«Значит, и мы с Любушкой будем врачами?» «Если сердце подскажет.»
Вечером пришло письмо из Кабула:
«Родные мои! Сегодня спасли молодого лейтенанта, тяжелейшее ранение. Я держал его сердце в руках — в прямом смысле. И знаете, оно билось. Билось, как бьется сейчас мое — от счастья, что у нас родилась Любушка, от тоски по вам, от веры, что скоро увидимся.»
Елена-старшая, читавшая письмо вместе со всеми, вдруг замерла: «Наташа, посмотри — над колыбелькой.»
В лучах заходящего солнца отчетливо проступало знакомое сияние. Маленькая Люба улыбалась во сне, а над ней, казалось, кружили невидимые крылья.
В Калининграде весна пахла морем. Наташа часто выходила с коляской на набережную — туда, где когда-то они с Александром гуляли студентами. Маленькая Люба, как и все дети врачей, удивительно спокойно спала под шум прибоя.
Сергей Николаевич каждый день заходил к невестке:
«Ну, покажите мне мою младшую внучку-хирурга», улыбался он, склоняясь над коляской. «Смотри, Наташа, руки у неё точно как у Саши — длинные пальцы, сильные.»
Лена после школы бежала в госпиталь к дедушке — он разрешал ей присутствовать на перевязках. «Готовлю смену», говорил он коллегам. «Третье поколение подрастает. Теперь уже четвертое на подходе».
А в Кабуле Александр всё чаще ловил себя на мысли, что война меняет врача — делает его сильнее, опытнее, но и милосерднее. Теперь он понимал отца, его фронтовые записи, его взгляд, когда тот рассказывал о военных операциях.
«Знаешь, Игорь», сказал он другу после особенно тяжелой смены, «я назвал дочь Любовью не случайно. Здесь особенно ясно понимаешь — только любовь спасает. Любовь к жизни, к людям, к своему делу.»
В этот момент в небе послышался гул вертолета — очередной борт с ранеными заходил на посадку. Александр поправил халат: «Ну что, друг, пора. Они нас ждут».
А дома, в Калининграде, маленькая Люба открыла глаза — точно такие же яркие, как у отца, и улыбнулась, глядя в небо, где мерцало вечное, хранящее их род сияние.
История 4Военное братство
С Игорем Степановым они познакомились в первый же день в Кабуле. Тот встретил его у входа в госпиталь:
«Военврач Степанов. Из Ленинграда. Третий месяц здесь». «Соколов. Из Калининграда».
«Династия?»
«Да. Дед, отец…»
«Значит, сработаемся», просто сказал Игорь.
И действительно сработались. Как будто всю жизнь оперировали вместе. Руки понимали друг друга без слов, движения дополняли одно другое. В самые тяжелые моменты достаточно было короткого взгляда.
«У нас в Ленинграде», рассказывал Игорь между операциями, «есть старый профессор. Он говорит — настоящие военврачи как братья. Война роднит крепче крови».
В ту ночь их братство прошло первое серьезное испытание.
К осени их связка стала легендой госпиталя. «Вишневский-Степанов» — произносили с уважением. Если они вдвоем в операционной — значит, боец будет жить.
«Знаешь», сказал однажды Игорь после особенно сложной операции, «я ведь понял, почему у нас всё получается. Ты оперируешь не только руками — ты сердцем чувствуешь. Как старые земские врачи».
«Это не я», покачал головой Александр. «Это они — все, кто был до нас. Дед в Сталинграде, отец в Кёнигсберге… Они словно ведут руки».
В октябре их госпиталь попал под серьёзный обстрел. Игорь закрыл собой раненого — осколок прошел по касательной. Александр шесть часов боролся за жизнь друга.
«Брось, Саша», шептал Игорь в полузабытьи. «Легкое ранение.»
«Молчи, братишка. Я тебя не для того вытаскивал, чтобы ты тут разговаривал».
Ночью, когда кризис миновал, они долго сидели в палате:
«Теперь мы с тобой не просто братья по духу», улыбался Игорь. «Теперь у нас одна кровь — ты же мне свою перелил».
«Значит, твой сын теперь и мне племянник», серьезно ответил Александр. «А мои девочки — твои племянницы».
«Договорились, брат. Будем растить новое поколение врачей. Вместе».
А утром пришел приказ — Александра переводили в новый медсанбат, ближе к перевалу. Там, в горах, нужны были опытные хирурги.
История 5Возвращение
Домой Александр вернулся в декабре 1981 года. На перроне в Калининграде его встречали все: Наташа с маленькой Любой на руках, двенадцатилетняя Лена, родители и коллеги.
«Папка!», Лена бросилась первой. «А я уже в мединститут готовлюсь! Представляешь?»
Наташа просто смотрела, не скрывая слёз. Люба, увидев отца впервые, вдруг протянула к нему ручки — словно узнала.
«Сын», Сергей Николаевич крепко обнял его. «С возвращением в строй».
А над перроном, несмотря на яркое зимнее солнце, мерцало то самое, родное сияние. Словно все ангелы-хранители слетелись встречать своего подопечного.
Первые месяцы дома казались сном. После афганского пекла балтийская зима укутывала целебной прохладой. Александр вернулся в областную больницу — теперь уже заведующим хирургическим отделением.
«Вишневский вернулся!», передавали шепотом в коридорах. «Теперь и с военным опытом».
Наташа создавала вокруг него особый уют — размеренный, спокойный. Он не знал, каких трудов ей это стоило: талоны, очереди, обмены — всё это она брала на себя.
«Ты должен оперировать», говорила она. «Остальное — мелочи». Лена часто прибегала к отцу в ординаторскую:
«Пап, а расскажи про госпиталь! А какие операции самые сложные? А правда, что ты с дядей Игорем.»
Маленькая Люба делала первые шаги, цепляясь за его халат. И в такие моменты он понимал — вот оно, настоящее счастье.
По ночам иногда просыпался в холодном поту. Кабул не отпускал — взрывы, крики раненых, кровь на руках… В такие минуты выходил на балкон, смотрел на спящий город.
Отец словно чувствовал его состояние. Однажды приехал поздно вечером: «Пойдем, сын. Прогуляемся». Они долго шли по набережной. Молчали. Потом Александр не выдержал:
«Папа, я не могу рассказать Наташе… Там был случай. Мальчишка, восемнадцать лет. Множественные ранения. Мы с Игорем восемь часов… А он всё равно… И глаза его, папа… Они до сих пор снятся».
Сергей Николаевич остановился, положил руку на плечо сына:
«У каждого военного врача есть такой случай. Тот, который не отпускает. У меня был в сорок третьем. Молоденькая медсестра, осколочное… Я тоже не мог спасти.
И знаешь что? Это не вина наша — это война. Мы делаем всё, что можем. А они… они становятся нашими ангелами-хранителями».
Над заливом мерцали звезды. И впервые за долгое время Александр почувствовал, как отступает тяжесть с души. Отец понял. Отец знал.
«Теперь ты по-настоящему военврач», тихо сказал Сергей Николаевич. «И твои дети будут гордиться тобой, как ты гордишься дедом и мной».
После того разговора с отцом стало легче. Александр вернулся к себе прежнему — тому Вишневскому, которого знали и любили в больнице. Только опыта прибавилось, только руки стали еще увереннее.
Весной 82-го приехал Игорь с сыном. Мальчишка сразу подружился с Леной — она водила их в анатомический музей, с гордостью показывала отцовские медицинские книги.
«Смотри», улыбался Игорь, «растет смена. Как думаешь, доживем до их первых операций?» «Доживем», уверенно ответил Александр. «И еще на их детей посмотрим».
Время летело незаметно. Лена готовилась к поступлению в Смоленский мединститут — решила идти по стопам отца. Люба росла удивительно чутким ребенком — могла часами слушать рассказы деда о военной медицине.
Никто тогда не знал, какие перемены ждут страну. Что совсем скоро придется учиться жить в новой реальности, где всё другое — от денег до ценностей. Но Александр был спокоен — главное останется неизменным: преданность профессии, верность долгу, любовь к семье.
«Знаешь, Наташа», сказал он жене однажды вечером, глядя на засыпающих дочерей, «что бы ни случилось — мы выстоим. У нас есть главное — наше призвание. А если есть призвание — остальное приложится».
Над городом загоралась первая звезда, и в её свете мерцало вечное сияние — словно все ангелы-хранители собрались благословить новую главу в истории семьи военных врачей Вишневских.
Глава 12Время перемен
История 1Дочь военврача
Смоленский мединститут встретил Елену Вишневскую солнечным сентябрьским утром 1987 года. Старинное здание, пропитанное запахом формалина и хлорки, показалось родным — словно она бывала здесь раньше, в какой-то другой жизни.
«Вишневская? Дочь Александра Сергеевича?», профессор анатомии чуть прищурился. «Помню-помню его работу по полевой хирургии. Афганский опыт бесценен…»
В общежитии соседка по комнате, узнав фамилию, ахнула:
«Тот самый Вишневский? Военврач? У нас его методику преподают на хирургии!»
Елена не кичилась фамилией, но и не скрывала гордости. Вечерами писала домой длинные письма: «Папа, сегодня первый раз была в анатомичке. Знаешь, я вдруг вспомнила, как ты рассказывал о своем первом дне. И твои слова: главное — видеть за органами живого человека.»
В анатомичке Елена проводила всё свободное время. Старый лаборант, увидев её фамилию в списках, сам предложил дополнительные часы:
«Знаешь, девочка, я твоего деда помню. Сергея Николаевича. Он здесь после войны преподавал. А теперь вот ты.»
Она была похожа на отца — те же внимательные глаза, та же сосредоточенность во время занятий. Даже халат носила как-то по-особенному — строго, словно военную форму.
Письма из дома приходили каждую неделю. Мама писала о больнице, о маленькой Любе, которая уже в десять лет твердо решила стать детским врачом. Отец присылал медицинские журналы с пометками на полях:
«Леночка, обрати внимание на эту методику. И загляни в атлас — я отметил важные моменты».
По вечерам в общежитии собирались однокурсники. Говорили о медицине, спорили о методах лечения. Елена молча слушала, а потом вдруг выдавала такое точное замечание, что все замолкали: