В отечественной военно-исторической науке сложилось мнение, приписывающее преимущественно генералу Алексееву принятие решения об обороне Новогеоргиевска, оказавшееся фатальным для крепости и ее гарнизона. Единодушны в осуждении тактического просчета главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта были как советские, так и эмигрантские авторы. «К сожалению, у генерала Алексеева не хватило силы духа…» — писал А. А. Керсновский, по выражению же профессора Величко, «главкозап решал этот вопрос так себе»[1236]. Сегодня существует и версия о потакании Алексеева мнению «общественности» в принятии решения о защите крепости[1237].
Почву для этой точки зрения во многом дали воспоминания состоявшего в распоряжении главнокомандующего армиями СевероЗападного фронта генерал-майора В. Е. Борисова. Удрученный опытом падения крепостей в Бельгии в 1914-м, он якобы горячо спорил с генералом Алексеевым и настаивал на эвакуации Новогеоргиевска. По версии генерала Борисова, командующий фронтом ответил: «Я не могу взять на себя ответственность бросить крепость, над которой в мирное время так много работали»[1238]. Однако на состоявшемся 22 июня (5 июля) 1915 года в Седлеце совещании Ставки именно генерал Алексеев предлагал сократить оборонительные позиции, отказавшись от обороны Вислы и позиций на Нареве. Данное решение стратегически оправдывало себя и полностью отвечало бы обстановке на фронте, но: «…разрешено было Иван-город не считать крепостью, но в просьбе Алексеева принять такое же решение относительно Новогеоргиевска, чтобы не запирать там гарнизона, Ставкой было отказано»[1239].
Это никак не вытекало из плана действий по отводу войск и противоречило планам генерала Алексеева, организовывавшего этот отвод. Генерал от инфантерии Ф. Ф. Палицын подчеркивал: «Его [Алексеева] опасения и расчеты справедливы, ибо для гарнизонов Новогеоргиевска, Ковно, Гродно и даже Бреста придется выделить огромное число дивизий». Он же приводил главную мысль генерала Алексеева: «Активно действовать мы не в силах, и поэтому, чтобы сохранить России армию, должны ее вывести отсюда»[1240].
План главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта не вызывает сомнений. Видя своей основной целью сохранение боеспособных войск, он не сомневался в необходимости оставления приграничных цитаделей, чья оборона стала бы жертвой сотен тысяч солдат. Ставка предоставила Алексееву в известной степени мнимую свободу действий, но в ней «питали надежду, что крепость Новогеоргиевск, имевшая большой гарнизон, задержит наступление противника…»[1241]. Переубедить Ставку не удалось.
Чем же было обусловлено столь единодушное заблуждение членов последней на совещании в Седлеце? На нем присутствовал великий князь Николай Николаевич. Возможно, роковую роль сыграла его уверенность в необходимости обороны[1242]. В любом случае, указание об обороне Новогеоргиевска Алексеев обойти был бессилен. Но он не сомневался в своей правоте и даже приступил было к подготовительной стадии эвакуации — сбору сведений о состоянии железнодорожных коммуникаций в районе Новогеоргиевска. Генерал Палицын свидетельствует, что 24 июня (7 июля), то есть два дня спустя после того, как Ставка наложила вето на оставление Новогеоргиевска, Алексеев посылал его к коменданту Бобырю, «чтобы разобраться, можно ли оттуда вывезти все ценное»[1243]. Даже бесценное эвакуировать было невозможно: железные дороги действовали на пределе возможностей.
Одновременно со столь масштабными эвакуационными мероприятиями сильно осложнить предполагаемый вывод войск из Новогеоргиевска и, возможно, даже поставить его под угрозу срыва могло и состояние надводных коммуникаций. В ходе Лодзинской операции в ноябре 1914 года отсутствие мостов на Висле ниже Новогеоргиевска не позволяло оперативно перебросить в район активизации боевых действий корпуса 1-й армии, тем самым создавалась угроза тылу 2-й[1244]. Генерал Ренненкампф лично неоднократно ездил к коменданту Бобырю с требованием наладить переправы, однако штаб фронта отказывал ему[1245]. Меры были приняты с серьезным запозданием и лишь после того, как генерал Ренненкампф потребовал присылки инженерных частей и материала для ведения мостостроительных работ, превысив свои полномочия.
Как указывалось выше, по плану генерала Сухомлинова, роль Новогеоргиевска сводилась главным образом к охране переправ на Нареве и Висле, вот только в ключевые моменты воспользоваться ими оказывалось затруднительно — в частности, мосты в районе Новогеоргиевска были удалены от района боевых столкновений, остальные же оказывались под угрозой захвата противником[1246]. На первом этапе разворачивания военных действий на западном театре, как и в период мобилизации переправы через Вислу и Нарев были немногочисленными: железнодорожный мост через Нарев для колесного движения, хотя и с возможностью приспособления для прокладки железнодорожных путей, и пара понтонных мостов через Вислу — у Плоцка и Влоцлавска, причем оба они подлежали разрушению уже в первые дни мобилизации[1247]. Позже, в период Варшавско-Ивангородской операции, командование Северо-Западного фронта указывало на недостаточность переправ у Варшавы и Новогеоргиевска и желательность «устроить еще мост у Яблонны»[1248]. С учетом произведенной отступающим в октябре противником тотальной порчи мостов и переправ, к началу кампании 1915 года были скорее закономерными ситуации вроде описываемой в воспоминаниях штабс-капитана 13-го Лейб-Гренадерского царя Михаила Федоровича полка К. С. Попова, когда его полку пришлось несколько часов ожидать разрешения на проход по новогеоргиевскому мосту. «Для меня это было совсем непонятно», — сетовал офицер[1249]. Летом 1915 года никто из командования фронта не мог утверждать, что подобное не повторится. В начале июля командующим войсками 2-й армии генералом Смирновым была предпринята попытка улучшить положение с переправами на Висле посредством назначения начальников мостов из числа офицеров саперных батальонов армейских корпусов, с подчинением им караульных частей, подрывных команд и команд технического контроля[1250]. Увы, эта мера оказалась запоздалой.
Того же Алексеева издавна критикуют за смену войск гарнизона непосредственно перед началом осады. Вынужденная оборона Новогеоргиевска велась частями с невысокой боеспособностью, в то время как полностью укомплектованный 27-й армейский корпус был выведен из крепости. Генерал Брусилов вспоминал: «В состав гарнизона была послана… одна второочередная дивизия. В ней оставалось всего 800 человек; начальником дивизии. назначен был генерал-лейтенант де Витт. К нему подвезли для пополнения, насколько мне помнится, около 6000 ратников ополчения, а для пополнения офицерского состава — свыше 100 только что произведенных прапорщиков»[1251].
Речь шла о сформированных на базе ополченческих бригад 114-й и 119-й пехотных дивизиях, а также 58-й и 63-й пехотных дивизиях, переданных из состава Юго-Западного фронта. Одна из ополченческих дружин, а именно 513-я пешая, формировалась в моем родном Зарайске, где находилась до начала 1915 года, выступив в поход 2 (15) января. Перед этим ей было вручено знамя, на древко которого нанесли надпись: «1914 г. Пешей дружине Рязанского ополчения в напутствие на брань за Веру, Царя и Отечество от города Зарайска». Изначально дружина прибыла в Варшаву, а затем выдвинулась к Новогеоргиевску, где несла службу поротно в ряде фортов и фортовых групп: караулы, земляные и разгрузочные работы. На исходе июля 1915-го ополченческие части стали пехотными полками, а дружина вошла в состав 119-й пехотной дивизии[1252].
Регулярные же части 58-й и 63-й дивизий в ходе военных действий показывали себя с лучшей стороны. Но к лету 1915 года их численный состав был неполным, у солдат не хватало вооружения. Естественно, оборона Новогеоргиевска вряд ли могла быть организована успешно силами новоприбывших в крепость частей. Вдобавок начальники 58-й, 114-й и 119-й пехотных дивизий генералы Л. В. де Витт, Г. Г. Лилиенталь и В. П. Прасалов соответственно заняли должности из резерва чинов, а от предыдущих были отречены по несоответствию[1253].
Характеристика нового гарнизона как «блестящего», данная Сержем Андоленко, была чересчур идеалистична[1254]. Во главе многих рот в полках 58-й пехотной дивизии находились прапорщики, всего-навсего четырьмя месяцами ранее окончившие школы[1255]. Как писал из Новогеоргиевска накануне осады командир батальона 455-го По-меховского полка 114-й пехотной дивизии полковник В. В. Григоров: «Нас только что ввели в крепость… и мне ничего непонятно. Мы почти не знаем крепости, не пристрелялись». Усугубил ситуацию вывод в начале июля из состава гарнизона 10-й Рыпинской бригады ОКПС, направленной в Ковно[1256]