«Странно,» — думал Сергей, украдкой наблюдая за её работой. «На войне нет места личному, здесь только долг, только служба. Почему же я не могу оторвать от неё взгляд?»
Времени на знакомства не было. Очередной налет, очередные раненые. Капитан Соколов оперировал уже шесть часов без перерыва.
«Вишневский, к столу! Будешь ассистировать.»
Осколочное ранение брюшной полости. Сложный случай. Пот заливал глаза, руки немели от напряжения, но он не позволял себе ни секунды слабости. Каждое движение должно быть точным, каждый шов — идеальным. Где-то на краю сознания пульсировала мысль: «Вот она, настоящая хирургия. Не учебники, не лекции — реальная борьба за жизнь.»
Елена словно читала его мысли, подавая инструменты на долю секунды раньше, чем он успевал их запросить. Их пальцы встречались над операционным столом, и каждое прикосновение отдавалось где-то глубоко внутри странным теплом.
«А ты молодец,» — Соколов одобрительно кивнул после операции. «Руки хорошие.»
Передышка выдалась только к вечеру. Сергей вышел из палатки, с наслаждением вдохнул свежий воздух. Рядом присела Елена, протянула кружку с водой.
«Тяжело первый день?»
«Уже не первый. Война идёт четвертые сутки.»
Они помолчали. Где-то вдалеке грохотали взрывы. Небо окрасилось закатным заревом — или это горел очередной город?
«У меня брат на границе служил,» — тихо сказала Елена. «Третий день нет вестей.»
Сергей хотел что-то ответить, но тут раздался крик: «Воздух!!!»
Налет начался внезапно. Они едва успели укрыть раненых. Бомбы ложились совсем рядом. Елена прижалась к нему, дрожа всем телом.
«Не бойся,» — он сам не понял, как эти слова вырвались. «Прорвемся.»
Страх пришел позже, когда всё стихло. А в момент налета было только четкое понимание: надо действовать. Защитить раненых, сохранить инструменты, спасти медикаменты. Елена работала рядом, и её присутствие придавало сил.
Когда всё стихло, начали разбирать завалы. Одна из бомб попала в соседнюю палатку. Раненых успели эвакуировать, но все медикаменты и инструменты.
«Война странно меняет людей,» — думал Сергей, помогая грузить раненых в машины. «Или просто показывает их истинную суть?» Он смотрел, как ловко Елена организует погрузку, как успокаивает испуганных бойцов, как находит время для каждого. «Настоящая фронтовая сестра. Настоящий ангел милосердия.»
«Собираемся! Приказ на передислокацию!» — майор Громов был краток.
Через час медсанбат уже грузился в машины. Елена помогала Сергею переносить тяжелораненых. Их руки случайно соприкоснулись — словно электрический разряд пробежал по телу.
«Спасибо,» — она чуть улыбнулась. «За поддержку.» «Прорвемся,» — повторил он, уже увереннее.
Ночь накрыла колонну машин плотным покрывалом. Где-то вдалеке грохотали взрывы, но здесь, в кузове санитарной машины, царила почти мирная тишина, нарушаемая только стонами раненых.
Сергей проверял повязки, считал пульс, делал назначения. Работа, спасительная работа, не дающая времени на лишние мысли. И все же… все же перед глазами стояло лицо Елены, её сосредоточенный взгляд над операционным столом, легкая улыбка, промелькнувшая в момент их короткого разговора.
«Война все спишет,» — говорили старшие товарищи. «На войне каждый день может стать последним.» Но он гнал от себя эти мысли. Не время. Не место. Сейчас главное — спасать жизни. А чувства… чувства подождут.
Впереди была дорога на восток. Отступление. Но они знали — каждый спасенный боец вернется в строй. Каждая спасенная жизнь — это удар по врагу.
Машины тронулись в ночь. Сергей сидел рядом с ранеными, держа руку на пульсе самого тяжелого. В соседней машине была Елена. Почему-то от этого становилось спокойнее.
Так начиналась его война. Их война.
История 3Письмо из дома
Почта догнала их медсанбат под Витебском. Треугольники писем — маленькие вестники мирной жизни — разлетелись по палаткам, как белые птицы надежды.
Сергей развернул листок, исписанный знакомым маминым почерком. Буквы прыгали перед глазами — три дня без сна давали о себе знать. Присел на ящик с бинтами, прикрыл глаза. Только сейчас понял, как устал.
«Сереженька, родной наш!
Пишу, а за окном дождь. Помнишь, как в детстве ты любил бегать по лужам? А папа всегда говорил — пусть бегает, зато крепче будет.»
Память услужливо подкинула картинку: летний ливень, мокрые босые ноги, смех и теплые мамины руки с полотенцем. Как давно это было. Словно в другой жизни.
«Папа теперь сутками в госпитале. Говорит, раненых все больше. Я помогаю, как могу — бинты стираю, белье готовлю. Все женщины нашего двора собираемся по вечерам — вяжем теплые вещи для фронта.»
Сергей машинально потрогал карман гимнастерки, где лежал отцовский крестик. Интересно, как там отец? Справляется ли с потоком раненых? Теперь-то он понимал, каково это.
«А помнишь Колю Зайцева, вашего однокурсника? Его матери похоронка пришла. Первая на нашей улице. Она кричала так страшно.»
Строчки расплылись перед глазами. Коля… Весельчак Колька, который мечтал стать детским врачом. Который на выпускном вечере говорил тост за будущее.
В палатку заглянула Елена. Увидела письмо, тихонько отступила — не хотела мешать. Но Сергей успел заметить, как дрогнули её губы. Наверное, тоже ждет весточки от брата.
«Мы с папой каждый вечер молимся за тебя. Папа достал твою детскую фотографию — помнишь, где ты с его стетоскопом? Говорит, знал всегда, что врачом будешь.»
Стетоскоп. Тот самый, старенький, с потертой трубкой. Сейчас он лежал в санитарной сумке — единственная связь с прошлой жизнью. Отец отдал его перед отъездом: «Береги. Он счастливый.»
За пологом палатки послышались голоса — привезли новых раненых. Сергей торопливо сложил письмо. Работа звала.
«Сынок, береги себя. Папа говорит — главное, руки беречь. А я говорю — сердце береги. Без сердца врач не врач.»
Мамины слова эхом отозвались в душе. Сердце… А ведь она права. За эти дни он понял — без сердца здесь нельзя. Каждый раненый — чей-то сын, брат, отец. За каждой перевязкой — судьба, за каждой операцией — жизнь.
Из конверта выпала фотография — та самая, о которой писала мама. Маленький Сережа с отцовским стетоскопом. Глаза горят, улыбка до ушей — будущий доктор! Сергей невольно усмехнулся: как же все изменилось. Тогда медицина казалась игрой, увлекательной и немного таинственной. Теперь всё иначе, по-взрослому!
Теперь она стала передовой, где каждый день — бой со смертью. Где победа измеряется спасенными жизнями, а поражение? О поражениях думать не хотелось.
Краем глаза заметил, как Елена перебирает медикаменты, готовясь к ночному дежурству. Интересно, какой она была до войны? О чем мечтала? Может, тоже, как и он, играла в детстве в больницу?
«Доктор, там боец в сознание пришел, просит пить.» — её голос вывел из задумчивости.
Он спрятал фотографию в нагрудный карман — поближе к сердцу. Туда же, где отцовский крестик. Два талисмана — один от прошлого, другой для будущего.
«Сердце береги.» — мамины слова вдруг обрели новый смысл. Не просто сострадание к раненым, не только врачебный долг. А что-то большее, глубинное, то, что заставляет замирать, когда видишь, как Елена склоняется над ранеными, как ласково поправляет им подушки, как тихонько напевает колыбельную бойцу в бреду.
Война учила многому. Например, тому, что настоящие чувства не нуждаются в словах. Они — в касании рук над операционным столом, в молчаливой поддержке во время бомбежек, в чашке горячего чая, заботливо оставленной после тяжелой смены.
Ночью, между операциями, он пытался писать ответ. Строчки выходили короткие, рубленые: «Дорогие мои! Жив, здоров. Работы много. Учусь у хороших людей. Папа был прав — настоящая хирургия начинается здесь.»
О бомбежках — ни слова. О страхе — молчок. О том, как дрожат руки после тяжелых операций — тоже. Зачем их волновать?
Написал и о Елене. Коротко, будто между прочим: «Медсестра у нас хорошая. Елена. Папа бы её одобрил — руки золотые.»
А перед глазами стояло: как она успокаивает раненых, как ловко меняет повязки, как улыбается устало после ночного дежурства. И что-то теплое разливалось в груди от этих воспоминаний.
Утром снова привезли раненых. Письмо так и осталось недописанным. Война не ждет. Елена встретилась ему в перевязочной. В руках — треугольник письма.
«От брата?» — спросил глазами.
Она покачала головой. Понял без слов — нет вестей.
«Товарищ военврач, срочно в операционную!» — голос старшей медсестры прервал их безмолвный диалог.
Сергей торопливо сунул недописанное письмо в карман. Впереди была работа. Тяжелая, страшная, но необходимая. Та самая, о которой писал отец: «Врач на войне — как солдат. Только оружие у него — скальпель, а победа — спасенные жизни.»
А письмо… Письмо можно дописать потом. Если успеет. Если доживет до следующей передышки. Сейчас главное — спасать. Лечить. Возвращать в строй.
Мамины строчки согревали душу: «Береги сердце, сынок.» Он старался. Честное слово, старался…
История 4Урок мужества
Раненого привезли на рассвете. Тяжелое осколочное ранение в область сердца. Пульс едва прощупывался, дыхание — частое, поверхностное. Молодой совсем, лет двадцати.
«Товарищ военврач» — санитар протянул документы. «Лейтенант Смирнов. Прикрывал отход роты.»
Сергей склонился над раненым. Первый самостоятельный случай такой сложности. Капитан Соколов на другом участке, ждать нельзя — счет идет на минуты.
«Елена, готовь операционную.»
Руки привычно проверяли инструменты, но внутри все сжималось: справлюсь ли? Имею ли право рисковать чужой жизнью?
Словно услышав его сомнения, Елена тихо произнесла: «У вас получится. Я верю.»
Три простых слова, а словно силы утроились. Стетоскоп отца привычно лег в руки — как благословение на операцию.
«Начинаем…»