Перед нами была все та же Безымянная высота, которая и раньше доставляла много неприятностей. За нее вновь развернулись ожесточенные бои. Враг подтянул резервы: пехоту, танки, самоходные установки.
В бою за высоту отличились многие подразделения дивизии, в том числе роты капитанов Кирилла Чернышева и Константина Постникова, батарея 120-миллиметровых минометов под командованием капитана Ивана Анищенко, расчет 45-миллиметровой пушки старшины Петра Панферова.
Я находился в районе Безымянной высоты, когда мне сообщили: «В четвертой роте вас ждет представитель политотдела дивизии».
Рота находилась на склоне холма, поросшего кустарником. Там я встретился с Петром Лаврентьевичем Николайчуком, недавно назначенным помощником начальника политотдела дивизии по комсомольской работе. Свое знакомство с комсомолией полка, его активом старший лейтенант, видимо, начал с рот.
— Был я у комсорга девятьсот шестьдесят пятого полка Косачева, попутно зашел и к вам, — протягивая руку, сказал он. А потом — как бы в упрек: — Полки воюют бок о бок, а комсорги друг о друге ничего не знают. Знаком ли с опытом работы Косачева или Захарьина из артполка?
Я ничего не знал ни о Косачеве, ни о Захарьине, как и о комсоргах других частей, входивших в дивизию. В самом деле, командиры полков, их заместители часто встречались на совещаниях, их неоднократно приглашал командир дивизии В. П. Шульга, начальник штаба С. М. Вейцман, начальник политотдела Г. М. Поршаков. С парторгами, агитаторами полков каждый месяц проводились семинары. И только комсорги полков оставались без внимания. Об этом я сказал Николайчуку.
— Поправим, — ответил он. — Сам вижу, что плохо. Доложу начальнику политотдела.
На фронте люди быстро находят общее. Много общего было и у нас с Николайчуком. Оказалось, мы одногодки. Я рассказывал о себе, а Петр, вспоминая о своем житье-бытье, приговаривал: «И я тоже, и у меня также». Почти одновременно мы пришли в армию, вступили в Коммунистическую партию, получили первые офицерские звания. Забегая вперед, скажу, что и после войны наши пути сошлись в стенах Военно-политической академии имени В. И. Ленина, а затем на Краснознаменном Северном флоте.
Рота Чернышева, преодолев упорное сопротивление гитлеровцев, зацепилась за Безымянную высоту. Противник обрушил на смельчаков шквал артиллерийского огня, а затем силою до двух рот при поддержке танков и самоходных установок предпринял яростную контратаку. Она была отбита. И еще семь контратак отбили бойцы, возглавляемые Чернышевым. В этих боях особенно отличились командир взвода младший лейтенант Ильин, коммунисты лейтенант Игреев, сержант Тетеркин, снайпер Петр Самуилов, уроженец Ржева.
Осколком снаряда капитану Чернышеву оторвало левую руку у предплечья. В горячке, еще не осознавая свершившегося, он успел крикнуть: «Товарищи, высота будет нашей!» И она стала вечным памятником его доблести и геройству.
Вместе с ротой Чернышева бой за высоту вела и рота Постникова, поддержанная минометным огнем батареи Анищенко.
Теперь стрелки двух рот поднялись в атаку. Командир батареи Анищенко был в боевом азарте. Его большой казацкий чуб выбился из-под пилотки. По щеке стекала кровь. Ранение оказалось не опасным, и он не обращал на это внимания, радуясь тому, что пехотинцы все-таки взяли высоту. Анищенко перенес огонь батареи. 120-миллиметровые мины теперь ложились в тылах гитлеровцев.
К утру рота капитана Постникова освободила деревню Постники. В дивизии говорили: «Вот здорово! Наш Костя Постников выгнал фашистов из Постников».
Овладев Безымянной высотой, подразделения дивизии нанесли значительный урон 260-му и 211-му пехотным полкам 113-й пехотной дивизии противника. Вскоре против нас начала действовать 18-я немецкая пехотная дивизия, спешно переброшенная из-под Смоленска. Подразделения нашего полка отбивали многочисленные контратаки вражеской пехоты, которую поддерживала авиация, танки, самоходные орудия.
11 августа нам удалось продвинуться вперед до двух километров и закрепиться в районе деревень Бибино, Кухарево. Были взяты трофеи: пушек разных — 18, минометов — 15, пулеметов — 12, винтовок и автоматов — свыше 500.
Командиру роты Косянчуку комбат поставил задачу: стремительным рывком овладеть деревней Ляды. Пять минут продолжался артиллерийский налет, но этого было достаточно, чтобы бойцы роты достигли вражеских траншей, опоясывающих деревню. Все, казалось, шло так, как было задумано. Совершенно неожиданно огонь открыли три дзота, которые оказались не уничтожены артиллерией. Два фланговых удалось забросать гранатами. А вот к третьему не подойдешь: почти открытая местность. Не один смельчак, пытавшийся перебежками приблизиться на расстояние, удобное для броска гранаты, падал, сраженный насмерть. Бойцы залегли. Косянчук ловил на себе их взгляды: «Что делать, старший лейтенант?»
Как командир, он мог послать к дзоту бойцов. Ротный имел на это право. Но кроме прав есть еще нечто большее, из чего складываются взаимоотношения между командиром и подчиненными, что ведет в бой, — личный пример командира. И Косянчук решился. Он сделал резкий рывок. На какие-то секунды притаился в воронке от снаряда. По ее гребню прошлась пулеметная очередь. Еще рывок. Перебежками офицер достиг одиноко стоящего дерева. От него полсотни метров до дзота. Василий прицелился, выпустил автоматный диск по амбразуре. Пулемет врага замолчал.
— Вперед! — раздался звонкий голос старшего лейтенанта. Увлекаемые командиром, его бойцы на плечах врага ворвались в деревню Ляда. Вечером гитлеровцы попытались вернуть деревню. Снова разгорелся жаркий бой. В ходе боя появились раненые. Санинструктор Лилия Справчикова и военфельдшер Тося Михайловская, позабыв об усталости, стремились делать все, чтобы облегчить их страдания, приободрить добрым словом.
Тяжелое ранение получил и Василий Косянчук. Увидев это, Михайловская крикнула Лиле.
— Спасай командира.
А сама, сняв автомат с плеча раненого, бросилась в атаку.
— На фашистов! За мной!
— Куда вы? — пытался остановить ее боец. — И без вас люди найдутся…
— А разве я не офицер пехоты?! — отозвалась Тося и, увлекая бойцов, кинулась в гущу боя. Контратака врага была отбита.
За этот подвиг Антонина Михайловская была награждена орденом Отечественной войны I степени. В полку узнали и о том, что «полковой доктор» в свое время окончила Киевское пехотное училище.
В тот день мы узнали и о подвиге Ани Воробьевой. Она спасла жизнь семнадцати бойцам. А когда на минном поле оказался раненный в голову сержант из саперного взвода, Аня, ни на минуту не задумываясь, поползла к нему. Осторожная и осмотрительная, она на этот раз не разглядела искусно замаскированной мины, от взрыва которой получила тяжелое ранение в обе ноги.
На подступах к Ярцеву ни днем, ни ночью не смолкал грохот канонады. Лишь изредка выпадали минуты затишья. И тогда комсомольские вожаки батальонов, рот стремились повидаться друг с другом, обменяться опытом.
В траншее, отбитой у врага, я встретил лейтенанта Экажева. Было видно, что он очень устал. И только глаза светились прежним задором. В измазанной глиной плащ-палатке, с трофейным автоматом наперевес, он уже распорядился о созыве в траншеях четвертой роты собрания комсомольского актива. С ним находился комсорг роты Юрген Азаметов. Недавно Юрген был ранен, но в медсанбат не пошел.
— Металла в мягких тканях нет: выскочил! Царапина и так заживет, — отшучивался он. А на марле, опоясывающей голову Азаметова, проступило кровяное пятно.
— Надо тебе, Юрген, в санроту идти, — сочувственно заметил Мурат.
— Возьмем Ярцево, а там всем легче станет, — уклончиво ответил ротный комсорг.
К НП командира четвертой роты, где должно было состояться собрание комсомольского актива, подходили делегаты от подразделений: комсорги стрелковых, пулеметных, минометных рот, артбатарей, агитаторы, редакторы боевых листков. В качестве делегатов на собрание пришли Илья Лужнов — от комсомольской организации штаба полка, Вера Лидванская — от санроты, Степан Рудь — от снайперов. Пришли на собрание парторг Елин и прибывший в этот день новый агитатор полка старший лейтенант Владимир Владимирович Залесский.
О собрании комсомольского актива майор Буланов доложил командиру полка. Петр Викторович, не колеблясь, сказал:
— Сам бы пришел, но ни на секунду не могу покинуть НП. В случае если противник пойдет в атаку, организуй, майор, комсомольский актив как боевую единицу, а мы вас огоньком поддержим.
Собрание началось. Первым взял слово Илья Лужнов.
— Командир полка, — сообщил он, — дал мне вот это письмо. Предлагаю зачитать его вместо доклада.
Илья снял пилотку, достал из-под подкладки листок бумаги и, чеканя каждое слово, прочитал: «Товарищи! Бой за Ярцево будет тяжелым. Говорю вам откровенно: тяжелее, чем те, из которых мы вышли победителями. Успех полка зависит от каждого бойца, от каждого меткого артиллерийского выстрела, от каждой точно направленной в цель пули. Скажите в ротах, батареях, взводах, отделениях, расчетах о том, что наш полк никогда не отступал перед врагом, что слава полка — это ваша слава, слава достойных сынов нашей великой Родины. Только вперед! Победа за нами! Будьте готовы к бою за город!»
— Артиллеристы готовы! — доложил Гречишников.
— У минометчиков все в порядке, — донеслось из-за выступа траншеи.
— Автоматчики — хоть сейчас в бой. У каждого по два-три запасных диска.
— Петеэровцы не подведут…
В этих предельно коротких, но весомых словах был рапорт о боевой готовности комсомольцев, всего личного состава полка.
Затем взял слово командир роты Михаил Сахно. Он рассказал о том, какая задача в предстоящем наступлении отводится бойцам роты.
Протокол вел член комсомольского бюро батальона младший сержант Дученко. Он записал:
«Выступили: Сержант Рудь. Заявляю собранию: драться буду, не щадя жизни. Не опозорю чести комсомольца.