[1203]. В 1890-е годы внутри крепости была сооружена железная дорога протяженностью 26 верст (27,74 километра), с узкой колеей шириной 0,7 метра и подвижным составом. Общий объем земляных работ составил в среднем около 777 м³ выемки и примерно 3885 м³ планировки на версту[1204]. В 1897 году Николай II оценил связывающие Новогеоргиевск с Зегржем пути. Однако десятью годами позднее генерал Алексеев, прибыв в последний с инспекционной поездкой верхом, писал супруге: «Зегрж. Несмотря на 27 только верст, отделяющих нас от Новогеоргиевска, до сих пор не установлено никакого сообщения… Вообще мы здесь как бы отрезаны от всего мира»[1205]. Не пройдет и десяти лет, как это «как бы» станет ужасающей реальностью для обороняющихся.
Состояние укреплений Новогеоргиевска незадолго до Великой войны тоже оставляло желать лучшего. Военный министр Сухомлинов сперва предлагал охватить крепость поясом новых укреплений. Однако, видимо, его впечатлили слова генерала от инфантерии Г. И. Бобрикова о том, что крепости составляют страшное оружие, но не для неприятеля, а для собственного бюджета. Нельзя сказать, что это было явным преувеличением: модернизация одного лишь Новогеоргиевска требовала затрат в размере 100 миллионов рублей, при этом в начале XX века на все крепости Российской империи выделялось в среднем по 8 миллионов рублей на «оборонительные и необоронительные работы»[1206]. В итоге по новому плану стратегического развертывания войск Варшавский укрепленный район упразднялся, а составлявшие его крепости подлежали уничтожению[1207]. К выполнению данного решения было приказано приступить в условиях строжайшей секретности, а мотивировалось оно слабостью перечисленных крепостей и необходимостью собрать находящиеся в них войска в кулак[1208].
В военном ведомстве разразился скандал. Намерение Сухомлинова незамедлительно вызвало протест участвовавшего в выработке проекта усиления крепостей передового театра военных действий полковника А. П. Шошина, поддержанного другим членом Главного крепостного комитета, полковником А. В. фон Шварцем[1209]. Против уничтожения цитаделей на западной границе России горячо выступал даже товарищ военного министра, постоянный член и управляющий делами Главного крепостного комитета генерал-майор А. А. Поливанов. Это возымело определенное действие. Новый начальник ГУГШ генерал-лейтенант Е. А. Гернгросс отменил решение Сухомлинова. Теперь Новогеоргиевск в числе ряда других крепостей надлежало не уничтожить, а, напротив, усилить, дабы он мог в изолированном состоянии держать оборону до подхода войск с арьергардной линии развертывания.
Наряду с этим планировалось начать фортификационные работы на новой оборонной линии Ковно — Гродно — Осовец — Брест-Литовск, отодвинутой вглубь страны на 200 километров. Причиной такого шага, очевидно, стала назревавшая с 1907 года необходимость усиливать гродненские укрепления, флангово расположенные относительно возможного направления удара германских войск на Брест-Литовск. Новогеоргиевск оказался единственной крепостью, оставшейся на передовом западном театре, хотя еще в 1880-х годах Главному штабу было ясно, что одной ею обойтись невозможно[1210]. Одной из важнейших функций крепости ныне стало обеспечение войскам свободного перехода через Вислу и Нарев[1211]. По сути, это явилось откатом на целое столетие, к эпохе Наполеоновских войн: именно император французов считал главной задачей будущих укреплений Модлина охрану мостов через Вислу[1212]. Причем состояние переправ там оставляло желать лучшего, а их возведение тормозилось за счет развития речных коммуникаций в Средней Азии: мостостроительный материал уходил на наведение мостов через Амударью[1213]. Как бы то ни было, в этих условиях Новогеоргиевск уподоблялся Порт-Артуру, и на фоне событий недавней Русско-японской войны это сравнение было не слишком выгодным.
Согласно проекту усиления крепости на расстоянии 8–9 километров от крепостного ядра должно было быть возведено внешнее кольцо обороны из десяти фортов, доводящее их общее число до 18. Часть из них предполагалось объединить в фортовые группы. Работа началась только летом 1913 года и финансировалась довольно скудно. Не все укрепления на новой крепостной линии были закончены к началу Великой войны — например, фортовая группа XVa-b, на которую и придется главный удар неприятеля[1214]. Но даже в таком состоянии Новогеоргиевск являлся одной из самых мощных, если не мощнейшей твердыней в мире.
К моменту начала Первой мировой войны Новогеоргиевск находился в зоне ответственности 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта И. Ф. Мингина в составе 23-го армейского корпуса генерала от инфантерии К. А. Кондратовича. В состав дивизии входили 5-й Калужский императора Вильгельма I, 6-й Либавский принца Фридриха-Леопольда Прусского, 7-й Ревельский генерала Тучкова, 4-й и 8-й Эстляндский пехотные полки[1215]. Это были одни из самых прославленных негвардейских полков Русской императорской армии, имевшие более чем столетнюю историю. Они принимали участие во всех крупных войнах XIX века за редким исключением, и почти в каждой овеяли себя славой.
Также начало войны в Новогеоргиевске встретили следующие бригады 3-го округа Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС):
Артиллерийский парк крепости включал в себя 6 батальонов и тяжелый дивизион крепостной артиллерии, всего 1099 орудий разного калибра и 208 пулеметов. По плану они могли быть снаряжены для нужд полевых войск уже на 12-й день мобилизации — с 1902 года подразделения новогеоргиевской крепостной артиллерии содержались в усиленно-мирном составе. Накануне Русско-японской войны 2 роты, 3-я и 24-я, Высочайшим повелением от 16 (29) ноября 1903 года, были выделены для формирования 3-го батальона Квантунской крепостной артиллерии[1217]. В ходе той войны заимствование артиллерии из крепостей на западном рубеже империи для обеспечения ею войск на Дальнем Востоке было обычным явлением. Нечто подобное повторится и в 1914–1915 годах.
Кроме того, в Новогеоргиевске незадолго до Великой войны несли гарнизонную службу 4 крепостных пехотных батальона, образованные 3 (15) октября 1889 года, 2-я вылазочная батарея[1218], крепостная саперная рота большого состава[1219], военно-голубиная станция 3-го и военный телеграф 2-го разрядов[1220]. С 5 (17) мая 1893 года в крепости существовало воздухоплавательное отделение, при котором 21 сентября (4 октября) 1913-го ГИУ предложило военному министру создать авиационный отряд. Вернее, план на сей счет был утвержден двумя годами ранее, однако его реализации помешала нехватка авиаторов. Кроме того, в соответствии с «Большой военной программой по усилению состава армии» планировалось создание в крепости минной роты.
В Новогеоргиевске был развернут постоянный военный госпиталь, традиционно отличавшийся высоким уровнем подготовки персонала. Например, об учреждении Императорской Академией Наук еще в 1857 году премии имени младшего помощника главного госпитального врача, члена-корреспондента Общества Русских врачей в Петербурге Л. Л. Рклицкого в размере 3000 рублей серебром, завещанной им из своих же скромных сбережений за сочинения по части анатомо-микроскопических исследований центральной нервной системы, сообщалось в ведущих научных изданиях Европы[1221]. А заведующий хирургическим и венерологическим отделениями госпиталя теоретик (и практик) военно-полевой хирургии Н. М. Филончиков известен как пионер в применении йодной тинктуры при подготовке операционного поля[1222].
Поручик крепостной артиллерии Новогеоргиевска А. Б. Цаликов. В годы Великой войны он будет нести службу на Кавказском фронте и дослужится до чина подполковника
В мирное время одной из важнейших задач для гарнизона крепости являлось обеспечение сохранности имущества, амуниции и боеприпасов на складах, угрозу для которых мог составить нелокализованный огонь. Противопожарная безопасность построек внутри крепости, жизней военнослужащих и гражданского населения Новогеоргиевска обеспечивалась командой пожарной охраны, насчитывавшей 14 экипажей на конной тяге — для сравнения, в Варшаве в это же время дежурство несли лишь 2 конно-бочечных обоза. Наконец, к 1914 году крепость содержала четыре военных храма, вкупе с церквями передовых фортов Зегржа и Пултуска — семь[1223].
Комендантом Новогеоргиевской крепости на момент начала войны являлся генерал от кавалерии Бобырь. Он был хорошо знаком с вверенным ему укрепленным районом и обязанностями, так как за свою карьеру успел послужить в том числе и на командных должностях в крепостях Ковно и Осовец, но так же приобрести репутацию мздоимца[1224]. Во время Русско-японской войны генерал-майор Бобырь занимал должность начальника штаба Сибирского военного округа, и в ноябре 1904 года встречался в Омске с тогда генерал-квартирмейстером 3-й Маньчжурской армии генерал-майором Алексеевым.