Андрей добрался до путевой будки, где уже стоял крытый грузовик из Управления.
Добирались кружным путем.
Глава 5Офицер
Пока доехали до Москвы, было уже три часа пополудни. Потом Андрей писал рапорт о происшествии и применении оружия. До своего отделения он добрался уже к вечеру – оружие сдать надо.
Начальник дожидался его:
– Доложи, как обезвредили Федьку Одноглазого, да с подробностями. С меня ведь начальство спросить может.
Андрей рассказывал ему битых полчаса – о том, как Федьку увидел, как тот в вагон на ходу вскочил. И даже о том, что Федька его ударил, не умолчал.
– В рапорте о том написал? – насупился начальник.
– Никак нет.
– Правильно, продолжай.
Закончил Андрей свое повествование тем, что раненый Федька с заточкой на него кинулся, и он в порядке самообороны выстрелил ему в голову.
– Все правильно сделал, молодец! Преступник обезврежен, причем преступник опасный, рецидивист. Деньги изъяты, и, я думаю, на днях будут возвращены на фабрику. Отлично! Работали многие: МУР, наш уголовный розыск. А ты, можно сказать, точку в деле поставил. Вижу – устал, двое суток на ногах. Своей властью даю тебе два дня отдыха, отсыпайся.
– Спасибо! Устал я, спать охота.
– Вот и иди.
Андрей поплелся домой. Чувствовал он себя, как выжатый лимон. Голова тяжелая, соображает туго, ноги налились чугуном.
Тетка встретила его причитаниями:
– Ты бы хоть предупредил, что не приедешь! Я тебе еду в старую душегрейку укутала, а тебя все нет… Я понимаю – служба, но не двое же суток подряд! Я уж испереживалась вся – не случилось ли чего?
– Что со мной может случиться? На фронте уцелел, а тут – дома. В оцеплении стоял.
Андрей не хотел волновать тетку: старая она уже, вдруг сердце прихватит или давление подскочит.
Он съел кашу, не чувствуя вкуса, разделся и лег спать. Господи, как же хорошо дома!
Проснулся он, когда за окном стояла темнота. Тетка ходила на цыпочках.
– Сколько времени?
– Десять часов.
Андрей поднял голову с подушки:
– Утра или вечера?
– Вечера, конечно. Ты чуть ли не сутки проспал. Есть хочешь?
– Как волк!
Андрей сбегал в туалет, умылся.
Тетка поставила еду на стол. Отварная картошка с укропом, селедка, черный хлеб, чай с сушками.
Андрей потянул носом – пахнет вкусно. И он накинулся на еду.
Тетка смотрела жалостливо.
– Андрей, у тебя зарплата когда?
– Должна быть завтра, – невнятно проговорил он с полным ртом.
– Слава богу! А то у нас денег три рубля осталось. И по жировкам платить надо.
– Плати. А я завтра в отделение схожу, получу.
Денежное довольствие обычно не задерживали, платили день в день. Вот ведь интересно! Он в руках держал саквояж, где лежала не одна его годовая зарплата, а дома денег почти нет.
Поев, он послушал новости по радио и снова улегся в постель. Валентине звонить уже поздно, а больше делать было нечего.
Утром он направился в отделение, где у кассы уже толпились сотрудники.
Встретили Андрея почти восторженно. Новость о том, что он убрал Федьку Одноглазого и вернул деньги, уже успела облететь отделение.
– Молоток, Фролов!
Его хлопали по плечу, шутили, что, мол, в кассу стоишь, а у Федьки вон сколько денег забрал. Некоторые откровенно завидовали:
– Не успел прийти в органы, как уже отличился! Везет же!
– А кто тебе не давал? – оборвал завистника подошедший капитан Васильев. – Вы в оцеплении вместе стояли, когда Фролов под пулемет пошел – в деревне, где бандитов брали. Что же ты не побежал? Шансы у вас обоих были одинаковы!
Говоривший стушевался.
– Да и за Федькой тоже не всякий с поезда на ходу сиганет и десяток километров преследовать его будет…
Сзади пробурчали:
– Он молодой, а у нас семьи. Случись чего – кто детей кормить будет?
Вопрос серьезный. Пенсия по утере кормильца, пусть и при исполнении служебных обязанностей, была мизерной.
Андрей дождался своей очереди, получил зарплату и вернулся домой. Деньги отдал тетке, только десятку себе оставил. А еще отдал ей талоны на продовольственный паек – полагался такой, как довесок к денежному довольствию. Невелик продпаек: сахар, крупа, маргарин, рыба – мороженая или соленая, но все же он позволял выживать.
Вечером позвонил Вале, поболтали о том, о сем. А дальше служба своим чередом пошла.
Только через неделю Андрея и начальника отделения с замполитом вызвали в Управление. В кабинете генерала объявили приказ по Управлению. Начальник и замполит досрочно получили очередные звания, а Андрею вручили именной пистолет «ТТ». Андрей понял, что отец Вали, Петр Вениаминович, слово свое сдержал.
Уже в отделе Андрей рассмотрел серебряную табличку на рукояти:
«Сержанту Фролову А. М. за успехи в борьбе с бандитизмом». И дата.
«ТТ» разглядывали все сотрудники – это было первое наградное оружие в отделении. Только начальник вздохнул:
– Чую я, Фролов, заберут тебя от нас.
– Почему?
– Уйдешь или на учебу, или на повышение. Попомните мои слова, хлопцы, он еще нами командовать будет.
Андрею стало неудобно перед товарищами – могут подумать, что он выслуживается. Хотя общим делом занимались. Повезло ему, не без этого, так ведь завтра другому подфартит. Сам Андрей успехам других не завидовал, а искренне радовался. Если другой сделал лучше, надо у него учиться. Стало быть, кто-то умеет отлично стрелять или бегать, или агентуры много навербовал. Опыт – дело наживное.
Этим же днем позвонила Валя, что было редкостью – обычно звонил Андрей.
– Тебя можно поздравить? Папа сказал, что тебя наградили именным оружием – вроде задержал ты какого-то крупного бандита.
– Насчет оружия верно.
– Так ты герой! А почему мне не рассказал первой?
– Ну… служебные же дела! Еще подумаешь – хвастаюсь.
– Завтра воскресенье, не забыл? Давай встретимся, погуляем.
– Я только «за» – обеими руками. Целую.
Валя прошептала – видимо, чтобы не слышал строгий отец:
– Я тоже тебя целую. До встречи.
На этот раз Андрей прикрепил к пиджаку награды, а в карман положил наградное оружие – наверняка Валя попросит показать. Собственно, почему бы и нет? Ведь заслужил.
Дверь в квартиру снова открыл ее отец. Он оглядел Андрея с видимым удовольствием:
– Заходи, герой!
Пригласив в гостиную, полковник подал Андрею руку – тот явно рос в его глазах.
– Рапорт твой читал. Не скрою, доволен. Матерый медвежатник был этот Федька. Правда – был, да весь вышел. Нам бы в органах побольше таких, как ты, мы бы преступной гидре быстро голову скрутили.
– Стараюсь.
– Не сбавляй оборотов, так держать!
– Есть.
Вошла Валя:
– Папа, хватит командовать, Андрей не на службе. Ой, да ты сегодня с наградами! Как здорово! А именное оружие взял?
– Специально для тебя, любуйся. – Андрей вытащил магазин с патронами и протянул пистолет Вале.
– Тяжелый какой! – Девушка прочитала табличку.
– Как у героев Гражданской войны – Буденного или Ворошилова! Завтра девчонкам расскажу – обзавидуются!
– Валя! – укоризненно покачал головой отец. – Может, по такому случаю по рюмочке?
– Знаю я тебя! Сначала рюмочка, потом разговоры пойдут. Андрей, уходим.
Они гуляли, в кафе ели фисташковое мороженое, катались на колесе обозрения. С высоты Москва казалась огромной, просто без конца и края – улицы, дома.
– А представляешь, что будет через десять, двадцать лет? – мечтала Валя. – Дома построим новые – уже пять высоток заложили. Машины красивые ездить будут, люди будут ходить нарядно одетые…
– Мы к тому времени старые будем, – спустил ее с небес на землю Андрей.
– Вовсе и нет! Через десять лет тебе сколько будет?
– Тридцать пять, почти пожилой.
Валя звонко расхохоталась:
– У нас с тобой все впереди! Тридцать пять – пожилой! Вот уморил!
На аллее в парке им встретилась знакомая Вали, из школы. Увидев ее, Валя взяла Андрея под руку:
– Познакомьтесь: это Верочка, учитель из нашей школы. А это Андрей. Его именным оружием наградили вчера!
Верочка смотрела на Андрея удивленно. Вот завтра разговоров в учительской будет!
Расставаться, как всегда, не хотелось, но завтра обоим надо было на работу.
Незаметно пролетело лето. Как-то неожиданно, хотя Андрей сам писал рапорт о направлении на учебу, пришел приказ о зачислении его в Московскую специальную школу милиции.
Андрей с бегунком пробежал по службам. Провожали его сотрудники с пожеланиями, добрыми напутствиями. Кто-то вспомнил о предсказании начальства, что Андрей не засидится в постовых, пойдет дальше.
Двадцать восьмого августа, как ему и было предписано, он прибыл в школу.
Москвичей, служивших непосредственно в московской милиции, была половина курса. Остальные курсанты были из Московской области и близлежащих областей вроде Тульской, Ярославской, Калужской. У многих на кителях – боевые награды. А возраст был разный, и Андрей опасался, что будет выглядеть «стариком». Но на построении с удивлением увидел, что возрастной разброс велик – от едва отслуживших срочную службу и не успевших попасть на фронт и до тридцатипятилетних, у которых были даже звания офицерские, в основном лейтенантские. Хотя не факт, что они имели опыт и стаж службы в милиции – ведь при приеме на службу звания присваивали не ниже армейских. Андрей в армии был сержантом, и в милиции имел такое же звание.
Репрессии в стране, поутихшие в годы войны, возобновились в январе 1948 года. В Минске был убит чекистами Соломон Михоэлс, затем разгромили еврейский антифашистский комитет. Жданов с резкой критикой обрушился на Ахматову, Зощенко, Шостаковича, назвав их «безродными космополитами».
А по улицам на самодельных громыхающих тележках разъезжали инвалиды – безногие, безрукие. Они просили милостыню, с горя, от ощущения своей ненужности пили «горькую». Сталин, с именем которого они шли в бой, распорядился выслать их из Москвы за 101-й километр, дабы не портили вид на улицах. Так генералиссимус платил своему народу за те великие жертвы, которые он принес.