— А я из деревни, которой нет ни на одной, наверно, карте, и никто из односельчан не прославился, — сказал Сенько. — Но я думаю так: пусть для каждого из нас слова «я — ржеветянин», «я — оршанец», «я — чугуевец» звучат так же гордо, как «мы — ярцевчане», «мы — из Севастополя», «мы — из Кронштадта».
— Советские люди, — продолжал Залесский, — уважают национальные черты характера и обычаи трудящихся других стран, высоко ценят достижения зарубежной науки, техники и культуры, но больше всего ценят свою Родину. Вот послушайте, как писал об этом выдающийся русский писатель Салтыков-Щедрин: «Перенесите меня в Швейцарию, в Индию, в Бразилию, окружите какою хотите роскошною природой, накиньте на эту природу какое угодно прозрачное и синее небо, я все-таки везде найду милые мне серенькие тоны моей родины, потому что я всюду и всегда ношу их в моем сердце, потому что душа моя хранит их как лучшее свое достояние».
— Хорошо сказано, — заключил Сенько. — Прямо в точку.
«Клуб» охотно посещали не только бойцы, но и офицеры. Командир взвода минометной батареи старший лейтенант Кармановский, возвратившийся из госпиталя, написал для клуба портреты полководцев прошлого — Александра Невского, Суворова, Кутузова. Потом он создал несколько портретов бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях. Получилась своего рода картинная галерея.
В «клубе» время от времени демонстрировались кинофильмы. И тогда в зал собиралось так много людей, что приходилось сидеть вплотную друг к другу и на коленях товарищей. Здесь проводились и офицерские собрания, на которых нередко бывали командир дивизии, начальник политотдела.
И, конечно же, в «клубе» собирались комсорги рот, батарей, сержанты и старшины, чтобы обсудить текущие дела. Запомнился один из сборов младших командиров, на котором присутствовал командир полка. Речь шла о воспитании волевых качеств у сержантов. Желающих выступить было много. Приводились примеры из практики. Спорным оказался вопрос о целесообразности того или иного решения, принятого младшим командиром, и способах его реализации. Одни заявляли, что коли решение принято, то волевой командир не отступит от него, добьется его осуществления. Раздавались возгласы: «А если решение неверное?» Те, к кому относилась эта реплика, отвечали: «Если командир меняет ранее принятое решение, то он безволен». Кто знает, к чему бы привела эта дискуссия, если бы в заключение не выступил Петр Викторович.
— Интересную вы тему подняли, а подходите к ее разрешению односторонне. Не только в суждениях, но и в делах надо иметь гибкость. Если командир принял решение — обязан добиться выполнения. Но жизнь-то не стоит на месте, она все время вносит коррективы. И правильно поступит тот командир, который с учетом изменившейся обстановки подправит свое решение. Вот в этом-то и есть одно из наипервейших волевых качеств. По себе сужу: любой предстоящий бой представляю, но, чтобы отдать приказ батальонам, каждое его положение с начальником штаба и его помощниками оттачиваю. Ведь в решении командира — судьбы человеческие, от него во многом зависит исход сражения. Отдать приказ надо толково, чтобы люди поняли, всем сердцем восприняли поставленную перед ними боевую задачу…
Почтальон доставил комсоргу Ющенко несколько толстых пакетов. В них оказались книги, присланные из Москвы девушкой, с которой Василий начал переписываться со времен известного уже читателю письма разведчиков в радиокомитет.
— Ну, друзья, теперь живем! — весело сказал товарищам Ющенко. — Смотрите, какое сокровище!
Первая книга, вынутая из пакета, была хорошо известна комсоргу. На титульном листе он прочел: «А. С. Грибоедов «Горе от ума». Затем были извлечены «Кому на Руси жить хорошо?», «Сказание о полку Игореве», «Бедная Лиза»… А на листочке ученической тетрадки была сделана приписка: «Вы писали, что не успели закончить среднего образования. Пусть эти книги напомнят, что, когда окончится война, сразу же продолжите учебу».
Во втором пакете были «Наполеон» академика Е. Тарле, «Дорогами побед» Л. Соболева, «Непокоренные» Б. Горбатова. В третьем — «Война и мир» Л. Н. Толстого.
Владимир Владимирович Залесский, когда Ющенко рассказал ему о полученных пакетах, заметил: «Молодец она у тебя, эта девушка. Каждая бандероль подобрана со смыслом».
Книг, присланных Василию, было немного. Он давал их читать товарищам, но с предупреждением, чтобы обязательно вернули к такому-то дню. Дружба комсомольцев батальона с книгой крепла с каждым днем. И, хотя мы получали немало книг из политотдела, запросы воинов удовлетворялись далеко не полностью.
— А не создать ли нам полковую библиотеку? — предложил заместитель командира по политчасти третьего батальона Иван Спиридонович Родичев. — Чуть ли не у каждого офицера и солдата в вещмешке найдется заветная книга. Соберем все это воедино — вот и библиотека.
Комсомольское бюро полка поддержало это начинание. И к поступившим из политотдела книгам прибавилось немало личных книг, пусть изрядно потрепанных, но весьма ценных, интересных. Было решено скомплектовать библиотеки-передвижки, которые будут кочевать из роты в роту. Однако «центральная библиотека», как в шутку называли ее бойцы, находилась у Василия Ющенко.
Книги берегли пуще глаза, а вот с подшивками газет и журналов, хранившимися в «клубе», порядка не было. Кто-то ножом или бритвой вырезал из них отдельные материалы. И хотя бойцов предупреждали о том, что клубные газеты запрещено расходовать на самокрутки, а в «клубе» было установлено дежурство, случаи «расправы» с подшивками продолжались. Но вот как-то командир одной из рот восторженно сказал мне:
— Молодец-то какой наш Марченко! В роте стенд сделал из карикатур. Хохочут бойцы. Видел бы ты сам эти рисунки. Тут работы и Ефимова, и Кукрыниксов… Полсотни на стенде. Марченко каждый день их обновляет… И ты знаешь, комсорг, чуть свет люди тянутся к стенду, хотят узнать новенькое…
Выяснилось, что создатель стенда и расхититель подшивок — одно и то же лицо. Когда-то Марченко был недостаточно собранным. Под воздействием командиров и комсомольской организации он изменился к лучшему, отличился в бою, за что был удостоен медали «За боевые заслуги». А теперь Марченко создал стенд, доставивший много радости бойцам роты. Но как же быть с ущербом, который он нанес «клубу»? За порчу подшивок комсомольцы «пропесочили» его по всем статьям. Вместе с тем они предъявили претензии и к комсомольскому бюро.
— Думать надо, товарищи, как брать на вооружение юмор и сатиру, — заявил один из выступавших. — Без них не мыслится ратная служба.
…Мы получили пополнение. С каждым днем росла наша семья. И сейчас, когда остались позади ожесточенные бои за плацдарм, каждый из ветеранов полка отчетливо представил, какой поистине титанический труд совершил он, придя на берега Вислы.
Следовало обобщить, подытожить всю проделанную работу, поделиться опытом, накопленным в боях, рассказать молодому пополнению о героическом пути полка. Мы решили провести собрание комсомольского актива. С докладом выступил командир полка. Он высоко оценил работу комсомольской организации, назвал героев-комсомольцев, рассказал о ближайших задачах.
В разгар собрания в полк прибыл командир дивизии. Он тоже пришел в «клуб». Увидев за столом президиума Додогорского, подошел к нему, крепко пожал руку, попросил у председателя слова.
— Дорогие товарищи! Вчера доблестные войска Третьего Белорусского фронта вступили в Восточную Пруссию! — торжественно проговорил генерал. Вспыхнули аплодисменты, люди вскакивали с мест, кричали «ура», обнимали и целовали друг друга. Когда вновь наступила тишина, генерал продолжил свое выступление:
— Вы форсировали Западный Буг, Вислу, прошли с боями сотни километров, освободили сотни населенных пунктов. Честь вам и слава! Но впереди — новые, еще более тяжелые бои. Уверен, что ваш Краснознаменный полк в грядущих боях так же доблестно и геройски будет громить ненавистных немецко-фашистских оккупантов, как это делают войска Третьего Белорусского.
Блиндаж снова потрясло громкое «ура». Когда воцарилась тишина, генерал подозвал к себе Ивана Фролова.
— Слушай, сынок, слушайте и вы, товарищи комсомольцы. «Указ Президиума Верховного Совета СССР…»
Все, кто находился в блиндаже, встали, как по команде.
— «За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество, — торжественно читал генерал, — присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»… командиру орудия девятьсот шестьдесят первого стрелкового полка сержанту Фролову Ивану Акимовичу».
И вновь троекратное «ура» огласило блиндаж.
На дальних подступах к Берлину
Мы для победы ничего не пожалели.
Мы даже сердце, как НЗ, не берегли.
Январь 1945 года на Висле выдался холодным, ветреным. Земля, израненная снарядами, покрывалась ночью толстым слоем изморози.
Плацдарм на западном берегу, называвшийся пулавским, расширился, стал прочным. Гитлеровское командование, видимо, потеряло надежду ликвидировать плацдарм и на какое-то время прекратило бесполезные атаки.
Жизнь нашего полка, находившегося во втором эшелоне дивизии, шла сравнительно спокойно, если это слово вообще применимо к обстановке на фронте. После прорыва обороны противника и отражения его яростных контратак артиллерийские обстрелы казались нам вполне нормальным явлением.
На Висле полк пополнился офицерами. Привлек к себе внимание майор Александр Иванович Бидненко, назначенный командиром второго батальона.
Когда комсорг Анатолий Горецкий представился новому комбату, Бидненко шутливо проговорил:
— Что ж, принимайте меня в молодежную семью. Правда, комсомольского билета у меня уже нет, но дух комсомольский не выветрился.