рукой подать.
Андрей снова упал на землю, взвел курок. Ствол ходил ходуном, мушка плясала перед глазами и никак не могла лечь на спину вора.
Все-таки Андрей набрал воздуха в легкие, замер на секунду и выстрелил.
Федор упал сразу.
Андрей вскочил и помчался к вору. Остановился метрах в десяти – предосторожность не лишняя. В разведке он с такой дистанции ножом попадал человеку в плечо. Уголовники в лагерях тоже тренируются в метании острых предметов – ножей, заточек, топоров. Опытный оперативник рассказывал, что как-то один зэк в лагере на лесоповале на спор с двадцати шагов разрубил пачку «Беломора», метнув топор.
– Встань, сними пиджак и подними руки.
– Не могу, ты меня в ногу ранил. Лучше бы я тебе в башку попал, – в сердцах бросил вор. – А теперь перевязывай, ты обязан.
– Ах ты сволочь! Ты в тылу отсиживался, когда другие кровь на фронте проливали, в лагере жрал и пил, небось – прихода немцев ждал. Не сдохнешь!
Федор решил сменить тактику:
– Слышь, мусор! Давай разойдемся мирно? Признаю, твоя взяла. Ты забираешь саквояж и уходишь. Там шестьсот тысяч, тебе надолго хватит.
Ну да, хватит! Все купюры переписаны, схватят сразу. Да и не хотел Андрей бандитских денег – не так он воспитан. А Федька всех по себе меряет.
– А зачем мне тебя отпускать? Ты же все равно работать честно не будешь.
– Не буду, – подтвердил Федька.
– Значит, я тебя сейчас шлепну, а саквояж заберу. Тебя в живых оставлять нельзя, ты все равно попадешься, и про саквояж и про меня расскажешь.
– Зуб даю – молчать буду!
– А все-таки, Федор, не приходил тебе такой расклад в голову? Или ты на зоне совсем мозги потерял?
Федька, державшийся до этого с наглым видом, вдруг растерялся. Милиционер и в самом деле мог поступить так.
– А закон? – Федька выпучил единственный глаз.
– А что закон? Разве ты сам по закону жил? Теперь же, как приперло, про закон вспомнил!
Федька привстал:
– А что мне твое государство дало? Срок и баланду! Родители мои всю жизнь горбатились, а в тридцать первом их, как кулаков, – в Сибирь! Это по закону? А голытьбу в колхоз!
– Не разжалобишь, можешь не гнусавить! В войну народ и в тылу горбатился, чтобы фронт обеспечить. Зэки из лагерей на войну просились. Да в штрафные батальоны попадали, но через месяц уже в обычных частях были. А ты выжидал, чья возьмет!
– Задурили тебе мозги, мусор! Ты в лагерях не был, и сколько там народу сидит, не знаешь. Тьма! За три сорванных колоска, за опоздание на работу.
– Дисциплина должна быть. Но ты ведь не за нарушение ее сидел, а за воровство. И приметь, не трудовые деньги у работяги из кармана вытащил – из сейфов деньги похищал, вот такими же баулами. Работяг обокрал, гнида! – Андрей взвел курок.
Федька оттолкнул от себя саквояж:
– Забери все и уходи. Не хочу больше в лагерь!
– Ну да, отпущу я тебя, а ты снова воровать будешь? Ты же по-другому жить не умеешь!
И такая злость на Андрея накатила, что он вскинул револьвер и выстрелил Федьке в голову. Даже если бы он его привел – на себе притащил бы в милицию, что это изменило бы? Ну дадут ему еще один срок, отсидит он его, выйдет – и снова за свое? Так пусть лучше сдохнет – воздух чище будет.
Андрей обыскал убитого и в кармане пиджака нашел паспорт на имя Кудрявцева – явно поддельный, и пятьсот рублей мелкими мятыми купюрами. За голенищем сапога нашлась заточка. Повезло, что Федька в правую руку ранен был, иначе попытался бы применить ее. А вот теперь мертвый валяется.
Андрей открыл саквояж: пачки денег в банковской упаковке, новенькие. Накатила усталость, и Андрей уселся на землю. Где он? Поезд до Коломны не дошел, стало быть – Подмосковье. Но где ближайшая деревня? Надо искать телефон, сообщить о происшедшем.
Андрей тяжело поднялся, взял в левую руку саквояж.
Издалека донесся гудок паровоза. Надо идти туда. Вдоль путей всегда стоят будки обходчиков, путейских рабочих.
Начало смеркаться. До полной темноты он успел выйти к железной дороге, повернул влево. Идти по шпалам неудобно: через одну – шага не хватает, по каждой наступать – семенить приходится.
Через полчаса он добрался до деревянной будочки, в окне которой светился огонек. Андрей постучал в дверь.
– Кого принесло?
– Милиция, откройте.
Щелкнул запор, и выглянул железнодорожник – в черной тужурке и фуражке.
– Мне срочно нужен телефон, – заявил Андрей.
– Так у меня только железнодорожный, в город не дозвонитесь.
– Звоните, и желательно диспетчеру или кому-нибудь старшему.
Обходчик снял трубку телефона, висевшего на стене, и стал крутить ручку. На другом конце ответили.
– Добрый вечер, Михайловна. Дай мне диспетчера, – и передал трубку Андрею.
В трубке слышались шорохи, щелчки, потом раздался строгий женский голос:
– Слушаю, Андрей Михайлович.
Андрей от неожиданности едва не выронил трубку – откуда она знает его имя и отчество? Потом дошло, что обходчик – его тезка.
– Я из двадцать второго отделения милиции города Москвы. Мне срочно надо связаться хотя бы с городским управлением.
– Как ваша фамилия?
– Фролов.
– Попробую связаться. Повесьте трубку и ждите звонка.
– Принял. – Андрей повесил трубку.
– Садитесь, товарищ милиционер, – придвинул к Андрею табуретку обходчик.
Андрей уселся.
– Чайку горяченького не желаете?
– Если угостите, не откажусь.
Ему и на самом деле хотелось пить – давненько он так не бегал.
Андрей успел не спеша выпить кружку, когда раздался звонок. Он вскочил и снял трубку.
– Будете говорить с дежурным по городскому управлению милиции, – строгим голосом сказала диспетчер.
– Андрей Михайлович, выйдите на минутку, – попросил Андрей обходчика. Тот вышел.
– Нешто я не понимаю, служба! – бросил он в дверях.
В трубке щелкнуло:
– Дежурный по Управлению капитан Кузнецов слушает.
– Товарищ капитан, докладывает сержант Фролов из двадцать второго городского отделения милиции.
– Слушаю.
– Я был направлен на Павелецкий вокзал, увидел Федьку-одноглазого по фамилии Аверьянов – он садился в отправляющийся поезд. Я вскочил в вагон и стал досматривать документы. Аверьянов выпрыгнул, я за ним. В общем, я его догнал.
– Скрутил? Молодец!
– Нет, убил. Еще немного – и он в лес ушел бы. А уже смеркалось.
– Деньги при нем?
– Да, саквояж. Я его забрал – не бросать же в лесу.
– Правильно сделал. А то твой начальник отделения уже доложил, что постовой с дежурства пропал. Я доложу начальнику управления. Добираться до тебя далеко, раньше утра не жди. Ты ведь в будке обходчика на пятьдесят седьмом километре?
– Вроде так.
– Там и жди – не искать же тебя в лесу. Отбой.
В трубке щелкнуло, и дежурный отключился.
Андрей был рад, что не получил разнос от начальства и что ждать надо не у леса, а в будке. Ночью на природе прохладно, а он в летней форме.
– Андрей Михайлович, заходи! – Он распахнул дверь.
– Вот и славно, а то скоро поезд товарный должен быть. – Обходчик взял фонарь и вышел на крыльцо.
Андрей уселся на табуретку. Ему надо было обдумать, что говорить начальству. То, что вор выпрыгнул из поезда, объяснений не требует. Почему он выстрелил? Да Федька с заточкой бросился на него. Вот он и пальнул в порядке самообороны. Надо твердо стоять на этой версии, тем более что свидетелей нет.
Он попил еще чайку с обходчиком, откинулся спиной на стенку и задремал. Сквозь дрему слышал, как несколько раз выходил обходчик, встречая поезда.
В шесть утра зазвонил телефон, и Андрей очнулся от дремы. Голова была тяжелой.
Обходчик снял трубку.
– Это тебя, товарищ! – Он протянул трубку Андрею.
– Диспетчер говорит. К вам дрезиной выехала группа, встречайте.
Андрей вскочил, потер ладонями лицо. Хотелось есть, завтракал он сутки назад.
Вскоре подкатила мотодрезина, с нее спрыгнули четверо в милицейской форме, все незнакомые.
Андрей вытянулся, доложил старшему:
– Сержант Фролов.
– Куда идти?
– По путям несколько километров, потом вправо.
– Едем.
Дрезина довезла их до места, где Андрей вышел на насыпь – он запомнил его по километровому знаку.
Водитель дрезины, высадив их, уехал. Нельзя надолго занимать пути, надо было пускать поезда.
Они шли около получаса, и Андрей точно вывел группу к трупу.
– Молодчина, не заплутал. А уходил отсюда уже в темноте?
– Я в разведке на фронте служил.
– Понятно.
Эксперт сделал несколько фотографий с разных ракурсов, снял отпечатки пальцев.
– Он это. Видел я его живьем, давно, правда. Теперь подробно доложи, как было дело.
Андрей рассказал, как стоял у пакгауза, как увидел Федьку, не успев никому доложить – не было времени. Как сам сел в поезд и начал обходить его, досматривая документы, и как Федька, стоящий в тамбуре, сиганул с поезда.
– Не побоялся с поезда прыгать? – спросил его старший.
– Побоялся упустить, – признался Андрей. – Он здоровый и бежал, как лось. Я стрелял несколько раз издалека, ранил его. А ближе подошел – он на меня с заточкой бросился. Пришлось… – Андрей не договорил.
– Да, Федька был силен. Оперативники его втроем еле скрутили, когда брали. Ты бы один не справился. Поделом, собаке собачья смерть.
– Деньги считал?
– Нет. Открыл саквояж, глянул – деньги в банковской упаковке.
– Молодец. Не без шероховатостей, правда, но в целом – молодец.
– А что надо было делать?
– По ногам стрелять. У него подельник на свободе остался. Допросили бы – Носа бы взяли.
Вмешался другой оперативник:
– Так тебе Федька все и сказал. Он никого из подельников раньше не сдавал, все на себя брал.
– Это да.
Старший посмотрел на часы:
– Машина должна к будке подойти. Фролов, иди встречай, дорогу покажешь. Труп надо забрать на опознание. Ты заварил эту кашу – тебе и топать.