Бомбардировка окончилась, но напряжение не уменьшилось. Мы приближались к Севастополю. Уже была ночь, и в небе стояла громадная луна. Силуэт нашего корабля отлично рисовался на фоне лунной дорожки. Когда он был примерно на траверзе Балаклавы, сигнальщик крикнул:
— Справа по борту торпедные катера!
Орудия открыли огонь. Трудность положения заключалась в том, что ночью нельзя увидеть торпеду и отвернуть от нее. Мы ждали, но взрыва не было. Очевидно, торпеды прошли мимо. Корабль продолжал идти полным ходом. Катеров больше не стало видно. Вероятно, они отстали.
И вот мы увидели в лунном свете кусок скалистой земли, о котором с гордостью и состраданием думает сейчас вся наша советская земля. Я знал, как невелик севастопольский участок фронта, но у меня сжалось сердце, когда я увидел его с моря. Таким он казался маленьким. Он был очень четко обрисован непрерывными вспышками орудийных залпов. Огненная дуга. Ее можно было охватить глазом, не поворачивая головы. По небу непрерывно двигались прожектора, и вдоль них медленно текли вверх огоньки трассирующих пуль. Когда мы пришвартовывались к пристани и прекратился громкий шум машины, сразу стала слышна почти непрерывная канонада. Севастопольская канонада июня 1942 года!
Командир все еще не уходил с мостика, потому что бой, в сущности, продолжался. Был только новый этап его. Нужно было войти туда и пришвартоваться там, куда до войны никто не решился бы войти на таком корабле, как «Ташкент», и где ни один капитан в мире не решился бы пришвартоваться. Нужно было выгрузить груз и людей. Нужно было успеть взять раненых и эвакуируемых женщин и детей. И нужно было сделать это с такой быстротой, чтобы можно было уйти еще затемно. Командир знал, что немцы будут ждать нас утром, что уже готовятся самолеты, подвешиваются бомбы. Хорошо, если это будут «хейнкели». А если пикирующие бомбардировщики? Командир знал, что, каким курсом он ни пойдет из Севастополя, он все равно будет обнаружен. Встречи избежать нельзя, и немцы сделают все, чтобы уничтожить нас на обратном пути. Я видел, как стоял командир на мостике и следил за разгрузкой. Его напряженное лицо было освещено луной. Двигались скулы. О чем он думал, глядя, как по сходням, поддерживая друг друга, всходили на корабль легкораненые, как несли на носилках тяжелораненых, как шли матери, прижимая к груди спящих детей? Все это происходило почти в полном молчании. Разговаривали вполголоса. Корабль был разгружен и погружен в течение двух часов. Командир взял на борт две тысячи человек. И каждый из них, проходя на корабль, поднимал голову, ища глазами мостик и командира на нем.
Василий Николаевич Ярошенко отлично знал, что такое гибель корабля в море. В свое время он командовал небольшим кораблем, который затонул от прямого попадания неприятельской бомбы. Тогда Ярошенко отстаивал свой корабль до конца, но не смог отстоять. Он к тому же был серьезно ранен. Корабль пошел ко дну. Ярошенко спас команду, а пассажиров тогда не было. Он последним остался на мостике и прыгнул в море только тогда, когда мостик стал погружаться. Он зажал тогда в одной руке партийный билет, а в другой револьвер, так как решил застрелиться, если выбьется из сил и станет тонуть. Тогда его спасли. Но что делать теперь? Теперь у него пассажиры — женщины, дети, раненые. Теперь надо будет спасать корабль или идти вместе с ним на дно.
Корабль вышел из Севастополя около двух часов.
1942 г.
Биография автора
Евгений Петров (псевдоним Евгения Петровича Катаева, 30 ноября (13 декабря) 1903–2 июля 1942) — советский писатель, соавтор Ильи Ильфа.
Брат писателя Валентина Катаева. Отец кинооператора Петра Катаева и композитора Ильи Катаева.
Евгений Петрович Петров (настоящая фамилия Катаев) родился в Одессе в семье учителя истории. В Одессе Катаевы жили на Канатной улице. В 1920 году окончил 5-ю одесскую классическую гимназию. Во время учебы его одноклассником был Александр Козачинский, написавший впоследствии приключенческую повесть «Зеленый фургон», прототипом главного героя которой — Володи Патрикеева — стал Евгений Петров.
Работал корреспондентом Украинского телеграфного агентства. В течение трех лет служил инспектором одесского уголовного розыска (в автобиографии Ильфа и Петрова (1929 год) об этом периоде жизни сказано: «Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины»).
В 1922 году во время погони с перестрелкой лично задержал своего друга Александра Козачинского, возглавлявшего банду налетчиков. Впоследствии добился пересмотра его уголовного дела и замены А. Козачинскому высшей меры социальной защиты — расстрела на заключение в лагере.
В 1923 году Петров приехал в Москву, где стал сотрудником журнала «Красный перец». В 1926 году пришел работать в газету «Гудок», куда устроил в качестве журналиста освобожденного к тому времени по амнистии А. Козачинского. Значительное влияние на Евгения Петрова оказал его брат Валентин Катаев. Жена Валентина Катаева вспоминала:
«Я никогда не видела такой привязанности между братьями, как у Вали с Женей. Собственно, Валя и заставил брата писать. Каждое утро он начинал со звонка ему — Женя вставал поздно, принимался ругаться, что его разбудили. «Ладно, ругайся дальше», — говорил Валя и вешал трубку».
В 1927 году с совместной работы над романом «Двенадцать стульев» началось творческое содружество Евгения Петрова и Ильи Ильфа (который также работал в газете «Гудок»).
Впоследствии в соавторстве с Ильей Ильфом были написаны: роман «Двенадцать стульев» (1928); роман «Золотой теленок» (1931); новеллы «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска» (1928); фантастическая повесть «Светлая личность»; новеллы «1001 день, или Новая Шахерезада» (1929); повесть «Одноэтажная Америка» (1937). В 1932–1937 годах Ильф и Петров писали фельетоны для газеты «Правда».
В 1935–1936 годы они совершили путешествие по США, результатом которого явилась книга «Одноэтажная Америка» (1937). Книги Ильфа и Петрова неоднократно инсценировались и экранизировались.
Творческое сотрудничество писателей прервала смерть Ильфа в Москве 13 апреля 1937 года.
В 1938 году уговорил своего друга А. Козачинского написать повесть «Зеленый фургон».
В 1939 году вступил в ВКП(б).
Петров прилагал много усилий для публикации записных книжек Ильфа, задумал большое произведение «Мой друг Ильф». В 1939–1942 годы Петров работал над романом «Путешествие в страну коммунизма», в котором описывал СССР в 1963 году (отрывки опубликованы посмертно в 1965 году).
Евгений Петров имел странное и редкое хобби: всю жизнь коллекционировал конверты. от своих же писем! Делал он это так — отправлял письмо в какую-нибудь страну. Все, кроме названия государства, он выдумывал — город, улицу, номер дома, имя адресата, поэтому через месяц-полтора конверт возвращался к Петрову, но уже украшенный разноцветными иностранными штемпелями, главным из которых был: «Адресат неверен».
В апреле 1939-го писатель решил, как обычно, потревожить почтовое ведомство Новой Зеландии. Он придумал город под названием «Хайдбердвилл», улицу «Райтбич», дом «7» и адресата «Мерилла Оджина Уэйзли». В самом письме Петров написал по-английски: «Дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Крепись, старина. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, уже совсем большая. Твой Евгений».
Прошло более двух месяцев, но письмо с соответствующей пометкой не возвращалось. Решив, что оно затерялось, Евгений Петров начал забывать о нем. Но вот наступил август, и он дождался. ответного письма. Поначалу Петров решил, что кто-то над ним подшутил в его же духе. Но когда он прочитал обратный адрес, ему стало не до шуток. На конверте было написано: «Новая Зеландия, Хайдбердвилл, Райтбич, 7, Мерилл Оджин Уэйзли». И все это подтверждалось синим штемпелем «Новая Зеландия, почта Хайдбердвилл». Текст письма гласил: «Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита выбила нас из колеи на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку письма. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты был с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во 2-й класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привез из России».
Петров никогда не ездил в Новую Зеландию, и поэтому он был тем более поражен, увидев на фотографии крепкого сложения мужчину, который обнимал… его самого, Петрова! На обратной стороне снимка было написано: «9 октября 1938 года». Тут писателю чуть плохо не сделалось — ведь именно в тот день он попал в больницу в бессознательном состоянии с тяжелейшим воспалением легких. Тогда в течение нескольких дней врачи боролись за его жизнь, не скрывая от родных, что шансов выжить у него почти нет. Чтобы разобраться с этими то ли недоразумением, то ли мистикой, Петров написал еще одно письмо в Новую Зеландию, но ответа уже не дождался: началась Вторая мировая война.
Во время Великой Отечественной войны Петров стал фронтовым корреспондентом. Погиб 2 июля 1942 года — самолет, на котором он возвращался в Москву из Севастополя, был сбит немецким истребителем над территорией Ростовской области. На месте падения самолета установлен памятник.
Хроника войны при жизни автора
21 июня 1941 года
• Завтра была война.
• Под властью гитлеровской Германии находилось 5 миллионов квадратных километров с населением свыше 290 миллионов человек.
• В 15.00 посла СССР в Лондоне Ивана Майского вызвали в Форин оффис, где ему вручили последние сведения о предстоящем нападении Германии. Принимавший его Криппс предупредил, что все немецкие суда, находившиеся в финских портах, получили предписание немедленно покинуть их, и сказал, что, по его мнению, Гитлер нападет завтра: он любит нападать в воскресенье, когда состояние боеготовности войск снижено.
• От 16.00 до 17.00 — наркому обороны СССР Семену Тимошенко и начальнику Генштаба Георгию Жукову передали с границы, что на советскую сторону перебежали 3 немецких коммуниста, а также 4 члена экипажа Ю-88, посадившие свой самолет на аэродром в Киеве, которые говорили об одном и том же: завтра на рассвет