С докладом на собрании выступил Павел Иванович Соловьев. Он дал высокую оценку усилиям актива по оказанию помощи командирам в подготовке истребителей танков, развитию снайперского движения. Докладчик обратил внимание участников собрания на почин комсомольцев минометной батареи, где развернулась борьба за взаимозаменяемость бойцов, входящих в расчеты. Вместе с тем майор отметил и существенные упущения в работе полкового бюро и комсомольских организаций подразделений.
Собрание актива проходило бурно. Выступавшие в прениях говорили немного, но страстно и убедительно, приводили порой такие факты, о которых члены бюро ничего не знали.
— Не далее как час назад, — заявил комсорг второго батальона Анатолий Горецкий, — два молодых бойца обстреляли из петеэр наш самолет. Это, скорей всего, не вина их, а беда: хлопцы еще не умеют отличать свой самолет от вражеского.
И Анатолий внес предложение самым серьезным образом изучать противника — воздушного и сухопутного, его оружие, тактические приемы и повадки.
Затем Горецкий говорил о примерности каждого члена ВЛКСМ.
— Недисциплинированных у нас единицы, и мы не позволим им чернить добрую славу полка, — закончил он речь под дружные аплодисменты.
Но тут раздался бас ефрейтора Бондаря:
— Погодите лозунги бросать. Единицы… Может быть, и не так.
Комсомольцы, сидевшие на передних рядах, повернулись к Бондарю.
— Меня нечего рассматривать, — снова пробасил Бондарь. — На Гречишникова лучше посмотрите, пусть объяснит, почему у них на батарее «зеленый змий» объявился.
Василий Гречишников сидел в окружении своих друзей и о чем-то оживленно переговаривался. Он, кажется, не слышал, по какому поводу загорелся сыр-бор, и при упоминании его фамилии встал. Раздались голоса:
— Шагай, артиллерия, к президиуму, оттуда видней…
Обычно живой и подвижный, Гречишников пробирался к столу не спеша, собираясь с мыслями.
— Правду говорят насчет «змия»-то? — спросил его майор Соловьев.
Не из робкого десятка этот паренек, а сейчас стоит, разглядывает носки начищенных сапог. Нелегко ему держать ответ перед товарищами. Давно ли, кажется, ходил он с гордо поднятой головой — лучший и бесстрашный наводчик.
Гречишников молчал. Соловьев повторил свой вопрос.
— Да, правильно, — еле слышно ответил Василий. — Мархай надоумил. Есть у нас такой боец из молодых. Он и «аппарат» сделал.
— А ты, как комсорг, возглавил? — не унимался Бондарь.
— Возглавил, возглавил… Ничего я не возглавлял. Просто умолчал. За это и наказывайте. А то — «возглавил». Силен ты, Бондарь, ярлыки приклеивать…
Собрание продолжалось уже около двух часов, выступил двадцать один человек. Были вскрыты серьезные недочеты в работе отдельных активистов и бюро в целом, внесено немало дельных предложений.
Последним выступил полковник Додогорский, внимательно слушавший комсомольцев.
— Разговор, по-моему, получился хороший — острый, принципиальный, содержательный, — сказал Петр Викторович. — Есть над чем подумать не только вам, но и мне, и другим товарищам, присутствующим здесь. Мы с боями прошли не одну сотню километров. Но нас ждут советские люди, еще томящиеся в неволе по ту сторону фронта. Впереди — длительные переходы, большие, тяжелые бои. Чтобы выйти из них победителями, нам нужны высокая организованность и самая строгая дисциплина. Мы не позволим кому бы то ни было тянуть полк назад, ставить под угрозу наши будущие победы. Не позволим позорить память павших в боях! Чтобы выиграть бой, нужно мастерство не одиночек, а всего личного состава!
Одобрив борьбу комсомольцев-минометчиков за полную взаимозаменяемость, полковник вместе с тем указал, что некоторые комсорги рот мало советуются с командирами. Это одна из причин того, что они ведут свою работу в отрыве от основных задач, решаемых подразделениями, не оказывают должной помощи офицерам в воспитании бойцов.
Слушая командира, я припомнил один из первых разговоров с Петром Викторовичем, когда он дал мне хороший урок насчет связи с командным составом. С тех пор прошло около года. Сам я сделал необходимые выводы. В штабе и на командном пункте бывал каждый день, с командирами батальонов и рот советовался всякий раз, когда встречался с ними в подразделениях. Все это прочно вошло в стиль работы и комсоргов батальонов. А вот актив ротного звена, оказывается, не усвоил той простой истины, что в отрыве от командиров работать нельзя. Об этом надо в ближайшие дни поговорить с комсоргами рот.
Собрание явилось для комсомольского актива хорошей зарядкой. Примеры положительного опыта, имевшиеся в подразделениях, стали общим достоянием. Важно и то, что участники собрания вскрыли существенные недочеты в своей работе, наметили пути их устранения.
За словом последовало дело. Уже на следующий день в орудийных расчетах началась отработка взаимозаменяемости. Наводчики учились командовать расчетами, заряжающие приобретали знания и опыт наводки орудий, а подносчики готовились стать заряжающими я наводчиками. Даже ездовые по ночам осваивали правила меткой стрельбы.
Во всех подразделениях проводились занятия по опознаванию самолетов. Комсомольцы и в этом деле принимали активное участие. Они разыскали в газетах и журналах снимки различных советских и немецких самолетов, сделали вырезки, наклеили их на листки картона. В итоге получились неплохие наглядные пособия.
Ни на минуту не забывали мы и об оказании помощи командирам в укреплении воинской дисциплины. Мне пришлось присутствовать на комсомольских собраниях, на которых рассматривались проступки отдельных членов ВЛКСМ. В одной из рот второго батальона, например, критиковали молодого бойца, комсомольца, за халатное отношение к оружию — он потерял диск. «Как же так получается, дорогой товарищ, — говорили ему. — Наш народ трудится не покладая рук, а ты не дорожишь тем, что он дает нам для разгрома врага. Скоро, наверно, пойдем в наступление. Как же ты будешь стрелять из автомата без диска?» В тот же день в роте вывесили боевой листок с остроумной карикатурой: догнав гитлеровца, незадачливый боец молотком заколачивал в него патрон. Парень сгорал от стыда.
День ото дня улучшалось идейно-политическое воспитание молодежи. Члены бюро организовали чтение речи Владимира Ильича Ленина на III съезде комсомола. А однажды в блиндаже вдруг зазвучал голос родного Ильича, записанный на граммофонную пластинку. Ленин говорил о жизни трудящихся после свержения власти капиталистов и помещиков, о необходимости соблюдения в армии самой строгой дисциплины. Особое внимание бойцы обратили на слова Ленина о том, что «Красная Армия создала невиданно твердую дисциплину не из-под палки, а на основе сознательности, преданности, самоотвержения самих рабочих и крестьян»[8].
Как выяснилось, пластинку с речью Ленина привез в полк комсомолец капитан Трофимов Михаил Васильевич, прибывший к нам на должность командира роты. Любопытна история этой пластинки.
Перед отправкой на фронт после лечения в госпитале Трофимов побывал в клубе одного крупного предприятия на комсомольско-молодежном вечере, посвященном встрече молодых рабочих с воинами-фронтовиками. Осматривая клуб, он зашел в помещение радиоузла и узнал, что в фонотеке хранится много пластинок с записями опер Чайковского, Римского-Корсакова, симфонических произведений Шостаковича, песен и других музыкальных произведений.
— Вот это богатство! — удивился капитан.
— У нас есть вещи уникальные, — сказал секретарь комитета комсомола и, взяв с полки один из альбомов, пояснил: — Здесь самая дорогая для нас пластинка. На ней записана речь Владимира Ильича.
— Все уже слушали? — поинтересовался Трофимов.
— Конечно.
— Не могли бы вы послать эту пластинку на фронт? Представляете: фронт, и где-нибудь в блиндаже солдаты слушают голос Ленина…
— Один я этого не могу решить, — сказал комсомольский работник, — надо посоветоваться с товарищами.
И за несколько минут до отхода поезда, на котором уезжал Трофимов, на перроне вокзала появилась группа молодежи. С ними был старик, опиравшийся на трость. Секретарь комитета вручил Михаилу пластинку, а его спутник — старый большевик попросил капитана передать фронтовикам:
— Скорее освобождайте нашу землю от врага. Пусть имя Ленина всегда будет в ваших сердцах, всегда помните заветы Ильича.
Комсомольцы полка хранили эту пластинку пуще глаза. Она обошла все подразделения, речь вождя и учителя трудящихся слушали бойцы всех отделений.
Во взводах и отделениях каждый день устраивались громкие читки газет. Конечно, все в первую очередь интересовались событиями на фронтах, героическими подвигами воинов. Глубокий интерес проявляли воины и к жизни тыла, подолгу беседовали о трудовых делах рабочих и колхозников. Все это вселяло в бойцов чувство гордости за нашу Родину, мобилизовывало на упорную учебу, совершенствование боевого мастерства.
Однако влияние бесед во многом зависело от того, как их проводили. Комсоргом одной из рот был бывший студент исторического факультета пединститута. Он помнил сотни событий из истории всех времен и народов, знал тысячи исторических дат, мог даже назвать любимые кушанья Людовика XVIII, рассказать о настроении Петра I перед Полтавской битвой. В беседах с воинами этот комсорг без устали, чаще всего совершенно некстати, приводил исторические факты, делал немыслимые сравнения. Как-то мне довелось присутствовать на одной из таких бесед. Не помню уж по какому поводу, но он вдруг начал во всех подробностях рассказывать о том, как был убит царь Петр Федорович. «К чему это?» — подумал я, но не стал вмешиваться, полагая, что парень сообразит, что несет околесицу и вернется к существу вопроса. Но он не переставал смаковать все перипетии придворной борьбы. Вначале бойцы слушали его с вниманием, но постепенно стали расходиться, то под предлогом подмены напарника, то по другим причинам. Наконец один из бойцов, улучив момент, задал вопрос: