) октября 1914 года он был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени[1138].
В одном полку с Борисом Панаевым служили его младшие братья Гурий и Лев, а четвертый, Платон, стал флотским офицером. Штабс-ротмистр Г. А. Панаев пал в сражении у Гнилой Липы 28 августа (10 сентября) 1914 года. Самоотверженная конная атака 12-й кавалерийской дивизии генерала от кавалерии А. М. Каледина порядков австрийской пехоты под пулеметным и артиллерийским огнем имела целью спасти угодившую в переплет 48-ю пехотную дивизию генерала Корнилова. Командуя 4-м эскадроном ахтырских гусар, Гурий Панаев преодолел две линии обороны противника. Когда под его седлом убило лошадь, отважный офицер ринулся в австрийскую траншею с шашкой наголо — здесь-то его грудь и пронзили осколок и пуля. Наградой за эту жертву тоже стал орден Св. Георгия 4-й степени (посмертно). Лев отыскал тело брата лишь несколько дней спустя и принял командование его эскадроном[1139].
В начале 1915 года в 12-й гусарский Ахтырский полк в командировку приехал и самый младший из Панаевых, по ее окончании подав рапорт… о переводе в кавалерию. Генерал Брусилов не стал перечить желанию офицера. Лев и Платон искренне радовались такой перемене, но долго служить вместе им было не суждено. 19 января (1 февраля) 1915 года 4-й эскадрон ахтырцев, спешившись, шел сквозь сугробы к занятым русскими солдатами вражеским траншеям. Жизнь ротмистра Л. А. Панаева оборвали две шальные пули. 11 (24) сентября 1915 года его посмертно наградили орденом Св. Георгия 4-й степени — как и братьев прежде. Последнего из них перевели из действующей армии в столицу, но Платон Панаев настоял на возвращении во флот. Он был поддержан матерью в своем решении и нес службу достойно[1140]. Участь братьев Панаевых, на мой взгляд, — один из самых выразительных сюжетов в истории Первой мировой войны. И трудно назвать иначе как черной несправедливостью судьбы забвение, на долгие десятилетия постигшее их имена и подвиги после 1917 года.
Война не позволяла снизить смертность героев, но несколько мер для того, чтобы они удостаивались заслуженных наград при жизни, все же было принято. 29 декабря 1915 (11 января 1916) года Верховный главнокомандующий распорядился помимо Кавалерственных Дум при армиях учредить Думы ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия в столице, «не настаивая при выборе в оные… на старшинстве по времени пожалования, дабы дать возможно более места в Думах лицам, награжденным в настоящую войну»[1141]. 11 (24) февраля 1916 года Николай II стал почетным председателем учрежденного Георгиевского комитета Его Императорского Высочества великого князя Михаила Александровича — организации, призванной обеспечивать опеку награжденным орденами Св. Георгия и солдатскими «Георгиями» и их бедствующим семьям. В том же году георгиевским кавалерам были гарантированы льготы и приоритет в поступлении в военноучебные заведения — артиллерийские, инженерные и военно-топографические училища, офицерские школы и Императорскую военно-медицинскую академию. Их сыновья, особенно оставшиеся сиротами, принимались в кадетские корпуса вне конкурса. Вдовам отмеченных георгиевскими наградами посмертно в течение года с даты совершения подвига выплачивалась специальная пенсия[1142].
Порой героям случалось прижизненно получать одни и те же награды, чаще всего Георгиевские кресты одинаковых степеней — Карел Вашатко не дал бы солгать. Если командир части сообщал об этом в штаб армии, то, как правило, ситуация разрешалась весьма справедливо: выходил отдельный приказ о замене повторной награды на такую же, но более высокой степени — как, например, в случае со старшим унтер-офицером 325-го пехотного Царевского полка Феоктистом Пирожковым[1143]. Но вот загвоздка: кто посмеет отказаться от креста, полученного на Высочайшем смотре или из рук представителя императорской фамилии? Этакие ошибки оказывались важнее и весомее правильного награждения. Ефрейтор 2-й роты 77-го пехотного Тенгинского полка Никита Ручка в дополняющем приказ по Саракамышскому отряду № 26 от 23 декабря 1914 (5 января 1915-го) года списке значился шестым по счету награжденным Георгиевским крестом 4-й степени № 293361. Высочайший смотр принес ему такую же награду, только за номером 213010. И которую же из двух наград ефрейтору Ручке заменили на крест 3-й степени? Правильно, первую по счету. Ровно так же старший унтер-офицер 5-й роты 79-го пехотного Куринского полка Семен Кожухов удостоился получить второй кряду Георгиевский крест 4-й степени из рук великого князя Георгия Михайловича — в итоге первый был заменен «Георгием» 3-й степени[1144].
Бывало и как в случае с приказом 16-му армейскому корпусу № 35 от 28 января (10 февраля) 1915 года, начинающимся со стандартной формулировки: «За отличия, оказанные в делах против германцев, награждаю Георгиевскими крестами и медалями нижних чинов…», а завершающимся карандашной пометой внизу бланка: «Награжденных нижних чинов дивизионного обоза 41-й п[пехотной] дивизии нет, списка не хватило»