Кандидат уходил, как уходят из дома, не оборачиваясь и больше ни о чём не жалея. Не давая себе шанса на последнюю слабину.
Одинокая звезда напоследок мигнула и пропала, растворившись в пустоте.
Всклокоченный клубок пинн у неё за спиной тяжко засопел, неловко переминаясь с ходули на ходулю. Летящему как будто по-прежнему было неловко здесь находиться.
— Надеюсь, у неё получилось.
Соорн-инфарх в ответ ещё сильнее нахохлился, вздыбив оставшиеся пинны на лысой макушке и разве что не зашипел.
— Я уже говорил тебе, всё это совершенно бесполезно.
— И неоднократно. Впервые, если я всё ясно помню, на борту вашего флагшипа, сразу после выхода на орбиту Муны, там, на Старой Терре. Ты ещё повторял, что человечество в любом случае обречено.
Соорн-инфарх снова вздохнул и затих, огромная нескладная глупая птица. Ирн могла лишь догадываться, что творится в голове у летящего. Странные создания, дальние родственники слизевиков, единственной группы простейших, что способны проходить лабиринты. Они, а ещё смертельные опухолевые колонии. Они по сути такими и были. Воинами пустоты, вечно гоняющимися по космосу за неуловимой Железной Армадой. И почему-то этому вечному врагу всего живого совершенно не интересные. Те, напротив, охотились за артманами, как их упорно именовали летящие. За людьми. И немного ирнами.
— И я по-прежнему остаюсь при своём мнении. Этот вид не приспособлен к выживанию в нашей несчастной Метагалактике. Артманы слишком привязаны к своей биологической природе, слишком увязли на дне собственных гравитационных колодцев. Они слишком легко подчиняются врождённому инстинкту смерти, для этого их достаточно оставить ненадолго одних.
И тут настала пора хмыкнуть ирну.
— Ненадолго? И тут прибываете вы, во всей своей грозной красе. Вечные спасители. Возмущённые до глубины души уже тем фактом, что никто вас о спасении не просил. Неужели ты думаешь, что я не знаю, почему ты здесь?
Клубок пинн в ответ даже не пошевелился.
— Это же не первая твоя попытка повлиять на выбор Кандидата. И даже не вторая. Так почему же ты продолжает твердить, как заведённый, что всё бесполезно? Однажды кто-нибудь из них всё-таки выберет тот путь, который сведёт вас воедино. Ведь вы так близки с людьми, вы почти одинаковы, несмотря на все отличия в анатомии, истории и галактографии.
— Первый бы с тобой не согласился.
Ирн внезапно почувствовала, что начинает злиться.
— Первый вообще не склонен ни с кем соглашаться. Но мы-то с тобой знаем, соорн-инфарх, насколько в реальности не важно ничто из перечисленного. Важна только наша искра. Её природа. Её история. Её путь во Вселенной. Мы — Избранные своих рас, а значит — мы ближе друг другу, чем к любому из представителей наших видов. Ты же утверждаешь, что нам проще договориться с далёким и безмолвным Галаксианином, чем между собой.
— Это всё лишняя софистика. И никакие «договорённости» тут делу не помогут. Кандидат — не Избранный. Ещё нет. Он куда ближе к личности случайного носителя, чем к тому макрокосму, куда открывает путь наша искра. Только открывает, но не прокладывает. Мы же как раз и тщимся все эти бессчётные круги попробовать проложить очередному Кандидату курс. А он, неблагодарный такой, всё никак ступать на чужую тропу не желает, предпочитая собственную, ту единственную, которая никого не устроит.
— Ты злишься, похоже, что все твои усилия снова пропадут втуне. А ты так старался, сорн-инфарх, ночей не спал, спасал, направлял, лелеял.
Но тот лишь тряхнул иссохшим рострумом.
— Ты тоже в этом всём затянувшемся спектакле принимала участие. Кто меня сюда притащил, не Ксил же, признай уже, тебе не всё равно, чем всё кончится. И похабная сцена в Секторе ирнов — тоже ведь не случайна?
— Как и подозрительная засада после трансгрессии. Не думаешь же ты, что вообще всё в судьбе Кандидата было подстроено? Гибель Пентарры, ловушка Аракора, планетарное самоубийство Альфы, чужеродное влияние Элдории, прорыв врага у Второго Барьера, всё это, по-твоему, один грандиозный спектакль, поставленный ради единственного зрителя? Прости меня, соорн-инфарх, но если наш Кандидат додумается до подобного, мы его точно потеряем.
— И мы сделали всё, чтобы этим и закончилось. Знаешь, почему я до последнего не соглашался сюда лететь? Не потому, что моё появление в ЗВ Ню-Файри помогло бы Кандидату принять решение. А потому, что оно лишь утвердило бы его в уже сделанном выборе.
— Ты не Хранитель, чтобы так вольно рассуждать о фатуме.
— А я вовсе не о предопределённости, хотя доля её заложена в самые основы этой горемычной Вселенной. Иначе нас бы тут вообще не было. Единственной близкой вспышки сверхновой на протяжение миллиарда лет было бы достаточно, чтобы справиться с тем, что так и не удалось Железной Армаде. Чтобы стереть наши расы в пыль. Вероятность подобных событий на космологических масштабах времени строго равна единице. Однако же мы здесь, мы существуем. И потому предопределённость тоже существует, хоть и не в том смысле, какой в него обычно вкладывают наши с тобой расы.
— Так в чём же дело, не томи, соорн-инфарх.
Летящий в ответ обернулся к ней, грозно сверкнув очами.
— Дело в том, что Кандидат на самом деле уже сделал свой выбор. Ещё там, на Пентарре, задолго до всех катастроф. Что повлияло на этот выбор — случайная гибель родителей, старшая сестра, первая любовь, мы никогда уже не узнаем. А вот каков будет приговор, мы как раз всецело будем оповещены, да так, что мало нам не покажется.
— Выходит, все усилия зря? Тогда зачем ты его спасал? Зачем я его спасала? Зачем это всё?
Но соорн-инфарх уже угомонился. Ирн со всё возрастающей неприязнью наблюдала, как захлопывается приоткрытое лишь на секунду забрало чужой ментальной брони.
— Потому что даже у нас, Избранных, нельзя отнимать надежду.
В этот раз пространство не кричало надрывно и яростно, раскрывая свои объятия навстречу иным мирам, оно словно чувствовало ту могильную тишину, что царила под могучей бронёй крошечного корабля. Казалось, это сама тьма Космоса обрела жизнь, бесшумной неосязаемой тенью скользя в глубинах пространства. Холодные звёзды безразлично мигали, очерчивая благородные обводы артефакта, только что пересекшего огромное море пустоты между Галактиками, и лишь это могло служить доказательством продолжающейся внутри жизни. Экипаж пережил прыжок, в тишине рубки чья-то воля оживляла корабль, прогревала генераторы, раскрывала в пространство невидимые щупальца сенсоров. Ни единый всплеск чудовищных энергий не коснулся тонких приборов, не тронул живой плоти пилота. Корабль, чутко вслушиваясь в непонятные ему эмоции, начал накапливать энергию для продолжения движения. Дрейфуя во тьме, корабль молча ждал.
Кандидат оставался бесстрастен. Он со спокойной душой покинул далёкий и кипящий жизнью мир — с облегчением, которого давно не испытывал. Даже гнев чужой браны, до того словно выворачивавший его душу, не сумел вывести Кандидата из состояния спокойствия и пустоты. Кандидат наблюдал мерно вращающуюся вокруг него дымку галактической туманности и наслаждался тишиной, что всё более просто занимала своё долгожданное место рядом с ним.
Мыслей почти не было. Или они были настолько редки, что их удавалось совсем не замечать. Да, ему ещё предстояло кое-что совершить, прежде чем уйти окончательно в туман безвременья, но куда ему торопиться.
Меня ждёт Вечность, чего ещё ждать?
Его Эхо, такое юное, было недостаточно терпеливо для Кандидата. Перед его глазами то и дело мелькали строчки каких-то данных. Зачем они ему…
Система 67МП-322У Керн, 68я стационарная точка выхода к границе ЗСМ, 23 августа 8678 года Террианского Стандарта, 15:25:16 по времени нулевого меридиана.
Уже август… как быстро летит время.
Установить курс?
Вот. Поток информации всё-таки смог поколебать его спокойствие, апатия уступила место воле. Он был не родившейся покуда Волей Вечного Сержанта. Так будет ею до самого конца.
Нет. Курс — на Мавзолей Пентарры. Полная активация систем, замкнуть генераторы на Керн, камеры свободного хода вытянуть на ноль и заглушить.
Корабль расцвёл огнями в единый миг.
Под грозный рёв двигателей Кандидат с удивлением наблюдал за собственным телом. Некогда могучий механизм, до последней клеточки подчинённый его разуму, теперь он столь же чутко реагировал на любую слабость.
Где-то на лице трепетала, подёргиваясь в такт неведомому ритму, жилка. Могучее сердце с шелестом увядшей листвы толкало загустевшую кровь, ожидая от будущего лишь одного — новой боли, что пронзит его остриём спазма. Сильные пальцы машинально управлялись с тонкой настройкой команд-пакетов, но стоило оторвать их от плоскости сенспанелей и поднести к невидящим глазам, как их кончики принимались предательски дрожать. Зачем ему нужны эти пальцы? Чтобы управлять кораблём? Какая глупость.
Раньше тебе любой врач на пересадочной сказал бы — месяц переподготовки, три часа тренажёров ежедневно. Я стал бы в строй… нет у меня этого времени, да и причин для этого тоже нет. Это тело стало лишним.
Как интересно, его искра до сих пор усердно симулирует работу следовой начинки.
Мин-три-мин при сохранении мощности маршевых генераторов.
Он вовсе не жаждал смотреть вперёд, не желал вглядываться в окружающую его мглу. В его жизни случился момент слабости, он отвернул уже как-то занавес молчания, окружающий и поныне его родной мир… Не подумав, он сунулся туда, куда ему было позволено войти лишь теперь. Зря. Зато он в точности знал, что ждёт его там, перед стремительными обводами его корабля.
Та же мгла.
Неведомо чьей волей корабль Кандидата мчался сейчас той самой, некогда специально рассчитанной трассой — ЗСМ Системы Керн до сих пор изобиловала обломочным материалом. Столетие назад вокруг всё было бы заполнено сиянием навигационных стволов, сотни тысяч маяков управляли бы кораблём, а сейчас — которое уж напоминание — здесь только его чувство обнажённой Вселенной вело корабль к цели.