Фронтовые повести — страница 55 из 85

4. Уличные старосты обязаны проводить всех лиц, подлежащих явке, вместе к назначенному сборному пункту своего участка; о неявившихся докладывать участковому инспектору письменно.

Невыполнение приказа карается как саботаж.

Местный комендант

майор Хольбер.


Валя задумалась. «Лица, имеющие определенную работу…» Слов нет, нужно устраиваться на эту «определенную работу». На языке товарища, беседовавшего с ней в горкоме, это называется легализироваться. Он наставлял Валю, что ей ни в коем случае не следует прятаться, таиться. Наоборот, она изо всех сил должна показывать, что давно с трепетом ждала этого «счастливого» дня и вот теперь с радостью предлагает свои скромные силы на службу новому порядку. Так что знай тот военный о страхе Вали и ее сестры, который они испытали в первые дни, увидев валивший мимо их домика поток немецких войск, знай он, что несколько дней девушки вообще не высовывали носа на улицу, скрываясь в своем убежище, он наверняка с осуждением покачал бы головой и, видимо, мог бы вообще забраковать кандидатуру молодой коммунистки. Так думала Валя, стоя у приказа немецкого коменданта города. Значит, комендатура уже приступила к работе. Надо полагать, в скором времени начнут функционировать и другие городские учреждения. Валя плохо представляла, как оккупанты станут управлять городской жизнью, но где-то, в каком-то месте им обязательно потребуются наемные руки, и вот здесь Валя должна проявить максимум изобретательности, чтобы выполнить первое задание.

Следует, видимо, сразу же подумать и о работе для Аси. Конечно, о своем тайном задании Валя ей ничего не скажет — по крайней мере, до поры до времени. Но забота о сестре целиком лежала на ее плечах, и Валя решила, что на работу им лучше устраиваться вместе. Устройство на работу к немцам в какой-то степени поможет ей избежать подозрений оккупационных властей. В этом городе она родилась и выросла, здесь училась и работала, стала депутатом горсовета, вступила в партию, и многие ее здесь знали. Партийный билет особенно беспокоил военного. На всякий случай он тогда подсказал Вале вполне правдоподобный вариант: что-де молоденькой двадцатилетней комсомолке было отказано в приеме — не утвердил горком партии, что заявление о приеме в партию было всего лишь безрассудством молодости. По глупости, мол, не подумала как следует…

Кто-то с силой толкнул Валю на тротуар. Оглянулась — немец с автоматом, а по дороге приближается колонна оборванных людей. Потом она разглядела немецких автоматчиков впереди колонны, сбоку и в хвосте. И похолодело, заныло сердце: через город гнали военнопленных. Забыв об опасности, Валя подступила к самому краю дороги, жадно вглядываясь в проходивших мимо нее красноармейцев. Пленные были разуты, небриты, их измученные лица казались девушке одинаковыми…

Колонна пленных миновала перекресток и повернула на запад. Там, на окраине города, для концлагеря огорожен огромный пустырь.

С тяжелым сердцем Валя побрела обратно домой. Не было прежнего зеленого Велиславля, утопающего в садах и цветниках. У Вали было ощущение, что на его улицы внезапно опустился плотный черный полог. Не город, а темница, давящая на всех его обитателей беспросветным мраком. Так тяжело сознавать все это. Хоть бы поделиться с кем, отвести душу. Но приказано затаиться и ждать, когда к ней придут связные. Рано или поздно они придут, и она начнет действовать, бороться. А что должны чувствовать все остальные, кому не удалось уйти на восток? Кто вынужден только ждать, находясь в полном неведении?..

За воротами дома громким лаем залилась цепная собака. От неожиданности Валя вздрогнула: таким довоенным, таким домашним показался ей этот собачий лай. В этом доме прежде жила ее знакомая Майя Серова, фельдшер городской больницы, молодая женщина, незадолго перед войной вышедшая замуж. В доме явно кто-то жил и сейчас. Но кто? Быть может, хозяева не успели эвакуироваться и остались в городе? Поддавшись соблазну увидеть знакомое лицо, поздороваться, поговорить хотя бы о житейских пустяках, Валя осторожно постучала в калитку. Собака залаяла еще громче. Загремела железная цепь.

Ворота были крепкими, высокими, и вровень с ними тянулся вокруг дома такой же надежный забор. Надеялись ли хозяева на крепость своих ворот, рассчитывая пересидеть страшное время? Надежды были призрачными, и все же Вале казалось, что за таким забором человек и в захваченном городе может чувствовать себя хоть в какой-то безопасности. Она вспомнила свой домишко, в котором обосновались они с Асей, — конечно, он не шел ни в какое сравнение с этим. Впрочем, Вале нет никакой нужды хорониться. Ей, наоборот, необходимо как можно скорее найти себе легальную работу при новом порядке. И эта мысль вдруг настолько придала ей уверенности, что она сначала ударила ногой в запертую калитку, как бы сердясь, что так долго не откликаются на ее стук, а затем громко, настойчиво постучала кулаком.

За воротами не переставая лаяла собака. «Да что они там, поумирали со страху?» — подумала Валя.

Наконец до ее слуха донеслись чьи-то робкие шаги.

— Откройте, там не заперто, — раздался со двора негромкий женский голос.

Валя приоткрыла калитку и увидела молодую хозяйку, стоящую на крылечке.

— Ой, Валечка, а я-то думала!.. — обрадовалась Майя и сбежала по ступенькам навстречу гостье. — Заходи, заходи скорее, Ты что, тоже осталась? А я никого не вижу, ничего не знаю.

Радость хозяйки, кажется, передалась и собаке. Крупный темный пес, натягивая цепь, махал хвостом и пытался приласкаться к Вале. Майя прикрикнула на собаку, и та послушно скрылась под крылечком.

В поспешности, с какою пес юркнул в свое убежище, Валя почувствовала страх.

— Тоже напугана? — спросила она, кивнув на сбежавшую собаку.

Майя невесело засмеялась и махнула рукой:

— Ох, все боятся! Ну, пошли, пошли в дом. Хоть поговорить со своим человеком.

Все же как ни казались смехотворными попытки запереться в собственном дворе, в своем доме, однако Валя на себе ощутила, насколько спокойнее дышалось под защитой забора и ворот. Отгороженный от остального мира двор походил на крошечный осколок прежней жизни. Все опасности, все неожиданности, казалось, должны были миновать притаившихся за воротами и заборами людей — так стремительная неудержимая вода послушно обегает крепкий валун на своем пути.

Поднимаясь на высокое крылечко следом за хозяйкой, Валя незаметно осматривалась: это становилось уже привычкой. Она обратила внимание, что с крылечка убран половичок, о который обычно вытирают ноги, — хозяева, видимо, не хотели, чтобы половичок на ступеньках лишний раз напоминал об обитателях притаившегося домика. Да, здесь боялись чужого человека. На входной двери, как заметила Валя, приделан новый запор, в сенях стояла большая бочка с водой — хозяева избегали лишний раз выходить из дому даже к колодцу.

Едва войдя в комнату, Майя придирчиво проверила, плотно ли задернуты шторы. «И здесь шторы!»— грустно улыбнулась Валя. Кажется, весь город задернулся шторами, добровольно отгородившись от внешнего мира.

— Вроде бы в своем доме живем, а получается, как в тюрьме, — пояснила хозяйка, заметив улыбку гостьи.

— А где твои? — спросила Валя, оглядываясь в опрятно убранной комнатке.

— Мама с ребенком у соседки. А Сергея мобилизовали тогда же, вместе с твоим отцом. Ты ничего не слыхала? Живы они, нет? Тут пленных часто гоняют, лагерь недалеко. Я уже все глаза проглядела. Может, к лагерю сходить, поспрашивать?

— Как-нибудь сходим, — пообещала Валя. Разговорились о знакомых, поделились нерадостными вестями. Время прошло незаметно. Только когда Майя стала расспрашивать ее о сестре, Валя спохватилась и, как ни упрашивала ее хозяйка посидеть еще немного, засобиралась домой.

— Аська одна, сидит взаперти. А я как ушла, так и с концом. Она теперь, поди, извелась вся. По теперешнему времени, сама знаешь…

— Да, да, — согласилась Майя. — А я вчера высунулась и — сама не рада. Была на площади? Видела? С первого дня висят. Это что же делается-то? Я после того спать не могла, так и стоят перед глазами.

Она проводила Валю до калитки. Из-под крылечка показался пес и, не приближаясь, деликатно помахал на прощание хвостом.

— Так ты заходи, Валечка. Все легче на душе… Берясь за скобу калитки, Валя внимательно посмотрела на хозяйку, кутающуюся в старинный теплый платок. Что сказала бы Майя, узнай она сейчас, с какой целью оставлена в городе Валя? А ведь в горкоме, наставляя ее, говорили как раз о таких, как Майя: эти люди, не успевшие уйти на восток, должны стать опорой в скрытой борьбе патриотических групп. Не все, конечно, — для подбора помощников необходимо время, терпение, проверка. Интересно, размышляла Валя, о чем думает эта молодая женщина? Муж ее сражается на фронте. На руках у нее мать-старуха и грудной ребенок. Побоится или нет?.. И все же вызвать ее на откровенный разговор сейчас Валя не решилась.

— Не думала еще, чем заниматься будешь? — осторожно поинтересовалась она.

Молодая женщина тяжело вздохнула:

— Что-то надо придумывать. Как ты считаешь, наши скоро вернутся?

Валя снова притворила калитку. В голосе молодой женщины прозвучала надежда, тоска по своим. Она не боялась Вали и спрашивала ее откровенно. Имеет ли право на такую же откровенность Валя?

— Когда-нибудь все равно вернутся, — сказала она Майе. — А пока надо как-то жить. У тебя же ребенок, мать.

— Я и сама ломаю голову… Ну, да заходи еще, поговорим, посоветуемся…

Они обнялись на прощание, и Валя торопливо зашагала по улице. Встреча с Майей, особенно коротенький прощальный разговор помогли ей рассеяться от мрачных впечатлений дня. Теперь она знала, что не одна в окружении врагов, что рядом есть человек, который одним своим присутствием придает надежду, уверенность, силы. Разумеется, до откровенного разговора с Майей еще далеко, но Валя была уверена, что в этой молодой женщине она нашла не только единомышленника, но и надежного помощника в будущем. Со временем, размышляла Валя, благодаря таким людям, как Майя Серова, в Велиславле может организоваться боевая и сплоченная группа подпольщиков, способная наносить врагу неожиданные и весьма ощутимые удары.